Спор на жизнь

      Анна очнулась в небольшой комнатушке с ветхими деревянными стенами, освещенной тусклым светом прилаженной к стене лучины. Обставлена она была скудной мебелью: узкая кровать с соломенным тюфяком, небольшой деревянный стол грубой работы, табурет и бельевой шкаф, — вот все нехитрое убранство, открывшееся ее взгляду. В углу потрескивала печь, окутавшая окружающее пространство приятным теплом. Из соседней комнаты доносился звон посуды и приятный аромат свежеиспеченного хлеба, заставивший девушку ощутить сосущее чувство голода в области живота.       Судя по слабости, расползавшейся по всему телу, Анна заключила, что пролежала тут достаточно долго. Память о событиях, предшествующих ее пробуждению, растворялась в смутных догадках. Голова потяжелела от духоты, пропитавшей каждый уголок горницы, и вскоре желание вырваться на свежий воздух стало для нее жизненной необходимостью, однако, сделав попытку подняться, она обессиленно упала на подушки.       Спустя несколько минут низкая дверь в противоположном конце комнаты со скрипом отворилась, и на пороге появилась скрюченная старуха, державшая в руках небольшой кувшин. На вид она была намного древнее ветхой избушки, в которой жила: редкие белые волосы были аккуратно сколоты на затылке, открывая обрюзгшее лицо; серые глаза заволокла белая пелена, частично лишившая ее зрения; глубокие морщины испещрили все лицо, делая ее похожей на сморщенную курагу. Плечи женщины покрывала изъеденная молью пуховая шаль, завязанная под обвисшей грудью. В целом, старуха, с ее трясущимися руками, представляла весьма жалкое зрелище, заставив девушку задуматься о неизбежности увядания жизни в любом человеке. — Проснулась, девонька, — скрипучим голосом начала женщина. — Где ж такое видано, что б зимой девица одна ходила? Так и сгинуть недолго. В наших лесах какой только нечисти не водится, страсть какие слухи по деревне ходят. Даже мужики бывалые с заходом солнца из дома нос не суют! — Сколько времени я тут пролежала? — спросила Анна, обратив все свое внимание на старуху. — Давненько. Уж первая седмица Нового года минула, а ты все в горячке томилась. Я было думать начала, что заберет тебя Всевышний, но видать под счастливой ты родилась звездой. Как звать тебя? Чай из благородных? Дорогие на тебе одежды были, жаль такая красота попортилась, — проговорила она, указывая на лежащие на табурете вещи.       Анна присела на кровати, заинтересовано слушая повествование женщины. — Спасибо Вам за то, что спасли меня. — Пустое, дочка, к тому же не моя в том заслуга. Спасителю своему благодарности возносить будешь, ежели он еще появится. — Спасителю?! — неуверенно переспросила Анна. — Ну да... Посреди ночи в дверь как застучал. Я спросонья аж перепугалась, чуть с кровати не слетела, думала, смерть за мной пришла. Открываю, а он на пороге стоит с тобой на руках. Весь в черном с головы до пят, тоже без плаща — видать у Вас, у благородных, принято зимой раздетыми ходить. Оттого и мрете от хвори всякой. Волосы у него цвета воронова крыла были сколоты сзади. Сам высокий, статный, будто с древнего полотна только сошел. Явно из господ, манерный. Много на своем веку их видывала, пока гувернанткой в городе служила. Я ему в глаза смотрю, а он мне — взгляд у него такой... холодный, будто душу читать пытается. Застыл в проходе, как каменное изваяние, а войти не решается, будто позволения ждет. Вот оно воспитание, не то что наши, деревенские мужики, ногой дверь пнут, снегу в избу нанесут, а ты убирай потом. «Не в этом дело, бабушка. Далеко не в манерах. Духи твой дом берегли — путь вампиру преграждали, вот и ждал он твоего приглашения, чтоб бдительность их усыпить. Сама себя защиты лишила», — подумала Анна, но прерывать старушку не стала, к тому же та явно получала удовольствие от своего рассказа.       