Спор на жизнь

      Больше месяца прошло с того момента, как решающая схватка склонила чашу весов, навсегда изменив судьбы участников этих событий. На следующий день после кровавой бойни Дракула перевез свою пленницу в летний дворец в Будапеште, после этого они не встречались, хотя вечерами в большом зале Анна часто ощущала его незримое присутствие.       С удивлением для себя девушка отметила, что заточение не превратилось для нее в пытку, однако одиночество, пропитавшее каждый уголок особняка, с каждым днем наваливалось на нее с большей силой, вызывая непреодолимое желание с кем-нибудь поговорить, но слуги, встречавшиеся ей в коридорах, были на редкость молчаливы, вступая в разговор лишь при крайней необходимости. Дракула и вовсе не появлялся, что заставляло принцессу терзаться в сомнениях из-за безуспешных попыток разгадать его намерения.       В пользование девушке были предоставлены ее прежние покои, но в обстановку были внесены некоторые изменения: портрет незнакомки, занимавший почетное место на стене, исчез, зато на его месте появилось полотно, на котором раскинулись бескрайние просторы Трансильвании; в дальнем углу поставили изысканный туалетный столик, уставленный множеством флакончиков, с огромным зеркалом в середине; тяжелые бархатные портьеры заменили на полупрозрачные гардины, что делало спальню светлее и уютнее. В целом, комната полностью соответствовала требованиям, которые молодая леди могла предъявить к своим покоям.       Приятной неожиданностью стало и то, что никто не ограничивал передвижения девушки, и она могла коротать часы, исследуя нескончаемые комнаты великолепного дворца. Однако Анна прекрасно понимала, что свобода, предоставленная ей, являлась лишь эфемерной иллюзией, и как только она переступит порог дозволенного — последует наказание, но девушка старалась не отчаиваться и потратить это время с пользой, пытаясь найти ответ на загадку, не дававшую ей покоя.       Всё больше мысли Анны занимала личность загадочной Катарины, подобно вихрю, ворвавшейся в ее жизнь. Разумно заключив, что ответ на этот вопрос она сможет найти в семейной летописи, девушка проводила многие часы в библиотеке, изучая древние фолианты, пытаясь найти на пожелтевших от времени страницах ее имя, но все усилия были тщетны, что только разжигало интерес.       Однажды перебирая бумаги, Анна наткнулась на старую папку, перетянутую кожаным шнурком; ни без интереса ухватившись за нее, она стала изучать найденные документы. Сверху лежало несколько грамот, датированных 1457 годом, закрепляющими за монастырями Козия и Тисмана близлежащие земли, освобождая их от податей и повинностей. Далее лежали письма от монахов, благодарящих своего господаря за средства, которые он выделил для основания нескольких церквей. — Щедро... подумать только, никогда бы не поверила, что он столько денег тратил на церковную благотворительность, интересно, что с ним произошло после... — прошептала она, продолжая перебирать бумаги.       Дальше лежали купчие на землю в Австрии, Италии и Англии, а так же закладные на имущество и долговые расписки, на которых читались фамилии самых известных в Европе семей. Особый интерес представляли бухгалтерские книги, где каллиграфическим почерком были прописаны движение средств. Из них Анна узнала о том, что Дракула вкладывал немалые средства в строительство железных дорог, фабрик и торговых домов. Из писем, датированных 1861 годом, девушка пришла к выводу, что в начале Гражданской войны в США он почти задаром выкупил огромные партии хлопка, которые придерживал едва ли не до конца военных действий, после чего продал на английские мануфактуры, в десятки раз увеличив свою прибыль. — Хитрый ход: он использовал морскую блокаду южных штатов, зная, что европейским мануфактурам неоткуда будет взять хлопок, и, когда из-за дефицита цены на него взлетели до заоблачных высот, продал всё. Теперь понятно, откуда вся эта роскошь, — с ухмылкой проговорила она, продолжив листать учетную книгу.       