Это ещё не война

Мистер Кливен внезапно расхохотался. У миссис Кливен, наливавшей молоко в вечерний чай детей, дрогнула рука. Коул поднял глаза от головоломки, которую решал со скуки, выжидая, когда наступит удобный момент, чтобы вежливо уйти. Этот момент как раз приближался: Эмили нездоровилось, она сразу после ужина поднялась в детскую; мать, вероятно, попросит Коула отнести ей чай туда. Мистер Кливен продолжал смеяться - до неприличия громко, захлёбываясь и с усилием глотая воздух в перерывах между приступами. Коул испугался. И даже миссис Кливен озабоченно поинтересовалась, всё ли в порядке с её дорогим мужем. - Дорогая, ты только послушай! - воскликнул мистер Кливен, переводя дыхание. - Ты только послушай, что они пишут в этих книгах! Он торжественно поднял перед собой толстую книгу в кожаном переплёте под старину. На обложке Коул прочитал: "Батильда Бэгшот. История магии". Это был один из учебников, купленных по школьному списку вместе с палочкой: отец решил, что они могут быть полезны Коулу в домашнем обучении. Но сперва он предпочёл лично ознакомиться с содержанием, и, похоже, не зря. "В Средние века люди, в чьих жилах нет волшебной крови (более известные как магглы, или простецы), очень боялись колдовства, но отличать настоящих ведьм и колдунов не умели. Иногда им все же удавалось поймать волшебника, но простецы не знали, что волшебникам огонь не страшен: они умели замораживать огонь и притворяться, что им очень больно. На самом же деле они испытывали не боль, а лишь приятное покалывание по всему телу и теплое дуновение воздуха. Так, Венделина Странная очень любила "гореть" на костре. И чтобы испытать это ни с чем не сравнимое удовольствие, сорок семь раз меняла обличье и предавала себя в руки магглов", - прочитал он и выразительно взглянул на жену. - Вот уж действительно чепуха! - фыркнула миссис Кливен. - Это кем надо быть, чтобы внушать нашим детям подобные бредни? - Альбусом Дамблдором, например, - пожал плечами мистер Кливен. - Величайшим директором в истории Хогвартса. Всё это очень в струе министерских проектов мира во всём мире и дружбы всех со всеми. Такое изложение истории отвечает вкусам большинства: одним это повод посмеяться над магглами, другим - простить их, ведь они были такие глупые, а вред от них был минимальный... Дамблдор не дурак вообще-то, просто выслуживается за старые грешки. Немного подумав и отхлебнув чаю, заботливо поднесённого женой, он обратился к сыну. - Коул, - сказал он с чувством, - теперь ты понимаешь, почему я не захотел отпустить тебя в школу? Ты ещё слишком мал, чтобы самостоятельно отличать истинные авторитеты от ложных. При твоём характере ты либо поверишь всему, чем начнут забивать твою голову — но это же катастрофа! — либо, напротив, ты потеряешь всякую веру в авторитеты — и в этом тоже нет ничего хорошего для человека твоего возраста. Поэтому я буду сам заниматься с тобой. Мы вместе прочитаем этот, с позволения сказать, научный труд от корки до корки. Я дам тебе комментарии по каждому клеветническому абзацу, по каждому несуразному факту, которые так и лезут из этой книжонки, стоит её раскрыть. Я дам тебе также прочесть некоторые манускрипты из нашей фамильной библиотеки. Твоя картина мира станет намного шире, чем сейчас, и ты убедишься, что я был прав, оградив тебя от поступления в учреждение для умственно отсталых, в которое превратился некогда славный Хогвартс. Груок, отнеси Эмили её чай, - попросил он. - Коула я задержу на некоторое время. Кажется, впервые в жизни отец адресовал Коулу такую длинную речь. С одной стороны, Коул был обескуражен и недоволен: очень нужно слушать эти разглагольствования сейчас, когда он собирался пойти к сестре и поиграть перед сном. С другой стороны, в нём загорелся интерес. Особенно его взволновало обещание насчёт отцовской библиотеки: читать он пристрастился ещё до рождения Эмили, поскольку был одинок, но сокровища рода, старинные книги, были слишком драгоценны, чтобы позволить их трогать ребёнку. В этот момент Коул почувствовал, что детство кончилось. Собственно говоря, трансформация в нём началась гораздо раньше, с того дня в доме Блэков, о котором он старался забыть. Окружающие заметили это — домовые эльфы, Беллатриса, Эмили... Мать тоже иногда останавливала на нём пристальный взгляд. Но сам он до сих пор ничего нового в себе не улавливал. В монологе отца он услышал больше, чем было сказано вслух: он, Коул, вырос. Он личность. С ним будут считаться — но и спрашивать с него будут уже не как со щенка. Коул постарался отбросить неприятные мысли о том, что раз уж отец взялся его воспитывать теоретически, практические занятия тоже могут вскорости последовать. Он переключил внимание на отца, который, откинувшись в кресле, излагал альтернативный взгляд на взаимоотношения магов и магглов в Средние века. - ...