Женщина налила в небольшую глиняную кружку ароматный травяной отвар, и протянула его девушке. — Пей. То, что пришла в себя — это хорошо, но вот сил ты много потеряла, за хворыми я ходить умею, глазом не моргнешь, как на ноги встанешь, не сомневайся, девочка.       Анна взяла в руки настой и несколькими глотками осушила до дна. Приятное тепло разлилось по ее телу, возвращая ей бодрость и ясность мысли. — А что потом было? — Занес он тебя внутрь и положил на тюфяк. Я тебя за руку беру, а она льда холоднее, видать кровь в венах застыла. Страсть, как я напугалась, думаю всё, ушла жизнь. А он меня все из комнаты справляет, говорит, мол дров надо в печь подкинуть. Ну, я и пошла, сама не знаю почему: с тех пор, как благоверный мой почил преждевременно, не слушала я мужчин, это они ко мне за советом ходили, а тут пошла, будто супротив мою волю его голос направлял. Возвращаюсь, а этот... у твоего изголовья стоит, руку кровоточащую платком шелковым закрывает, а на подушке кровь каплями застыла.       Анна инстинктивно потянула ладонь к шее, пытаясь найти там следы укусов, но пройдясь пальцами по нежной коже, облегченно вздохнула, а старуха, будто не замечая ее волнения, продолжала: — Я к нему навстречу: думаю рану перевязать надо, а он как шарахнется в сторону, видать припадочный какой-то, да так быстро, что я опешила. Секунду назад передо мной был, а тут раз — и за спиной. Вот помню, была я молодая, меня тоже догнать не могли, в ловкости с любым могла посоревноваться, не то что нынче. Сейчас и стакан воды, не разлив, налить не могу — старость, деточка. — А дальше? Что дальше было? — не выдержала девушка. — А что дальше?! Дал он мне мешочек золотых монет и наказал за тобой ходить, пока в себя не придешь. Я столько денег отродясь не видывала. Вот весна придет, крышу на конюшне перекрою да корову новую куплю, а то старая издохнет скоро. До конца дней нужды знать не буду, на старости лет Господь мне милость оказал.       Анна нетерпеливо поерзала. Больше всего она желала узнать о том, что с ней произошло, а была вынуждена слушать о планах старухи, которая вполне возможно не дотянет до весны. «Неужели и я на старости лет стану такой же? Нет, этого решительно не может быть! Она, наверное, и в молодости была занудой!» — девушка тряхнула головой, чтобы отогнать от себя мысли о старости, а старуха тем временем вернулась к своему рассказу: — После этого он ушел. Я к тебе подошла, смотрю, а ты вроде даже порозовела. Видать жизнь теплилась еще в твоем теле. Горячее вино и теплое одеяло сделали свое дело, и вскоре тебе стало легче, но вот к утру пришла горячка. Ты, как в агонии, металась по кровати, тебя даже привязать пришлось. — А этот...человек больше не появлялся? — перебила ее девушка. — Странный он, деточка, но не равнодушен к тебе. Видать я его не видала, но присутствие чувствовала. Не могу объяснить этого, уж думала, что рассудок помутился. Бывало дверь будто вихрь распахнет, а в комнате тягостное напряжение повисает, а вокруг пустота. Страшное дело. Иной раз я по воду иду и вижу, как тень в дом прошмыгнет и растворится. Я хоть и слепуха, но обмануться не могла. Страшное дело! Ой, страшное... — остановив свои причитания, она перекрестилась. — И как часто он приходил? — Да каждый день и приходил, как вечер наступит. Я уж было думала, что с ума схожу, возраст уже не тот, но когда на столе лекарственные снадобья нашла, в своей правоте и убедилась.       Старуха указала на стол, где стояла бутылка дорогого вина, мед, флакон опия и несколько коробочек с какими-то порошками. — Он явно не хотел, чтоб его видели, в темноте хоронился, — продолжила женщина. — В этом все мужчины — даже если переживают, ни за что этого не покажут, — лукаво процедила она, коряво подмигнув. — Я не думаю, что этому...эээ...