Даже беглого ознакомления с документами хватило для заключения о том, что Дракула простирал свои интересы практически на все направления экономики, являясь держателем облигаций и акционером многих торговых, промышленных и финансовых структур, что давало ему контроль едва ли не над всеми политическими и социальными механизмами. «Пока мы тратим все свои ресурсы на то, чтобы отыскать его, он спокойно преумножает свой капитал, будто до нас ему нет никакого дела...»       С некоторым разочарованием отложив документы в сторону, Анна продолжила изучать бумаги, но так и не нашла ни единого упоминания о загадочной особе. — Будто ее вовсе не существовало, — прошептала она, с раздражением отбросив книги в сторону. — Что-то ищешь? — раздался голос за ее спиной.       Анна, за это время привыкшая к своему одиночеству, вздрогнула не столько от страха, сколько от неожиданности, поспешно закрывая книги. Мужчина, бросив беглый взгляд на кожаные корешки, слегка улыбнулся, но сохранил молчание, выжидая ответа. — Чем обязана этому визиту? Мне уже показалось, что за этот месяц Вы забыли о моем присутствии. К чему тогда держать меня здесь? — занимая оборонительную позицию, проговорила девушка. — Исходя из этого упрека, я могу сделать вывод о том, что Вам не хватало моего общества... — не менее церемонно заключил он.       Сказать по правде, Дракула попал в точку: за целый месяц он был первым, кто решил с ней заговорить. Звук его голоса сам по себе был подарком после стольких дней молчания, одиночества и неизвестности, к тому же, это была прекрасная возможность узнать о том, что вампир собирается с ней делать. — Я так и не получила ответ на свой вопрос... — Как и я на свой. Полноте, Анна, тебе прекрасно известно, что мне не составит труда это узнать. Давай не будем тратить время на препирательство?       Какое-то время они стояли в молчании, оценивая друг друга испытующими взглядами, но потом, не выдержав этого напряжения, девушка проговорила: — Кто такая Катарина?       Анна почти сразу пожалела, что задала этот вопрос, увидев молнии, которые запылали в глазах вампира при упоминании этого имени, но злость быстро угасла, превратившись в непроницаемую маску. Дракула присел на французскую софу, некоторое время раздумывая о том, стоит ли посвящать принцессу в такие подробности, после чего жестом пригласил ее присоединиться к нему. Девушка, не на секунду не упуская его из вида, села напротив, готовясь к долгому рассказу. — Катарина была дочерью старосты из гильдии ткачей в Брашове. Мы познакомились на лесной дороге во время военной вылазки против турок в те времена, когда я был господарем Валахии и Трансильвании. Она была совсем еще девчонкой, моложе, чем ты сейчас. Высокая, стройная, с золотыми волосами... — Это ее прядь я нашла в тайнике? — перебила Анна, желавшая подтвердить свою догадку.       Короткий кивок стал ей ответом, после чего Дракула продолжил: — Сейчас это кажется лишь воспоминанием, тенью прошлого, но тогда я был уверен в том, что это была любовь с первого взгляда. Я как мальчишка отдался этому чувству, презрев все правила, принятые в обществе. Сама по себе эта неравная связь была недопустима, а учитывая то, что я несколько раз посылал в Ватикан прошение о расторжении брака, она еще и черным пятном ложилась на репутацию всей семьи. Как ты понимаешь, мой отец не мог с этим смириться. — Об этом нет ни одного упоминания в семейных летописях... — проговорила девушка, повернувшись к окну, чтобы избежать встречи их взглядов. — Еще бы. Валерий сделал так, чтобы в веках не сохранилось и упоминания о ней, но это было отнюдь не единственным его поступком, — сжимая кулаки, прохрипел он. — Однажды во время охоты ко мне