различные эпохи, в том числе такие, когда магглы признавали над собой власть таких, как мы, - поймал Коул с середины фразы. - Но потом пришло время, когда они сами получили силу, величайшую силу, во много раз превосходящую — увы, я признаю это с сокрушением! — всё наше веками отточенное искусство. В то время по слову самых жалких магглов, не знавших грамоты и не имевших, чем прикрыть наготу, горы сходили со своих мест и светила останавливали ход. Реки расступались перед ними, а дикие звери приносили им пищу. И что всего таинственней, - он понизил голос до шепота, - они могли повелевать и смерти. Можешь ли ты представить себе подобное? Твой предок, Гиллакомгейн Странник, оставил об этом свидетельство. Есть и другие свидетельства, которые ты прочтёшь в своё время. Что это было? Может быть, твой предок и другие ошибались, и на самом деле эти чудеса совершались чародеями? Нет, сила эта имела иную природу, она не нуждалась в заклинаниях и артефактах, и как бы сочилась из этих людей. Наше искусство они считали ложным, нечистым, и многие из нас поверили в эту хитроумную клевету и отказались от своего предназначения. К счастью, подобные дарования встречались не слишком часто, и быстро оскудели в среде магглов — как прежде наши глупцы послушали их, настал день, когда их глупцы начали слушать нас. Обещаниями величия или богатства, мудрости или даже бессмертия мы внушали к себе уважение сильных. Разумеется, мы не собирались делиться знаниями с магглами, да это и невозможно, но они проглотили приманку. Это было даже слишком просто. Гораздо интереснее было иметь дело с простым народом — им мы внушили страх перед любыми проявлениями чудесного. И когда наши люди проникли в ряды их чиновников, военачальников и особенно служителей их церкви, мы стали использовать открывшиеся возможности. Здесь написано, что маги-де не горят в огне. Ложь. Горят и не хуже, чем любая живая материя. Отними у рядового мага его палочку — он станет беспомощен, как котёнок, которого мучают дети. Мы пользовались этим, чтобы по закону магглов и руками их палачей убирать неугодных. Если кому-то и удавалось бежать, то происходило это, как и любой побег, по стечению обстоятельств, а не как правило. Магглы тоже иногда выходили живыми из застенков инквизиции. Кливены, Коул, твои мудрые предки, были теми, кто отлично понял преимущества жизни среди магглов. Многие занимали высокие должности параллельно в двух обществах. До принятия в 1689 году идиотского закона о секретности, мы были могущественны, соревнуясь в этом с Малфоями, которые, впрочем, сделались со временем слегка трусоваты и помешаны к тому же на чистоте крови. В моём роду это так и не стало непреложным законом — мы женились и выходили замуж за магглов, когда это могло принести пользу семье... или по любви. Иногда приходилось вести двойную жизнь, но чаще супруги не возражали против наших особенных занятий. Некоторые твои предки стали основателями или членами тайных обществ, в которые входили и их супруги, и многие другие магглы, и где на низших ступенях истинное искусство подменялось пустыми ритуалами, а на высшие ступени допускались лишь избранные. Мы всегда занимались Тёмными Искусствами. Запомни, сынок, не нужно бояться этой магии — она позволяет проникнуть в тайны Вселенной, подчинить себе силу стихий, достичь величия и познать самого себя. Знание опьяняет, мой мальчик. Когда-нибудь ты это поймёшь, ведь в тебе моя кровь и благородная кровь твоей матери. Я уже вижу в тебе эту тягу к высокому знанию, дерзость выдающегося ума — и горжусь тобой. А сейчас — быстро спать, — оборвал урок отец. Коул приложился к руке родителя и ушёл наверх, слегка шатаясь от впечатлений и усталости.