My Immortal girl

Коллаж к главе: http://vk.com/catalunafan?z=photo-22682340_286131464%2Falbum-22682340_00%2Frev _______ Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. (с) Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита» Николь лежала с закрытыми глазами. Она проснулась минут пять-десять назад, но, открыв глаза, она тут же закрыла их обратно. Комната была явно не ее, а еще за стенкой почему-то был слышен голос Драко и баритон Снейпа. Она пошевелила рукой и почувствовала, что запястье стягивают бинты. Дверь спальни скрипнула, и Николь инстинктивно на секунду зажмурила глаза. Послышались тяжелые шаги, а потом холодный и тихий голос профессора Снейпа, прозвучавший прямо над ее головой: - Мисс Форс, вы не ребенок, открывайте глаза. Николь послушно открыла глаза. Снейп стоял совсем рядом с ее кроватью, (точнее с его кроватью) и непроницаемым взглядом смотрел на Николь. Она услышала, как быстро подошел Драко и его фигура выросла в сумерках комнаты, освещенной лишь настольной лампой в углу. Николь села на кровати и, поочередно переводя взгляд со Снейпа на Драко, спросила: - Как, - голос хрипел от длительного сна, - как я здесь оказалась? - Вас принес мистер Малфой, - холодно бросил Снейп. – Все вопросы после того, как вы встанете с кровати и оденетесь. Драко принес вам вашу одежду. Мы будем вас ждать в гостиной. Николь кивнула и посмотрела на Драко. Он ничего не сказал, подошел к ней, вложил в руки стопку вещей и легонько сжал ее руку. Пожатие продлилось немного дольше обычного и поэтому Снейп, скептически посмотрев на крестника, не удержался от язвительной реплики: - Драко, побереги стены моей спальни от созерцания ваших с мисс Форс интимных сцен. Малфой отдернул руку и сверкнул глазами на Снейпа. Он быстро вышел вслед за крестным. Николь еще с минуту смотрела на закрытую дверь. Она обвела взглядом спальню профессора, с ужасом подумала, что спала на его кровати, и что в этой комнате не то, что женщине, даже обычному человеку нельзя долго находиться. Серые стены из необлицованного камня, большая из старого темного дерева кровать, куча книжных шкафов, тянувшихся вдоль левой стены, письменный стол, на котором царил безупречный порядок, но порядок этот был какой-то древний. Николь даже показалось, что на стопках пергамента видна паутина. Николь спустила ноги с кровати и встала на ледяной пол. Она надела белье, натянула свитер и джинсы, которые принес Драко, туфли и провела рукой по волосам. Голова была в жутком беспорядке, что сильно расстроило Николь, ведь расчесывать длинные спутанные волосы – равносильно пытке. Потом она подумала, что, наверное, Гермионе еще хуже с ее волосами, и вышла из комнаты – все равно расческа, как и шампунь, у профессора вряд ли найдутся. Гостиная, как и предполагала Николь, была выполнена в лучших традициях потрепанного ампира. Хотя, от ампира тут мало что осталось, комната был настолько темной и захламленной, что трудно было представить, как человек может сохранять рассудок в таком мавзолее. Она оглянулась, наверное, по привычке. Драко, увидев ее, резко поставил кружку с кофе на столик. Снейп скривился в усмешке, но ничего не сказал. Николь молча, неровной походкой подошла к креслу и с облегчением рухнула в него, как будто дорога до кресла была самой длинной в ее жизни. Комната сжалась, мебель заплясала в хороводе черных красок, все поплыло… В нос ударил резкий запах кофе и горького шоколада. - Мисс Форс? – профессор. Николь села в кресле – любимые запахи привели ее в чувства. - Все в порядке, - заверила она. Когда она открыла глаза и посмотрела на Драко, тот был очень бледен и