прискакал гонец с донесением. В нем говорилось о том, что разъяренная толпа привязала беременную к тому времени Катарину к позорному столбу на деревенской площади и насмерть забила ее камнями. Когда я приехал туда — увидел лишь изуродованное тело да отстриженные волосы рядом, но самым ужасным было то, что эту расправу учинили по прямому приказу моего отца. В тот день я навсегда похоронил все человеческое, что было во мне. Всю свою жизнь потратив на то, чтобы добиться процветания семьи, пытаясь отстоять независимость этих земель, я в ответ получил удар в спину от самого близкого мне человека. Предательство, простить которое невозможно: он убил не только Катарину, но и моего ребенка в ее чреве, а жители деревни ему в этом помогли. Тогда я поклялся, что отомщу, — при этих словах он подошел к окну, повернувшись спиной к девушке.       Анна видела, как солнечные лучи падали на его силуэт, окутывая вампира полупрозрачным дымом, по всей видимости, причинявшим ему боль, но, будто не замечая этого, а может, и сознательно так поступая, он продолжил, не скрывая горечи в голосе: — Приехав в деревню, мы предали смерти всех повинных в этом преступлении: я начал с детей, заставляя родителей смотреть на их смерть и мучиться так же, как мучился я, а потом... а потом я сделал тоже самое и с ними, оставив тела под солнечными лучами в назидание остальным. — Это бесчеловечно... — Бесчеловечно? Бесчеловечно убивать своего нерождённого внука! — срывая портьеру с окна, прокричал он, повернувшись к ней.       В этот момент Анна вскрикнула от ужаса, увидев обугленную плоть на его лице, которая быстро затягивалась, оставляя ставшее уже привычным лицо. — Но четко понимая, что селяне были лишь палачами, получившими золото от моего отца, я решил отомстить и ему. На обратной дороге мне встретился Ван Хелсинг, возомнивший себя божественным мстителем. Еще одно предательство: мой друг, мой брат, которого я не раз спасал, рискуя жизнью, встал на защиту обездоленных. Как всегда не пытаясь разобраться в том, что происходит, своим мечом он оборвал мою человеческую жизнь, пав от руки моего родителя в тот же день. — Ван Хелсинг? — с изумлением спросила она, будто не веря своим ушам. — Но как такое возможно? — Неисповедимы пути Господни. Я бы и сам хотел получить ответ на этот вопрос. — Это не оправдывает того, что ты сотворил... — А я и не ищу себе оправдание. Ты тоже убила всех моих невест, потомство... но я не вижу сожаления в твоих глазах. Ты не задумывалась о том, кем они были в земной жизни? Достойны ли были той участи, что их постигла? Почему стали такими? У каждого поступка есть свои причины. Мы не рождаемся такими — это жизнь меняет нас или высшие силы, как угодно... Впрочем, сейчас не об этом... — Но как ты стал таким? Почему?       Этот вопрос вызвал лишь горькую усмешку на его лице. Посидев какое-то время в задумчивости, Дракула продолжил: — В момент смерти я поклялся, что моя душа не будет знать покоя, пока все виновные не понесут наказания за содеянное. Но вот, что было дальше, я сказать не могу: помню голос, предлагавший мне сделку, помню боль перевоплощения, помню, как очнулся лежа в гробу... — Почему ты согласился на эту сделку? — Когда впереди неизвестность и адские муки, вечная жизнь кажется неплохой альтернативой, — с долей иронии проговорил он. — Но поверь, я не знал той цены, которую придется заплатить за бессмертие. Очнувшись, я испытал страх, которого не знал прежде. Будто в тумане прошел по двору, сопровождаемый изумленными взглядами обитателей замка. Но страшнее всего было то, что я слышал биение сердца каждого из них, слышал, как кровь бежит по их венам, и этот звук сводил с ума. Жажда крови стала нестерпимой, сжигая изнутри, превращаясь в наваждение, в единственную цель, которую видишь перед собой. Не зная тогда природы этого желания, я словно безумный