***
Когда он проснулся, вокруг был густой лес, через который невозможно было просмотреть солнце и отовсюду дул ветер. Зимняя погода без солнца мигом распахивала свои леденящие объятия, заковывая в цепи мерзлоты. Из лавки выныривали странные тёмные тени, никак не похожие на образы эмоций. Сидеть на крыше стало жутко, словно в бочке с порохом, когда в руках спичка, которую не погасить. Кот почувствовал угрозу всем своим животным чутьём, но уже было слишком поздно, чтобы убегать. Тени облетали его, насмешливо распахнув рот, коим служила прорезь в центре тёмного пятна. Некоторые скользили по крыше, ложась на его лапы, даря гадкое ощущение растекающейся по ним мерзкой тягучей жижи. В глубине повозки что-то утробно смеялось, и тени эхом передавали этот смех. Прислужники Пастора, их невозможно было сразу не узнать. Только у него прислужниками были скользкие и неприятные тени, которых никто себе не брал. Нет, их не боялись — они были всем противны. Сборище самых ужасных человеческих желаний в виде чёрной густой массы, которая ещё могла их показывать или отражать. Они были бесполезны, ничего не умели, кроме как унижать и пошло шутить, а теперь Пастор их выдрессировал, сделал неплохими бойцами, с лёгкостью склоняющими людей к заключениям контрактов. И почему враги заявляются так не вовремя? Они, наверно, специально выжидают нужное время и появляются именно тогда, когда горит желание послать их на отработку в закрытую часть девятого круга, где, по словам, проводят опыты по видоизменению демонов. Очень болезненные и безуспешные опыты, часто заканчивающиеся вечной смертью. — Эй, не хочешь залезть внутрь и пообщаться со старым другом? — под крышей раздался низкий голос, напоминающий хрип больного. Не получив ответа, Пин сам засмеялся своей остроумной шутке вороньим карканьем, которое дружно повторили тени над ухом у кота. — Убери своих лучших друзей, и я готов с тобой поболтать, — кот с неприязнью смотрел на жидкость с ротовым разрезом, которая, покрыв собой его лапы, уже подбиралась к шее. — Уйдите от него и погуляйте пока в лесу, я сам вас позову, когда будет нужно, — мерзкий сип еле слышно раздавался под котом, но одним из достоинств его нового тела был хороший слух. Тени быстро убрались, заскользив по земле между травой, но тень на кошачьих лапах предварительно накрыла собой всего кота, от заострённой мордочки до кончика хвоста. Кот брезгливо поморщился, вскочил, отряхнулся, не боясь упасть с крыши быстро едущей лавки, и только тогда, по той самой верёвке, за которую он держался во сне, залез в окно, в котором обычный мясник бы принимал и выполнял заказы. Мясная лавка — что за чёрный юмор? Пастор Пин любил делать из своих жертв огромные истерзанные куски мяса, в которых невозможно опознать человека. — Надо же, как тебе повезло, оказаться переселённым в милого кота, а не в курицу или, скажем, свинью, — хищные красные глаза с тонким змеиным зрачком осматривали кота, как кулинар осматривает, свежие ли продукты, прежде чем начать готовить. В этот раз у Пина была довольна странная и немного забавная внешность: лицо вытянутое, словно крысиное, акулья улыбка с заострёнными зубами, волосы прямые, чёрные, доходящие до подбородка, тело спортивного сложения, но не настолько сильное, чтобы участвовать в подземных турнирах среди уличных бойцов. А ногти по девчачьи ухоженные и острые, какие должны быть у светской модницы, но точно не у мужчины. Впрочем, одежда священника ставила всё на свои места, и ещё больше подчёркивала юмористичность демона. — Вижу, ты уже налюбовался на меня, — Пастор снова рычаще захихикал. — И как живётся в мире людей? Хорошо отдыхаешь, правильно питаешься? Приток душ есть? — и он опять засмеялся. В их мире он постоянно всем надоедал своим смехом. Кот знал, что в словах запрятана издёвка, но так же помнил, что его коллегу, до желания творить добро, раздражает серьёзное и простое отношение к его словам. Чтобы его разозлить, нужно всего лишь спокойно отвечать. — Довольно скучно, хотя местами интересно. И отдыхаю, и питаюсь по режиму этого тела. Недавно был на крестьянском празднике, до ужаса объелся. Несколько душ уже съел, несколько должников ещё висит. Тут довольно интересно, особенно наблюдать за людьми. Они забавные, не правда ли? — кот говорил об этом