Это ещё не война

- Маргарет, извини. Наверное, это я виноват. Я сам обучался бессистемно, многое теперь уже не смогу повторить. Маргарет улыбнулась, пряча разочарование: вот уже пятый урок обращения с волшебной палочкой заканчивался ничем. - Я и не рассчитывала, - сказала она, убирая палочку в футляр и в рюкзак. - На самом деле то, что я видела и ощущала... Коул, это уже много. Он поскрёб затылок, не зная, соглашаться или казнить себя дальше. С одной стороны, он и сам уже не понимал, зачем затеял этот эксперимент. Зачем пытается раскрыть в другом человеке то, что хотел бы заглушить в себе? То, что доставляло им с Эмили столько проблем? "Но Маргарет - не Эмили, - вкрадчиво замечал внутренний голос. - Она не отмечена проклятием. Часть её души, которая загнана в подполье, просится на свет. Ты можешь помочь". "Я собирался выяснить, откуда у неё страшные сны, - пытался рассуждать Коул, - а вовсе не обучать её волшебству. Как же случилось, что я начал это делать? Что за странная амбиция?" Он боялся признаться себе, что уже не так сильно стремится отгородиться от волшебного мира, как раньше. Он хотел возвращаться в Косой переулок. Ему нравилась старая дверь, которая была видна только избранным, и нравилось быть в их числе. Ему доставляло удовольствие взмахом палочки зажигать фонари и притягивать к себе предметы. Он не хотел думать о том, что этим чарам его научила жуткая Беллатриса Лестрйндж. Из всех знакомых семьи Беллатриса уделяла младшим Кливенам больше всего внимания. Маленького Коула она часто сажала к себе на колени и, запустив пальцы в его густые волосы, рассказывала сказки про мёртвых принцесс. В сказках Беллатрисы было много страшных вещей. Например, волк с тремя головами. Или зеркало, забирающее души тех, кто в него смотрится. Но Коулу больше всего запомнились мёртвые принцессы. Одну он видел, как наяву: в светло-голубом платье, с короной на голове, она покоится на дне болота, а из сердца прорастает водяная лилия. Иногда Беллатриса показывала Коулу заклинания, совершенно не обязательно тёмные, часто — весьма полезные. Например, чары хамелеона. Когда Коул нашёл дедову палочку, то поначалу ждал, что её отберут, но никто и не подумал этого сделать. Родители смотрели сквозь пальцы на опасные развлечения сына. Беллатрисе, кажется, доставляло особенное удовольствие предлагать ему всё более сложные задачи. Но он был упрям, злость добавляла ему настойчивости, а одиночество давало бесконечные часы для тренировок. Когда появилась Эмили, Беллатриса совсем свихнулась. Малюсенькая девочка привела её в полный восторг. Коул смотрел на это с отвращением: он не понимал, почему взрослые думают, что с детьми можно так бесцеремонно обращаться. Ведь друг друга они так не тискают? Только детей и животных, как будто это одно и то же! Поэтому Коул, присматривая за сестрой, не позволял себе «нарушать её личное пространство». Он читал ей то, что сам находил интересным, а не то, что стояло на полке с детскими книжками. Он стоически ждал, пока она сама поднимется по ступенькам, зачерпнёт кашу, попадёт рукой в рукав. Часто неуклюжесть сестры его раздражала, но от комментариев он удерживался, а о том, чтобы быстро сделать за неё, не могло быть и речи. Впрочем, Эмили очень быстро всему училась. В два года она уже неплохо болтала, бегала и лазила, держала ложку и даже могла стукнуть ей кого-нибудь, например, Коула. Хотя вообще-то брата она обожала и всегда была тут как тут, если он что-то затевал. Зона отчуждения пролегла между ними после смерти родителей, когда пришлось скитаться. Коулу никак не удавалось объяснить Эмили, почему использовать магию опасно, почему, едва привыкнув к месту, надо искать новое... "Они заберут нас в тюрьму," — говорил Коул, но с каждым годом эта угроза действовала всё меньше, да и сам он уже не так крепко в неё верил. И вот настал момент, когда ему захотелось вернуться. Маргарет была благовидным предлогом вновь и вновь прикасаться к волшебству, поэтому его так расстраивали педагогические неудачи с ней - ведь каждая приближала его к тому моменту, когда придётся сказать себе "хватит". - Хочешь сходить в музей? - спросила вдруг Маргарет. - Необычный. Почти волшебный. - Ага, давай, - рассеянно согласился Коул, толком не расслышав, что она предлагает. Всю дорогу, тянувшуюся немало времени, он пытался навести порядок в своих мыслях. Но место действительно оказалось занимательным: целый дом с движущимися сценами викторианского быта. Первый этаж представлял городскую улицу и магазинчики, второй этаж - жилище состоятельной городской семьи. Сцены располагались за стеклом к большому сожалению Коула - по его мнению это портило реалистичность картины. Маргарет была согласна, добавляя, что давно мечтает потрогать все детали руками. Она подолгу задерживалась перед каждой витриной, опуская иногда по несколько монеток, чтобы прокрутить сюжет несколько раз.  - Гляди, там ещё в углу паучок спускается! - она теребила Коула за рукав. - А ты заметил, что кот украл с прилавка рыбину? Неужели просмотрел? Давай ещё раз! Я хожу сюда много лет, наверное, наизусть знаю эти сценки. И всё-таки не устаю смотреть. Монетки таяли на глазах, и когда они добрались, наконец, до витрины с детской комнатой и поездом, Маргарет вывернула все карманы - и ничего не обнаружила. Запас Коула тоже иссяк. Как назло, других посетителей не было: часы работы музея подходили к концу, последние туристы уже суетились в сувенирной лавке; на первом этаже смотрители гасили свет. - Как же так! - Маргарет поджала губы от досады. - Ты должен это увидеть, когда мы ещё соберёмся... Загорается семафор, медленно начинают крутиться колёса, паровозик выпускает облако белого пара - как они это делают? И птица взлетает и садится на провода... Это как бы настоящая железная дорога, но и игрушечная тоже... Медведь в углу встаёт на ноги и плюхается обратно... Коул?! - она с изумлением увидела, что сцена за стеклом движется. - Коул, ты бросил монетку? - Нет, - ответил Коул со странной смесью облегчения и обречённости в голосе, - это сделала ты. Ты заставила их двигаться.