человеку есть до меня какое-то дело! Всю жизнь я потратила на то, чтоб его убить, он в свою очередь хотел того же. — Фии, что за глупости, деточка. Если б он этого желал, то не принес тебя сюда и оставил бы твое замерзшее тело на растерзание диким волкам, а то и кому похуже. Вот был у нас несколько лет назад случай, вся деревня от страха трепетала: одна девушка в лес по грибы пошла и не вернулась, а потом ее нашли на опушке, разорванной на части — видать, оборотни постарались. — И все же это так... Просто он хочет поиграть со мной.       Призывное урчание в животе заставило старуху, уже собиравшуюся возразить, прикусить язык. Она встала с кровати и направилась на кухню. — Это что ж я... совсем с тобой заболталась. Сейчас принесу еду.       Когда женщина вернулась, у нее в руках была крынка с молоком и огромный ломоть хлеба. — На-ка, а то неделю твердой пищи не ела, исхудала вся. Приходилось тебе силком куриный бульон заливать, чтоб от голода не померла.       Анна с жадностью вцепилась в хлеб, в очередной раз убеждаясь в нехитрой истине о том, что голодному любая, даже самая простая, пища кажется невероятно вкусной. Сдобрив все это большим глотком молока, девушка посмотрела на свою собеседницу, которая начала говорить: — Так на чем я остановилась?! Ах, да... Ты слишком молода для того, чтобы понимать, чего хотят мужчины. Вот помню, когда была я во служении у одного князя, изводил он меня, уж думала, что до греха доведет. Он лишь в проходе появлялся — сердце в пятки от страха уходило. Я все никак не могла понять, за что он меня так ненавидит. — Как раз это я прекрасно понимаю, — вмешалась Анна. — А потом поняла, — проигнорировав ее слова, старуха продолжила. — Когда заболела моя матушка, он помог. Сделал все, что от него зависело, и ничего не попросил взамен. Вот тут-то я и осознала, что неравнодушен он ко мне, а за злобой просто прятал истину. Мужчины в этом отношении трусы, боятся, что получат отказ, поэтому предпочитают скрывать чувства за маской презрения. Жаль, не получилось ничего — не ровня горничная князю, но память о нем до сих пор храню в сердце. Ах, знала б ты, какой красивой я была, краше, чем ты... — женщина вздохнула, вспоминая былые деньки. — Поверьте, в моем случае это не так: он бесстрастен, просто не способен...       Говоря эти слова, Анна смутно осознавала, что эта истина, которую она запомнила едва ли не с пеленок, больно уколола ее сердце. Девушка была вынуждена признать, что искренне хотела, чтобы все это оказалось ложью. За то время, что она провела в особняке графа, ей пришлось многое переосмыслить. Сама не веря своим ощущениям, принцесса поняла, что место ненависти заняла благодарность за то, что он спас ее, причем не единожды, но тут же рассудок восстал против, пытаясь вернуть ее чувства в прежнее русло. — К тому же несколько добрых дел не отменяет прошлых грехов, — добавила она. — Господь прощает даже самые грешные души, ты считаешь себя выше него, отказывая другим в милосердии? Уверена ли ты, что тебе дано право судить? — лукаво заметила старуха. — Нет, но... — Так в чем же дело? За свои грехи он будет держать ответ в другом мире, предстанет пред высшим судом. Сейчас его душа стремится к свету, пусть и неосознанно пытаясь искупить былые злодеяния, но ты закрываешь перед ним двери. Уверена, что верно поступаешь? Думаешь, лучше будет, если, столкнувшись с отказом, он вернется к прошлому? Если он еще жив, значит, небеса дают ему еще один шанс. — Независимо от моих желаний он будет творить зло. В том его суть... невозможно противостоять своей природе, — проговорила Анна. — А чего желаешь ты? — поинтересовалась старуха. — Второй раз за последнее время мне задают этот вопрос... — Что ж тогда ты дважды благословлена, — ответила женщина.       