выскочил за ворота, скрываясь около могилы брата, но и там меня нашли. Это была девушка, селянка с огромными зелеными глазами. Она склонилась надо мной, желая помочь. В этот момент я полностью потерял контроль — удары ее сердца оглушали, тупой болью отдаваясь по всему телу. Как потерявшийся в пустыне жаждет воды, так и я хотел крови. Никогда не забуду ее лица: спокойное и умиротворенное. Все остальные жертвы со временем таят в памяти, растворяются, но лицо первой жертвы я буду помнить вечно. Впившись ей в шею, я чувствовал, как медленно угасает ее жизнь, переходя в мое тело, чувствовал, как останавливается пульс. Когда ко мне пришло осознание того, что я сделал, нестерпимый страх обуял меня. Но вот она судьба: мой отец, прибежавший следом, стал свидетелем этого безумия. В очередной раз я увидел цену его отеческой любви. Суеверный страх оказался сильнее доводов рассудка и желания помочь — выхватив меч, он вонзил его мне в грудь, взывая к Господу... Признаюсь, в тот миг я и сам желал смерти, я молил о ней небеса, но не умер.       Его голос разносился по залу, завораживая Анну, полностью завладев всем ее естеством. Когда он повышал интонацию, желая обозначить особо важные для него моменты, сердце девушки начинало трепетать, казалось, что она была зрителем древней трагедии, трогающей ее до глубины души. — Изгнанник, восставший мертвец, исчадие ада — мне не было места в этом мире. И не сумев убить, мой собственный отец отрекся от меня, сослав в ледяной ад, из которого не было выхода. Взгляни на меня, Анна, перед тобой тот, который потерял всех, кем дорожил в жизни и смерти, тот, кто обречен на вечное одиночество. Сколько раз я желал смерти, но не умер; взывал к божественной справедливости, но не получил ее. И тогда я решил, что раз мир не милосерден ко мне, и я не проявлю милосердия к нему. Я не брал от людей больше, чем мне было нужно, но как голодающий, убивает ради куска хлеба, так и я убивал ради того, чтобы жить. Но, так же как и ты, твои предки не смогли этого понять, устроив настоящую травлю. Мой собственный сын стал одним из первых, кто поднял меч против меня, затем внук, правнук... Вот она — цена бессмертия.       Анна, до глубины души пораженная этой исповедью, молчаливо смотрела на Дракулу, пытаясь осмыслить сказанное. Всегда видя в своем собеседнике лишь безжалостного убийцу, она и представить себе не могла, насколько была глубока его личная трагедия. Это откровение обрушилось на нее подобно лавине, переворачивая все ее представление. Но как умирающий проходит через стадии, предшествующие смирению с неизбежностью смерти, так и Анна переживала эту истину, начав с отрицания. — Мой предок не мог так поступить. Во всех летописях говорится о его благородстве, чести и справедливости, — проговорила она скорее для себя, чем для своего собеседника. — Историю пишут победители. Эти события происходили задолго до твоего рождения. Ты знала лишь то, что пожелал оставить после себя наш предок и те, кто веками изменял и без того лживую историю, добавляя к ней свое видение. — Нет, этого не может быть, — пролепетала она. — Просто не может... Твоей жестокости не было пределов и при жизни, а после смерти ты вообще перешел границу, — продолжала твердить она, не замечая ничего вокруг. — Жестокости? Ты, как Ван Хелсинг, видишь только ту сторону луны, что повернута к тебе лицом, но ведь есть и другая, скрытая от глаз, но мы знаем, что она есть. Перестань бездумно повторять то, что слышишь. Я был не более жестоким, чем любой другой правитель. Ты идешь в церковь, вознося молитвы Господу, но почему ты не упрекаешь Святой Престол в жестокости? Инквизиция столетиями отправляла на костер тысячи ни в чем неповинных людей, а крестовые походы... сколько тысяч пало в кровожадных распрях с именем Иисуса на устах? Но ты не обвиняешь никого в этих поступках. Есть тысячи примеров, когда те, кого считают святыми, совершали постыдные деяния, но ты молчишь. Я лишь пытался поддержать независимость и порядок в своем княжестве, руководствуясь теми средствами, которые были у меня под рукой. Еще раз повторю: на моих руках не больше крови, чем на руках любого другого правителя, — проговорил он, вплотную подходя к ней, зажав ее плечи в своих руках.       