ровно, будто правда сообщал новости старому другу. Пастор от этого сощурился и подозрительно засверлил взглядом своего любимого врага, но, поняв, что себя этим выдаёт, раскрыл глаза и широчайше улыбнулся. — Да, довольно забавные. Порой одно удовольствие за ними наблюдать. А тело не жмёт? Не слишком много энергии тратится на повседневные вещи? Я со своим запасом о таком не волнуюсь, но тебе же урезали магию, как ссыльному, — демон притворно жалостливо сверкал своими змеиными глазками, всеми силами имитируя сочувствие. Кот не сдавался. Он не мог себе позволить сглупить и пожаловаться перед этой шестёркой. — Нисколько, ровно подошло или, как здесь говорят, тютелька в тютельку. Энергии в теле на всё хватает, временами переправляю души на подпитку. На хорошей душе можно очень долго продержаться, — немного утайки, ведь не было сказано, насколько хорошей должна быть душа. Весь разговор представлял собой обмен доброжелательностью: от вежливых улыбок, до спокойного тона. — Рад, что ты здесь так хорошо живёшь. А у меня, знаешь, сейчас некоторый дефицит в душах. Мало кто хочет заключить контракт, у людей как-то исчезли злорадные желания. Ты не мог бы мне несколько помочь, одолжить пару своих? Я потом честно всё верну, — пущей лжи мир не слышал, чтобы демон что-то честно обещал. Вопреки самому миролюбивому выражению лица, которое только можно сделать при сходстве с крысой, в красного цвета глазах была ожидающая внимательность. Всё пришло к тому, к чему и должно было прийти — к вымогательству чужих душ. Пастор делал то же, что и уличные негодяи в бедных районах, но тут методика была немного изощрённей. Со стороны ситуация и вовсе кажется невинной, но только если читать подтекст можно во всём разобраться. Души — это залог жизни демона, его основа, каркас его существования. Любой демон может жить вечно, имея при себе хотя бы одну более-менее светлую душу. Но, чтобы выбираться в мир людей, нужно иметь несколько больше чем одну, чем даже сотни душ в запасе. Все демоны знают, что человеческий мир — это их кормушка, из которой они тащат души, но человеческие души — это уже важная часть демонической жизни. Это их наркотик, без которого они обходятся не больше месяца. Неудивительно, что сильные демоны нападают на слабых, отбирая у них запасы, а ссыльным всегда приходится ещё труднее с этой проблемой. И вот, кот, никогда даже не представляющий, что будет среди ссыльных и столкнётся с этим, вынужден был давать отпор в новой для него ситуации. — Душ у меня не так уж много, и они все мне нужны. Ты не волнуйся, съезди в центр Лувресса, я видел там столько злых людей, что кто-нибудь обязательно с тобой заключит контракт. Качество там тоже неплохое, даже есть чем поживиться, — кот ласково улыбался, строя из себя невинную глупую овечку. Змеиные глаза Пастора, казалось, ещё больше сузились, и в них металась искра непреодолимого желания игры. Игры «кто кого переубедит». — Я уже был в Луврессе, но там мне все отказали, — короткий печальный вздох был наигранным, а в Лувресс демон явно никогда не ездил. — Даже не знаю, откуда ты берёшь такие хорошие души, да ещё по добровольному согласию отданные. У меня тени и те не справляются, одни гнилушки приносят. Может, поделишься секретом? Я твоими душами воспользуюсь, для второго перехода, и, получив много других, благодаря твоему совету, не забуду про тебя, верну то же количество обратно, — Пастор мило и доверительно улыбался, как адвокат на заседании, получивший деньги от ваших оппонентов. — Понимаешь, я сам недавно планировал призвать Бурса, а для этого мне нужны мои души. Но совет я тебе могу дать: не говори «Готовы ли вы заключить контракт?». Только это на миллиграмм отличает меня от других демонов, а так — я провожу те же беседы. Давай, ты лучше поедешь к вирспи и возьмёшь у них двухнедельный залог, — Пин презрительно скорчился. Вирспи всегда возвращают залог, а иначе — полное изгнание и миллиардлетние муки. Они — что-то вроде банкиров, у которых берёшь кредиты на определённый срок, но у них срок короткий, и вы возвращаете ровно столько, сколько берёте. — Ты же знаешь, как муторно брать у них что-то. А ещё опасно, опоздаешь всего на секунду — и уже крутишься в одном из пыточных залов. Жарясь, например, как баранинка, — демон облизнулся, закатывая