При этих словах девушка густо покраснела, потому что перед ней вдруг отчетливо возник последний поцелуй с Дракулой; вполне отчетливое желание поднялось от низа живота к сердцу, разливаясь приятным возбуждением. Отказываясь принять природу этого желания, девушка попыталась отогнать от себя эти мысли. «Господи, что же это со мной?!» — подумала принцесса, а вслух добавила: — Я ничего не хочу от него. — Ой, ври, девка, да не завирайся! Все мысли у тебя на лице написаны! Понимаю, хорош мужчина, чувствуется в нем необузданная сила. Ух... Вот была б я моложе... — она резко усмехнулась. — Что Вы такое говорите? — краснея еще гуще, возмутилась Анна. — Не бывать тому никогда! — Видное ли дело! Это у Вас, господ, принято уводить глаза при упоминании о таких вещах, а мы в деревне народ простой. Предел мечтаний наших девиц — это здоровый муж, способный работать и защитить семью, а к остальному можно привыкнуть. Я вон со своим много лет прожила, хотя красотой он не блистал, да и прикладывал меня частенько, но вот случись что — мы в одно превращались, друг за друга горой. А ты нос воротишь, — фыркнула она. — Наши семьи враждовали много лет. По его вине погиб мой брат и, возможно, отец.       При этих словах старуха замолчала, очевидно, что-то обдумывая, но потом поинтересовалась: — А кто из его семьи погиб по твоей вине?       Анна слегка замялась, вспоминая о том, как она собственноручно убила Алиру, стала причиной смерти Маришки и Вероны. Она понимала, что сделала все верно, что на этот поступок ее благословили небеса, но также девушка понимала то, что монстрами невесты были лишь для нее, а значит, по отношению к Дракуле, который по-своему любил их, принцесса поступила ничуть не лучше.       Видя ее молчание, старуха заключила: — То-то и оно, девочка. Месть — гиблое дело, сердца растляет, а потом уж не поймешь, кто в том и виноват. — Это не одно и то же. Мы выполняли волю Господа! — Откуда тебе известна воля Всевышнего? Ты стала одной из немногих, кому явилось его откровение? — старуха в очередной раз перекрестилась, уставив на девушку мутные глаза. — Нет, но... — Может, как раз Господь хочет, чтобы вы, наконец, зарыли топор войны? Когда воюют сильные мира сего, страдают простые люди. Вон, сколько войн было?! Я трех сыновей схоронила, а они даже не знали, за что боролись. Просто один господарь против другого пошел — земли не поделили. — Когда речь идет об обычных людях, возможно, это и так. Наша история куда как запутаннее, — отворачиваясь к стене, прошептала Анна, давая всем своим видом понять, что не желает продолжать разговор. — Может, оно и так, но он воевать явно не намерен, потому что победа была у него в руках, но он предпочел сохранить тебе жизнь. Уж в чем-в чем, а в этом можешь не сомневаться. Скоро ты поправишься и покинешь этот дом, но лишь тебе решать, как жить дальше.       С этими словами женщина положила небольшой сверток около ее изголовья. — Это я нашла на столе на следующий день после того, как ты тут появилась. С такими вещами просто так не расстаются, — на ходу бросила она, положив на стол завернутую в платок вещицу.       Как только старуха скрылась за дверью, Анна схватила сверток и стала лихорадочно разворачивать. Ослабевшие руки плохо слушали свою хозяйку, но когда работа была закончена, девушка увидела большую золотую брошь, сделанную на восточный манер. Ту самую, в которой она блистала на маскараде, ту, что принадлежала бывшей возлюбленной Дракулы, чья загадочная личность не давала ей покоя.       Глядя на это украшение, сердце девушки наполнилось горькой болью, а ком подступил к горлу, мешая дышать. Она помнила выражение глаз графа, когда перед балом эта находка выскользнула из ее рук, и ясно понимала, что ни для какой игры Дракула бы не расстался с этим артефактом, а значит, он совершенно искренне хотел, чтобы столь дорогая его сердцу вещь была у нее. Но почему?       