явно обеспокоен. Николь быстро опустила взгляд. Она не могла смотреть ему в глаза после того, что с ней случилось. Она откусила кусочек шоколада и осушила кружку кофе, даже не смотря на то, что напиток был обжигающий. - Хорошо, что вы очнулись, мисс Форс, - нарушил тишину Снейп. – А то вы занимали мою кровать. - Простите. Как… - начала Николь, но Снейп ее прервал. - Как все случилось, или как долго вы здесь находитесь? В первом вы обязаны мистеру Малфою, он принес вас ко мне, а я уже сделал все, что считал необходимым. Только попрошу обмениваться благодарностями с мистером Малфоем за стенами моего подземелья. - Ты так тактичен, Северус, - пробормотал Драко. - Насчет второго, - профессор сделал вид, что не услышал слов крестника, - здесь вы два дня. О том, что произошло, знают только я, мистер Малфой и профессор Дамблдор. И естественно тот, кто с вами это сделал. Мистер Поттер убежден, что вы срочно уехали домой, так что думайте, что вы ему соврете. Или же можете сделать глупость и сказать ему правду. - Почему я не должна говорить ему правду? - Потому что следующим я буду лечить Поттера, если вообще буду лечить, а не скорбеть вместе со всей школой по герою. Не будьте дурой, мисс Форс! Ваш Поттер пойдет мстить за свою бестолковую подругу, если узнает, что вас избили в женском туалете и оставили истекать кровью. - Вы правы, - согласилась Николь. - Рад, что вы со мной согласились, - бросил Снейп. – Я оставлю вам зелья, будете принимать неделю. Позвоночники срослись, но все равно, будьте осторожны. - Спасибо, - сказала Николь, вставая и чувствуя, как накатывает головная боль. Снейп внимательно посмотрел на студентку. - Думаю, будет безопасней, если Драко вас проводит, - сказал он, кивнув крестнику. Малфой встал и подошел к Николь, собираясь, взять на руки, но она уверила, что это не нужно. Снейп ушел в свою лабораторию за зельями. - Как ты? - нерешительно спросил он. - Бывало и получше, - улыбнулась Николь и сжала его руку. Малфой как-то в миг успокоился, когда почувствовал ее пальцы в своей ладони. - Зелья. Два раза в день, - пояснил Снейп и передал Николь три флакона. - Спасибо, - кивнула Николь. Как только за старостами закрылась дверь, профессор Снейп вздохнул с явным облегчением. *** Николь не знала, что сейчас следует сделать или сказать. - Спасибо, что… получается, ты меня спас, - усмехнулась Николь. - Спас тебя Снейп, - сказал Малфой. Он обнял ее за плечи, Николь улыбнулась. Судя по наручным часам и времени суток за окном, был вечер, десять часов, а судя по тому, сколько она пролежала в подземельях Снейпа был четверг. Так они шли до Башни старост. Он обнимал ее за плечи и молчал, и она ничего не говорила. Николь чувствовала, как напряжен Драко и понимала, что скоро неловкое молчание придется прервать. Гостиная встретила их своим холодом, мраком и пустотой. Николь сказала, что хочет принять душ, и ушла к себе в комнату. Драко остался в гостиной. Он разжег камин и достал из кармана письмо матери. Мать писала, что ей не нравится идея Люциуса, и по ее мнению, он слишком торопит события. Также она добавляла, что ждет его с отцом на выходных, и спрашивала все ли у него хорошо. Почек матери был убористым, ровным, с особыми завитушками и вензелями. Он сложил обратно письмо, аккуратно согнув его по линии сгиба, и убрал в нагрудный карман пиджака. Так ему было легче и спокойней. Пока Николь не вышла, он думал, что ей скажет. Конечно, сказать нужно многое, например, о его предстоящей помолвке, или о том, чтобы держалась подальше от Паркинсон, еще не мешало бы сказать про Снейпа, что он все знает… Спустя двадцать минут он