глаза вверх. Он представлял, как нежное розовое мясо насаживают на вертел, по которому стекает кровь, как светлая шкурка сгорает, превращаясь в коричневую зажаристую, как по живому пульсируют вены в этом куске бараньей плоти и, как наяву, услышал мученический крик барашка. Коту было это состояние знакомо, его враг впадал в него каждый раз, когда слышал о мясе. Жареном, вареном, пареном — не столь важно, достаточно было хотя бы намёка о мясе, бывшего живым существом. — Тебе всего немного взять, и ты сразу вернёшься, пара дней пройдёт. Тебе нечего опасаться, сдать можешь хоть те чёрные душонки от твоих теней, — кот начал уставать, тёмный кокон, в котором он находился, начал давить и высасывать энергию. Пастор об этом знал, можно было ставить душу Люцифера на кон, что он сам его установил. В начале собственная защита животного тела сдерживала натиск кокона, но её не настолько много, чтобы держаться дольше пары минут. Сил в запасе всего на пару фраз, а ещё неизвестно, когда они приедут хоть куда-то. — Да, но души надо давать не ниже определённого сорта. А вдруг, я его не найду и буду сидеть со своими гнилушками? — ещё несколько притворных охов, ахов и вздохов, вместе с невинными глазами. Этот цирк ужасно раздражал кота, но надо было доиграть, добить коллегу парой слов. — Мой совет должен безукоризненно сработать, — языком кот владел превосходно, в отличии от тела. Лапы начинали подкашиваться, а сила притяжения казаться всё сильнее. Теперь кот знал, как чувствуют себя напившиеся люди. — А что если нет? — Пин спрашивал с лёгким сарказмом, сохраняя при этом игровую маску. — Обязательно сработает. Без исключений, — дрожащие лапы стояли ровно, хотя это и стоило неимоверных усилий. Кот совершенно спокойно смотрел в змеиные глаза, которые отвечали нескрываемым интересом. Пастор действительно был удивлён, кокон должен был сломить коллегу в считанные секунды, но они едут уже несколько минут — и никакого результата. Хотя, почему никакого, демон начал слегка покачиваться, сразу видно — немного кружится голова. Этого было мало, он не должен был даже стоять, и уж точно не должен был так нахально смотреть в глаза другого демона, на целых два ранга выше него. Впрочем, именно поэтому он и был любимым врагом, за своё сопротивление, которого не было у других демонов. Если бы не его хищные повадки, не привычка дерзко отвечать, то его бы вряд ли сослали, но ему было просто необходимо поссориться с высшим по званию. Да с кем бы! С кандидатом на заменяющего самого Люцифера, который оказался достойным того, чтобы о нём думали, как о демоне, способном найти компромиссы между людьми и демонами, с большей выгодой для демонов. Как о демоне, который сможет приучить даже самых распущенных дьявольских созданий к минимальным правилам, вопреки тому, что у них в крови им не подчиняться. Подумаешь, сказал пару грубых слов, — такому можно — но коллеге понадобилось лезть в драку. Пастор считал его потрясающим, совершенно безрассудным и развязным, каким и должен быть каждый демон. За такую устойчивость в коконе, он решил признать его победителем. В конце концов, он сам не был уверен, что смог бы так долго продержаться. — Ладно, будем считать, что в этой игре ты победил, — Пин не свойственно ему добродушно усмехнулся и окутал кота сонным облаком, от чего тот мгновенно, стоя, уснул. Силы физики всё же завалили его набок. Иногда кот проезжал вперёд по деревянной скамейке, иногда назад, а иногда подскакивал вверх, но тут же падал вниз. За всю дорогу он не свалился, что даже немного огорчило напротив сидящего демона. Повозка ехала бесцельно, но кота надо было высадить, поэтому Пастор отдал приказ лошадям — кучера он не нанимал, из-за чего пришлось взять животных под контроль — ехать в направлении ближайшего города. Он знал, как кот ненавидит деревни и мог бы его высадить в одной из них, но ему почему-то не хотелось. Может, виной тому было праздничное настроение, ведь только полдня назад во всём Аду отмечали Новый год. Кто-то отмечал по человечески, стягивая через переходы шампанское, кто-то — по-демонически, давая своей сущности набегаться вдоволь в мире людей, кто-то в это время был в компании сатанистов и принимал праздничное подношение, а кто-то — совсем не отмечал. Пастор отмечал по-человечески — выпил две бутылки, но на демонический желудок алкоголь не действует, и в этом он завидовал коту, который имел желудок создания этого мира. Может, его просто умилила форма кота, у людей они были красивыми, элегантными, в чём-то королевскими и наглыми. Или, что тоже было вариантом, сильно отрицаемым, после этой драки Пин признал в своём враге достойную кандидатуру соперника, не обращая внимания на то, что тот был на целых два ранга ниже. Хотя, какие ранги? Этот демон пошёл против высшей власти, его нельзя не уважать. Всю дорогу, Пастор восхищался видами человеческого мира. Мимо проносились пейзажи полей, лугов, временами — небольшие леса. Солнце переплывало с одной стороны небосвода на другую. Снег украшал всё вокруг, от его белизны даже болели глаза и всё вокруг рябило. Природа казалась вымершей, но в тоже время необычайно живой. Словно вы смотрите на всё с другой, более тихой и менее цветной, стороны. Демон думал, что эта сторона специально не выделялась, потому что не хотела показывать свою бурлящую жизнь. Жизнь протекала под толстым слоем снега, а здесь можно было видеть её внешность, её тонкую, понятную лишь немногим изысканность. Укрытая белой занавесью, природа казалась везде одинаковой и, какой отрезок пути не возьми, он обязательно будет, как близнец, похож на другой. Но это — только видимая часть, которая, к слову, не была одинаковой, а просто походила на такую, а жизнь под снежным настилом была полна реакций, насыщенна действиями, результат которых станет заметен только в марте. А сейчас, наслаждаться приходилось созерцанием такого простого и незатейливого, везде похожего и одновременно разного зимнего пейзажа.***
Кот очнулся на зелёной, вымощенной черепицей крыше, где его уже обклёвывали серые голуби. Перед ним открывался вид на дворик какого-то поместья, выполненного в стиле романтизма, а сам он лежал на крыше дома для прислуги. В середине двора стоял выключенный фонтан, в лучших традициях украшения богатых дворов, на бортике которого сидела молодая пара. В девушке кот со смешком узнал мадам Гронзель, в чьё поместье его затащил Пастор, видно, чтобы в очередной раз пошутить. Шутка была удачной, коту было даже интересно узнать, что с ней случилось. Два дня — не такой большой срок, чтобы соскучиться, да ещё и по жертве, но кот всегда любил участвовать в чужих судьбах. Пара выглядела довольно счастливой, а в животе у графини было заметно ещё одно пятно души. Даже жаль, что её муж так испугается родительских обязанностей. У ребёнка была прекрасная душа: чистая, нетронутая лицемерием, не испытавшая ещё ни одного чувства. У таких детей белые души, они прозрачные, словно стекло или слеза, с лёгкой мутностью. Коту хотелось подойти к мадам и потереться об её живот, где лежало такое невинное существо с такой светлой энергией. Он бы взял его силы, только немного, и сохранил у себя, чтобы любоваться и подзаряжаться. Белые души нельзя есть, но их способность — исцеление. Оно приходит, когда смотришь на них или держишь в руках, а для демонов исцеление нужно эмоциональное. Парочка нежно и влюблённо ворковала, потираясь друг о друга щеками, носами, целуясь и постоянно обнимаясь. Кот умело попрыгал с подоконника на подоконник, спускаясь на землю. Вечерело, розовевшее солнце делало весь мир таким же розовым и забирало тепло, данное своей желтизной. Снег, как зеркало, отражал розовый свет, создавая романтичную обстановку для Гронзель и её мужа, но неблагоприятную для кота. Наступление вечера вело к наступлению ночи, а ночь на улице он не продержится. Коварный коллега наверняка это предусмотрел, или, в противном случае, он мог ослабить действие «Сонной вязи» чуть раньше. Заранее, демон рассмотрел мужа Гронзель — Колье Бордо, чтобы узнать, для кого же старался его контрактор. Колье был блондином, хоть и коротко подстриженным, но всё равно годящимся на роль Принца, с белой шубой вместо белого коня. Его рыцарской роли мешали только морщины и впалые серые глаза с тёмными кругами. Кот подошёл к молодожёнам и, мурлыкая, потёрся о ногу Гронзель. Другого выбора нет — придётся переночевать в их поместье. Мадам удивлённо таращилась на непонятно откуда взявшегося в её дворе чёрного кота. Она, за эти два дня, после встречи с демоном, видела много чёрных котов, и в каждом