Он медленно загонял девушку в угол, приводя в пример доводы, которые она не могла опровергнуть, тогда отрицание сменилось гневом, вскипая в ее сердце. — Ты лжец, — прокричала она, вырываясь из его рук. — Ты убийца, не способный любить, не знающий милосердия. Даже твое отражение покинуло тебя; они всё правильно сделали, другого ты не заслужил. Да будь ты проклят! — Не знающий милосердия? Ван Хелсинг до сих пор дышит лишь потому, что я проявил сострадание! — теряя контроль, прорычал он. — Это не милосердие. Ты отпустил его лишь потому, что тебе было это выгодно. — И в чем же была моя выгода? Его смерть ничего бы не изменила... ты и так была в моих руках, так что ничего нового ты мне не предложила... Но если ты думаешь иначе, то, возможно, я заплатил за тебя слишком высокую цену! — небрежно бросил он с ехидной ухмылкой, оглядев ее с головы до ног.       Звук пощечины разнесся под высокими сводами библиотеки. Анна, заливаясь слезами, выскочила из огромного зала, услышав как Владислав, тоже потеряв терпение, опрокинул огромный книжный шкаф на пол.       Единственное, чего девушка хотела в ту секунду, это оказаться в своей комнате, которая дарила ей хоть и иллюзорную, но все-таки уверенность в собственной безопасности. Закрыв дверь на щеколду, она подобно львице стала метаться по своей комнате, пока бессильно не сползла на пол, опираясь спиной на дверь, неосознанно переходя к следующей стадии. — Господи, этого просто не может быть. Он старается меня запутать. Умоляю тебя, дай мне знак, любой... подтверди всю лживость его речей, и я клянусь, что до последнего вздоха буду благодарить тебя за то, что не позволил мне сойти с праведного пути и усомниться в истине.       Анна огляделась вокруг, но ничего не произошло, лишь равномерное тиканье часов и биение ее собственного сердца нарушали тишину. И в этой тишине пришло самое страшное — отчаяние, разрушавшее все ее убеждения. Разум твердил ей, что о жизни Дракулы она не знала ровным счетом ничего. Только четырехсотлетние слухи стали единственным источником информации, проливающим каплю света на эту загадочную личность, а значит, все сказанное вампиром могло быть правдой. Об этом свидетельствовало и письмо, которое она нашла в тайнике, без сомнения написанное рукой ее предка.       Сейчас ее разум не пытался найти оправдания жестокости врага, а давал ей понимание причин его поступков. И место ненависти в душе девушки заняла жалость. Ей было прекрасно знакомо то чувство ярости, которое овладевает человеком, потерявшим самых дорогих ему людей. Неконтролируемое желание отомстить вскипело и в ее сердце, когда она узнала о смерти отца и брата. Что касается правления Дракулы, то, обратившись к истории, Анна пришла к выводу, что его слова не далеки от истины. Власть в те далекие времена держалась на силе правителя — часто, чтобы удержать трон, ее предкам приходилось прибегать к неоправданной жестокости, и Дракула был скорее правилом, чем исключением. В глубине души решив, что пришла к этому заключению благодаря божественному вмешательству, девушка приняла эту истину, находя в ней некоторое утешение. — Что ж, возможно я действительно вижу только одну сторону медали, утро вечера мудренее, — проговорила она, бессильно упав на кровать.       В этот момент часы пробили полночь, знаменуя окончание этого насыщенного событиями дня. Решив для себя, что обо всем случившемся она подумает утром, Анна забылась глубоким сном, стирающим ее страхи и тревоги.