услышал ее тихие шаги. - Присядешь? – спросил Драко, вставая и указывая на диван. Николь села, понимая, что такое начало не предвещает ничего хорошего. Драко налил два бокала огневиски и сел напротив Николь в кресло. - Я не пью, - сказала она, когда Малфой протянул ей наполовину наполненный бокал. - Поверь, лучше выпить, - с этими словами он хлебнул добрую половину налитого виски. - Что же такого страшного случилось? - Я женюсь. - На ком? - На Паркинсон. Она выпила все содержимое стакана и поморщилась. Минуту Николь смотрела на пламя в камине. Потом она взяла из рук Драко его бокал и тоже выпила. - Еще налить? - Пожалуй. Пока Драко наливал еще огневиски трясущимися руками, Николь молча и неподвижно сидела на диване, невидяще смотря на огонь, говорят, что вид огня успокаивает человека. Но Николь не могла принять факт женитьбы Драко как данность, в ее голове проносились тысячи мыслей, воспоминаний, фактов. Эта новость будто парализовала ее, сковала рассудок; такого с ней не было, даже когда она узнала правду о родителях, о смерти Сириуса, о том, что больше не сможет танцевать, о том, что Драко – Пожиратель смерти. Эта новость стала точкой в негласной войне с Паркинсон. Значит, она была права, он – Драко Малфой, принадлежит ей и только ей? Значит, у нее, Николь, ничего нет, нет, даже такого светлого чувства, которое она ощущала каждый раз когда видела его, чувствовала его, когда он улыбался, смеялся с ней, танцевал с ней, сжимал в объятиях, целовал ее, прикасался к ней… Значит, нет ничего. И не было. И не может быть. Потому, что за него приняли решение. И с этим ничего нельзя сделать. А она просто наивно попала в эти сети, сети глупой любви. Она влюбилась! Ха! Вот она и напоролась на собственную глупость. Как она, Николетт Форс, всегда хладнокровная, сдержанная, расчетливая, смогла позволить себе такую неосторожность? Когда задание Дамблдора стало для нее смыслом жизни? Когда она успела полюбить все в этом человек? Когда она успела променять друзей на него? Как так получилось, что сейчас, вот этот парень, который сидит напротив нее и сжимает бокал огневиски в руках, стал единственным, кого бы она хотела видеть каждый день, с кем бы хотела просыпаться по утрам? Как так получилось, что она, не задумываясь, отдала бы жизнь за него? Драко уже несколько минут наблюдал за Николь. Она сидела абсолютно прямо, не двигаясь, устремив взгляд в одну точку. Он знал, что она вполне может просидеть так несколько часов, уйдя в себя. Если честно, он не знал, как она воспримет эту новость. Лучше бы она разрыдалась и начала на него кричать, а не сидела бы с видом полоумной Лавгуд. - Паркинсон не идет белый, - отстранено сказал Николь. - Николь… - А когда свадьба? – ее голос был настолько отрешенным и пустым, что Драко невольно вздрогнул. - Летом, - прокашлялся он. – Николь, послушай… - Пусть оденет голубое платье. - Николь, послушай, - Драко подошел к ней и встал на колени рядом. Она все еще смотрела в одну точку и сидела идеально прямо. - Не хочу. - Послушай, прошу тебя. В эти выходные я встречусь с отцом: моя мать тоже против свадьбы, может мне удастся ее отменить. И тогда… - И что тогда, Драко? – тихо спросила Николь. – Что ты им скажешь? Что любишь другую? Что любишь гриффиндорку, ту самую, из-за которой твой отец полгода провел в Азкабане? Малфой молчал. Глаза Николь лихорадочно блестели. Наконец, она усмехнулась и добавила: - Это смешно, Драко. Нам шестнадцать, в нашем возрасте у всех только первая любовь начинается, и обжимания в туалете считается верхом мечтаний. Никто не станет тебя даже слушать, и, поверь, тот мир, в котором мы