Все больше Анна понимала, что в словах старухи могло быть зерно истины, и теперь оно прорастало в ее душе, порождая там смуту. Вампир мог в любой момент убить ее, мог обратить, мог взять насильно, чтобы удовлетворить свою похоть, но не сделал этого. Он спас ее в тот момент, когда она проклинала его, защитил от другого вампира, не дал спрыгнуть с моста, подарил ей свободу, презрев вековую борьбу. Граф проявил милосердие к злейшему врагу, несвойственное его натуре; милосердие, которого он не выказывал при жизни, которое было чуждо ему и после смерти. Дракула сделал это для нее, и другого объяснения, кроме того, что озвучила для нее новая знакомая, у девушки не было.       Намного сложнее оказалось разобраться в своих собственных чувствах, понять есть ли они вообще в ее душе. Находясь подле графа, она неизменно чувствовала влечение к нему. Поцеловав его однажды, девушка желала снова и снова прикасаться к его губам, чувствовать их холодный жар, но это желание Анна всегда списывала на ту власть, которую он приобретал над ней в тот момент, когда сливался с ее сознанием. Сейчас же мужчины рядом не было, но возбуждение от призрачного поцелуя, явившегося ей, не проходило. Ее тело хотело близости с ним, это было очевидно. Но чего хотела душа? А душа хотела свободы, хотела вырваться из лап вампира. Принцесса получила желаемое, но не чувствовала счастья, даже наоборот — казалось, что она потеряла какую-то значимую часть своей жизни. Подобно рабу, не знающему, что делать с предоставленной свободой, Анна потерялась в своих сомнениях. Почувствовав облегчение от того, что вампир оставил ее в покое, она тем не менее испытывала смутное желание увидеть его.       В тот момент, когда старуха сообщила ей о том, что не видела Дракулу после того, как он оставил девушку на ее попечении, принцесса почувствовала укол обиды. В то же время, узнав, что граф все же интересовался ее самочувствием, удовольствие, в котором Анна не хотела себе признаваться, обступало ее со всех сторон.       Дракула в очередной раз был прав — в некотором роде он действительно был смыслом ее жизни. Все свое существование она сводила лишь к одной цели — убийству вампира, но добровольно отказалась от этого и теперь спрашивала себя почему. И это был еще один вопрос, который не давал ей покоя. Алира была обращена Дракулой, не выбирала свою судьбу, но Анна убила ее без жалости и сожалений. Так почему же она не смогла убить первоисточник всех этих бед?! Не смогла, не смотря на все его злодеяния, напыщенность, изощренный ум, надменный взгляд, чрезмерную самоуверенность...       Ответ пришел на удивление быстро: в тот момент ей руководил не холодный разум, а горячее сердце, которое, не дожидаясь ее сознательного выбора, подчинило себе тело, не давая совершить задуманное. И чем больше бунтовало сердце, тем сильнее негодовал разум. Какая-то часть ее души, отбросив доводы рассудка, хотела увидеть Дракулу, и это желание страшило ее. С горечью признавая то, что ненависть давалась ей намного легче, девушка, до боли сжав в руке брошь, повалилась на подушки.       Сейчас она вела войну с собой: ее душа разделилась на две равносильных половинки, которые схлестнулись в ее сердце, раздирая его на мелкие кусочки. Она понимала, что сейчас стоит на перепутье и неизбежно ей придется выбирать между долгом и душевным порывом, имя которого она страшилась облачить в слова, отрицая саму возможность возникновения этого чувства. Однако неизбежность давила на нее непомерным грузом, заставляя ее метаться, будто в агонии.       Ни один час прошел прежде, чем эти мысли отступили, погружая Анну в беспокойный сон. Казалось, что переживания, не дававшие ей облегчения в минуты бодрствования, преследовали ее и во сне, накладывая свой отпечаток на ее черты. Но ни одно переживание не может длиться вечно; когда на востоке забрезжили первые признаки рассвета, принцесса провалилась в пустоту, обещавшую ей несколько часов спокойствия.