Черные птицы

Гермиона стояла у окна и повернулась на его шаги. В темноте он не видел ее лица, только худощавый силуэт. - Привет, - абсолютно мертвый голос, пустой, словно с пластинки. Так говорят заводные куклы. Драко плюхнулся в единственное кресло, в котором сидел и прошлый раз. Не хотелось ей отвечать, не хотелось ничего говорить. Да, он пришел. Потому что все равно ничем не был занят, кроме круглосуточного самоуничтожения у себя дома, кроме наблюдения за тем, как умирают его родители. А она вырвала его с этого всего, ворвалась и предложила уйти. Неважно куда, неважно зачем. Уйти с этого дома. Уйти от этих мыслей. Гермиона взмахнула палочкой и зажгла свечи. Теперь он мог видеть девушку, по крайней мере, она не была сейчас вся в крови. Обычная магловская одежда, волосы, собраны в пучок, уже заживающие раны на лице. Это была практически та Грейнджер, которую он знал раньше, только смотрела она так же, как той ночью. Будто ей выжгли глаза и оставили сиять в дырках две бездны, в которые страшно смотреть, в которые ты проваливаешься и падаешь. Цепляешься за что-то, обрываешь одежду, царапаешь в кровь руки и падаешь, падаешь. Еще миг, и ты разобьёшься вдребезги, уже слышно хруст ломающихся костей, подступает тошнота и больно даже думать… - Ей, - голос из вне, он уже не падает. Чертова привычка, чертова болезнь – он не знал, как это назвать, как это объяснить, что он опять видит свою боль, опять представляет, словно безумец, готовый убивать себя снова и снова, каждый раз в более извращенный способ. Драко шумно вдохнул воздух, ведь он пытался бежать от этого. Уйти. А боль ходит следом за ним, словно тень, ступает за ним каждый шаг. - Как мама? – девушка пыталась казаться вежливой, хотя совсем и не ждала ответа. А он и не ответил. Гермиона наблюдала за ним. Неестественно бледный, синяки под глазами, будто он не спал уже много дней, холодный. Наверное, его кровь и правда голубая, потому что сложно вообразить, что под этой белоснежной, даже слегка голубоватой, кожей бежит красная кровь. Полностью расфокусированный взгляд, словно у пьяного или под действием заклятия, вряд ли он вообще что-то соображал. Она не могла вспомнить, как выглядел Драко раньше, чтобы сравнить. Не могла вспомнить, как выглядит обычный человек, чтобы сравнить, похож ли он на такого. - На Мэнор наложено кучу заклятий. Моя семья теперь предатели для Лорда и убийцы для Ордена. Как только хоть одно заклятие будет сломано, отец аппарирует с матерью в другой конец мира. Там использована сильная магия, как ты пробралась? Он заговорил, девушка подошла ближе. - Пешком, как маглы, перелезла через забор, подошла к дому и аппарировала в комнату, - все было предельно просто. Она знала слабые стороны старых семей волшебников. Они думают, что все в этом мире завязано на магии. Они могут защитить свой дом кучей заклинаний, но даже не подумают закрыть на замок дверь. Ведь это слишком по-магловски. А они, безусловно, выше этого. - Пожиратели до такого не додумаются, - он все еще думал о своих родителях. Знал, что как только появится малейшая угроза, отец заберет ее. Он не позволит случиться этому еще раз. Тем более Пожирателям было сейчас не до того, чтобы преследовать предателей, они были на войне. - А Орден не будет преследовать твою семью. - Ты держись с ними связь? - Они думают, что я умерла. Малфой хмыкнул. Еще плюс один пункт к списку вещей, которые б не сделала подружка Поттера. Подружка живого Поттера. - Мертвых не боятся, Малфой. Так же как и не боятся трусов. Меня все считают мертвой, тебя – трусом, нам не составит труда к ним подобраться. Малфой сорвался с кресла, быстро подходя к девушке. Никто не смеет называть его трусом. Какая-то часть его сознания смеялась над тем, что он еще на что-то реагирует, что его уязвленная гордость еще дает о себе знать, что в нем еще что-то осталось от того самонадеянного мальчишки, которым он был в школе. Он подошел к ней еще ближе. От ее все еще пахло гарью, и хоть вся ее одежда была чистой и без следа крови, казалось, что в ее волосах - пепел. Он уже открыл рот, чтобы сказать, что она не смеет так говорить с ним, что она грязная гриффиндорка… Один взгляд – бездны в ее глазах вели к обрыву, с которого так легко сорваться в боль. Он отступил шаг назад. Все пустые, со школы заученные, обидные слова так и остались несказанными. Не хотелось уже ее доставать. Да и нечего было доставать. Достали уже, без него, достали до самой глубины и выпотрошили наружу, словно игрушку. Он снова сел в кресло. - Когда все стало настолько хреново? – Гермиона лишь пожала плечами на этот вопрос. Она не хотела об этом думать. - Нет смысла задавать себе вопросы, на которых нет ответа. - Сказала сортировальная шляпа, - хмыкнул Драко, вспоминая философские речи шляпы. Они должны были вспомнить Хогвартс, дом их детства, где прошло столько всего, как они совсем маленькими приехали туда первый раз и были очарованы всеми чудесами, как веселились в гостиных и упорствовали на уроках – но они не могли ничего вспомнить. У Гермионы все воспоминания о школе были связаны с Роном и Гарри, а она блокировала все мысли о них, Малфой видел лишь лица родителей, когда они отправляли его первый раз в школу, родителей, что сейчас растворялись в пропахшем травами воздухе их спальни. - Когда все стало настолько хреново? – почему-то повторила вопрос Гермиона. Драко подошел к окну и отворил его настежь, ему снова не чем было дышать. Свежий от дождя воздух врывался в комнату и отрезвлял мысли. Ни в одном из их пустых разговоров не было смысла. Ни в одном из их воспоминаний или прожитых дней не было смысла. «Иногда единственный смысл заключается в мести», - будто эти слова комната держала в своих стенах с момента их предыдущей встречи и сейчас решила эхом повторить. Они не знали, доведут ли дело до конца, смогут ли, захотят ли, будет ли это иметь какой-либо смысл, но сейчас это давало надежду. Давало единственное объяснение тому, почему они все еще живы, а не выбросятся в распахнутое окно. Давало причину заставлять себя думать и отгонять от себя ненужные мысли и боль. - Завтра обдумаем план. Ты можешь лечь здесь, я буду спать в соседней комнате, - сказала девушка. Малфой взглянул на односпальную кровать в углу комнаты. Сон - еще один его выход, чтобы забыться – или заставить себя утопать в боли или уснуть. Часто, последнее было намного сложнее сделать. Но сейчас он действительно хотел спать. Парень поднялся с кресла и пошел к кровати. Гермиона пододвинула кресло к раскрытому окну и села в него. - Я посижу здесь немного, - Малфой не обратил внимания на ее слова. Единственной его мыслью было забыться, лишь закрыть глаза и или его унесет сон, или он сам унесет себя туда, где боль имела внешность, где он мог ее видеть и слышать. Все с одной лишь целью – забыться, хотя бы на миг, забыться. - Не закрывай окно, - сказал он, закрывая глаза. Девушка кивнула, дождь заливал в комнату, но ее это не волновало. Она не чувствовала на себе холодных капель. Свежий воздух помогал собраться, она разрабатывала в голове план охоты на Пожирателей.