живем – ему плевать на твои чувства. Никто не станет заморачиваться глупой любовью. В любовь никто не верит. - Ты веришь, - после недолго молчания наконец сказал Драко. - Ты многого обо мне не знаешь. Например, то во что я верю. - Да, ты права. Может, расскажешь о себе немного, Форс? - А смысл? – Николь встала и принялась ходить по комнате. – Ты без пяти минут женат, Драко, пора отвыкать от меня. - Заткнись, - Малфой тоже встал. – Я же сказал, я что-нибудь придумаю! - Придумаешь? – Николь резко остановилась. – А что потом, Драко? Даже если тебе все удастся, что мы будем делать? Какое у нас будущее? Ты сбежишь со мной и будешь сражаться за Орден? Или я сбегу с тобой и подамся в Пожиратели? Мы из разных лагерей, мы не можем быть вместе. У нас нет ни будущего, ни возможностей, ни выходов. И «мы» тоже нет. - Не ты ли всегда говорила мне, что выход есть всегда? – Драко неподвижно стоял около кресла и неотрывно смотрел на Николь. – Не ты ли заставляла меня бороться? Что случилось с твоими принципами? Ты же всегда боролась, ничего не принимала на веру, все решала сама. А сейчас… что изменилось? - Изменилось? - Николь посмотрела на него с издевкой и насмешкой. Она подошла ближе и заглянула в его глаза. – Ты, правда, не понимаешь? Паркинсон со мной случилась. Ее расправа со мной случилась, а еще она была права, сказав, что ты принадлежишь ей, она была права во всем. Я никогда не имела никаких прав на тебя, на место в этой школе… Она была права. И теперь, она станет твоей законной женой, а что ты предлагаешь мне? Стать твоей любовницей, и опуститься морально настолько низко, насколько вообще может пасть женщина? Прости, есть ситуации, в которых нужно просто смириться с неизбежным. Они долго молчали и смотрели друг другу в глаза. В ее глазах стояли слезы, но они не стекали по щекам, они были в глазах, застилая взор мутной пеленой. На ее лице читалась мука, а в груди была боль. Самая настоящая боль. Боль, от которой хочется задохнуться, от которой туманится разум, от которой нельзя никуда деться… Николь первая не выдержала этой муки. Она подошла к столику и сделала глоток огневиски прямо из бутылки. Руки у Николь тряслись, пальцы были холоднее льда, а ладони мокрые. - Николь, - услышала она шепот за своей спиной. Форс обернулась и уткнулась лицом в его рубашку. Он обнял ее и крепко прижал к себе, зарывшись носом в ее волосы. - Отпусти меня, - холодно сказала она, хотя сохранять спокойствие при такой близости было практически невозможно. - Нет, пока ты меня не выслушаешь. - Малфой… - Я сказал – нет, - он отстранился и посмотрел на нее. – Слушаешь? Николь кивнула, хотя боролась с желанием ему врезать. - Отлично. То, что я тебе скажу, я никогда не скажу Паркинсон и никогда не скажу любой другой девушке или женщине. Я люблю тебя. Не знаю, как тебе это удалось, но я чертовски тебя люблю. Ты столько раз меня спасала, вытаскивала буквально со дна, я оскорблял тебя, орал, изводил несколько лет, но когда я попросил о помощи – ты помогла, забыв все то, что между нами было до этого. Никто бы так не смог, ты сама говорила: все люди эгоисты, никто не делает ничего просто так. Но знаешь, наверное, вся эта фигня и гребаная любовь меняют людей… - Любовь указывает нам, кем мы должны являться на самом деле, - прошептала Николь. - Ну вот, - усмехнулся Малфой, - а говорила – в любовь не веришь. - Не верю, это какой-то философ сказал. - Не важно все это. Мы слишком долго жили по чужой указке; мне кажется, нужно жить каждым днем, пока не настанет судный час, разве нет? - Нет, - ответила Николь. – Жить нужно так, будто каждый день – последний в твоей жизни, жить нужно так, чтобы не жалко было умереть, если завтра уже никогда не наступит. Жить нужно так, чтобы каждый день рождался для тебя заново. Нужно рисковать всем ради единственного дня. Тогда жизнь приобретает смысл. - И пора попробовать так жить, - кивнул Драко. – Я могу попросить тебя об одной вещи? Нет! О двух. Последний раз. - Смотря о чем. - Ничего сверхъестественного. - Проси, только у меня тоже есть желание. - Хорошо, - Драко кивнул и разжал объятия. – Пообещай мне, что будешь со мной до конца. Даже, если мы будем сражаться по разные стороны. Пообещай, что будешь. - Обещаю. - И второе. Этой ночью останься со мной. Последний раз. Николь шумно выдохнула. Она хотела сказать нет, но она ведь сказала, что исполнит обещания. - Хорошо. - Отлично, теперь ты. - Пообещай сохранить свою душу. - Что? – Малфой не понял. Николь все также внимательно смотрела на него. - Пообещай: чтобы не случилось сохранить свою душу целой. Не разделишь ее убийством и не покромсаешь безверием. Пообещай, сохранить ее. Драко долго всматривался в ее лицо. Он хотел сказать, что не может ей этого обещать, что его задание не позволит ему, что дальнейшие рейды именно это и повлекут, но не мог… Что-то в ней останавливало его, заставляло смириться и согласиться с ней. - Обещаю. Она провела рукой по его лицу. Николь чувствовала чуть шершавую щеку; пальцы запутались в волосах, а на ее губах играла горькая улыбка, горькая, потому что, наверное, все это в последний раз. - Николь, - он шумно выдохнул, и выдох был похож на стон, - я не могу тебе обещать сохранить свою душу в этой войне… - Шшш, - прошептала Николь и положила палец к его губам. Она приподнялась на носках и прошептала в его ухо, - старайся, как только можешь, старайся до последнего сохранить свою душу. Ты не знаешь, во что я верю. Я скажу тебе. Я верю в тебя. Драко ничего не ответил. Он закрыл глаза, зажмурился до боли, потому что от ее слов на глазах наворачивались слезы. И хотелось плакать не оттого, что это последние вот такие откровенные слова и не оттого, что, скорее всего, после этой ночи они, наверное, больше не будут разговаривать, а после его свадьбы, которая возможно состоится летом, они и вовсе будут стараться друг друга забыть. Нет, плакать хотелось, оттого, что это сказала она, что она в него верит. От этого хотелось кричать. Николь плакала. Она не могла себя сдерживать, как это делал Драко. Она плакала. Потому, что с каждой минутой они приближались к концу, и этот конец был неизбежен. И только сейчас она осознала, что ничего у них не могло быть. - Глупая, - сказал Малфой и вытер рукой ее слезы. – Чего ты рыдаешь, может нам еще повезет и все будет хорошо. - Удача, надежда – в это я не верю. Они продажны и лживы, - сказала Николь, чувствуя, как звенит голос от слез. - Ты говоришь так, будто они люди. - Ты забыл, я же гриффиндорская чудачка, - усмехнулась Форс. - Молчи, - закатил глаза Малфой и заткнул Форс поцелуем. Николь сначала оторопела, она пыталась бороться с желанием и убедить себя, что теперь это неправильно, что теперь все поменялось. Но это было выше ее. Она обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Она чувствовала его горячее дыхание на своей шее, его руки, блуждающие под кофтой. Николь вдыхала такой знакомый запах горького шоколада и морского бриза, прикасалась к его горячей груди, шее, лицу, и желание затмевало рассудок. Больше не хотелось ни думать, ни сожалеть. Хотелось просто не прекращать этот момент. Не разбирая дороги, они пошли в спальню. На пол полетела ненужная одежда, и вот уже ее ногти впиваются ему в спину. Завтра там будут следы, завтра на ее бедрах тоже останутся следы, но все это будет завтра. И завтра, она будет даже рада этим следам, ведь это последнее, что останется от этой ночи. Они упали на кровать и, путаясь в простынях, не разрывали жарких поцелуев, упиваясь дурманящей близостью. *** Они не спали. Время было далеко за полночь, небо начинало светлеть. Николь лежала на его груди и не смела пошевелиться, чтобы не нарушить той тишины, которая ощущалась в комнате. Она слушала мерное биение его сердца, чувствовала, как при каждом вздохе вздымается его грудь. А под ее рукой, на его груди, был длинный, кривой шрам. Она держала руку и думала о том, как бы ей хотелось очистить это место от шрама, как бы было приятно, если бы его здесь не было. - Как ты это делаешь? – внезапно спросил Драко, и она подняла голову. - Что именно? - Под твоей рукой, ощущение, будто огонь разливается по телу, - пробормотал Драко. - Магия, - прошептала Николь и положила руку на его сердце. По его телу разлилось приятное тепло. - Внутренняя магия? – спросил Драко. - Да, иногда удается ее контролировать, - усмехнулась Николь. - Ты не можешь ее контролировать? - Это очень сложно, - Николь легла на бок и положила руку под голову. – Когда наружу выходит моя сила, у меня ощущение будто я иду по канату и вот-вот сорвусь с него. Один раз у меня был очень сильный выброс, я думала, что больше не смогу колдовать после него. - В Министерстве магии? - Да, нас тогда здорово приперли. По-моему их было трое или четверо, Джинни вывернула ногу, Луна была без сознания, Рон дрался с двумя, а меня отбросило в стену, и я думала, что уже не встану, но тут вся моя энергия как снежный ком собралась на конце палочки, и Пожирателей поглотила большая огненная сфера. - Я знаю, что после твоей сферы у Долохова пол лица обгорело, - сказал Драко и, протянув руку, заправил прядь волос ей за ухо. - Хоть что-то, - вздохнула Николь, но, увидев непонимание на лице Драко, добавила. – Когда нашли Гарри, твой отец отдал приказ убить остальных. Не знаю, как бы все закончилось, если бы не Орден. - Прости, - прошептал он. - За что? Тебя там не было. - За моего отца. - Мы не должны расплачиваться за ошибки своих родителей. - Я просто извиняюсь за него. Я знаю, что с тобой было. Знаю все. - Откуда? - Снейп. - Было не легко. - Если бы была возможность все повернуть время вспять, я уверен, он бы не поступил так… - Нет, - отрезала Николь. – Поступил бы. Потому, что цена за провал или ослушание приказ - твоя жизнь и твоей матери. Ты сам прекрасно это знаешь. Не важно, что случилось тогда, важно, что случиться потом. Важно, что, даже находясь перед выбором, нужно не терять лицо человека и не становиться монстром. Вот, что важно. Для этого нужно верить: верить в себя, в других, в друзей, в семью. Просто верить и отстаивать свою веру. Она надавила рукой ему на грудь, заставляя лечь на спину, и положила руку туда, где билось его сердце. - Поэтому я верю. Верю в то, что ты не перейдешь эту грань, верю, что когда эта война закончится, какой бы не был ее исход, я верю, что ты останешься человеком. - Я обещаю тебе. Я найду тебя и докажу, что я по-прежнему человек. На ее непроницаем лице отражалась уверенность и твердость, а в глазах плескалась мольба и та самая пресловутая любовь, с которой она всегда на него смотрела. Она обняла его, положила голову на плечо и поцеловала. Вера. Это слово очень многое означает на войне. *** Он проснулся, но ее уже не было. Восходящее солнце освещало комнату, брошенные вещи, упавший светильник, смятые простыни. Но ее уже не было. Ночь закончилась. Она была с ним, как и обещала, но теперь...