находила отражение того чудовищного существа, что заговорило с ней в кабине для переодевания. Этот кот тоже был похож на него, но его отличал браслет на правой лапе, наверно, надетый хозяевами, чтобы кот не потерялся. Украшения с рубином очень любила мадам Мирра, живущая через три деревни на юго-восток, а это около восьмидесяти километров отсюда. «Как кот преодолел такое расстояние? Может, он вовсе не её? Хотя… Браслет кожаный, с тонкими крапинками рубина — именно такой Мирра потеряла вчера на новогоднем празднестве. Говорят, подняла на уши всю деревню, в которой оказалась в Новый год по чистой случайности, и ничего не нашла. Но, если бы она сама его прицепила на кота, она бы об этом помнила. Хотя, напившись, могла же забыть?» Муж Гронзель, граф Колье, очень любил животных. Кот сразу это почувствовал, поэтому, пару раз поласкавшись о Гронзель, перенаправил весь свой шарм на мужчину. Тот радостно улыбался, когда кот начал к нему ластиться — обычно животные к нему не шли. А тут, даже подзывать не пришлось — сам пришёл, хоть и неведомо откуда. Как чёрт из табакерки. У Колье не было животных в поместье, о чём он ужасно жалел, поэтому взять бродячего кота к себе было для него не актом милосердия, а исполнением желания. Кот, слушая его мысли, даже начал подумывать об ещё одном контракте. Проблема была в том, что если граф загадает любовь всех животных на земле, то все животные на земле ринутся к нему, а это уже повлечёт резкое вымирание оных и разрушение поместья. Не хотелось равнять с землёй место временного, а точнее однодневного, проживания. Графиня ещё пребывала в раздумьях о связи браслета, надетого на кошачью лапу, и браслета, который потеряла герцогиня Мирра, а Колье уже осматривал его на наличие адресата или имени животного. Ничего не было, просто кусок обработанной кожи с драгоценными камнями. По своему растрёпанному виду, тощему телосложению и колючей шерсти, кот походил на всех других бродячих, но он слишком легко и бескорыстно подошёл к людям, да и его глаза смотрели без страха и мольбы. Жёлтые большие глаза смотрели с подвохом, насмешкой, интересом, не так, как у остальных котов, но эта загадочность только ещё больше подталкивала графа к решению оставить его у себя. Таким оригинальным животным можно похвастаться, вызвать всеобщую зависть и одновременно радоваться исключительности своего питомца. Кот не собирался оставаться в доме семьи Бордо дольше, чем на ночь. Господин Колье мог сколько угодно представлять себе своё величие и злые завистливые взгляды в спину, но этого не будет. Мужчина без слов взял кота на руки и пошёл к дверям своего дома. С момента появления кота, пара не произнесла ни звука, что немного настораживало самого демона. Он видел одобрение графа и недоверчивость графини, но, как только Колье встал, Гронзель встала за ним. Они в молчании вошли в поместье, в котором лакей быстро подскочил к ним, — бедняга заснул на своём стуле и шуганулся от их прихода — забрал верхнюю одежду и улетел куда-то к прачке. Шуба графа Бордо была в грязевых следах кошачьих лап, а у мадам она была просто мокрой от снега. — Пойду, покормлю кота, — мужчина обернулся в сторону свой жены, пытаясь своим весёлым тоном её приободрить. В ответ на это она кивнула и слегка улыбнулась. Он не знал, почему она уже третий день настораживается при виде котов, но очень хотел избавить её от этого страха. — Ты ведь хочешь есть, да, котик? Ничего, сейчас добрый дядя Колье тебе целую гору еды наложит, — кот вспомнил о той горе, что уплёл в деревне, и ему тут же расхотелось есть. Но в ответ он, как и положено приличным котам, мяукнул. Когда граф положил питомца себе на плечо, мордой в сторону Гронзель, кот не удержался и, расплывшись в широчайшей и наглой улыбке, помахал ей лапой. Выражение её лица его позабавило: медленно округляющиеся глаза, нарастающая в них паника, руки, резко сжавшие юбку, слегка приоткрытый рот, углы которого поползли в разные стороны, закусанная нижняя губа и приподнимающиеся вверх, вместе с глазами, брови. Казалось, что она сейчас расплачется, слёзы уже готовы были перейти грань между небольшим блеском у нижнего века и текущей по щекам струи. Мадам сдержалась, опустила голову и отвернулась, пошагав куда-то вглубь тёмного коридора, в котором ещё не зажгли свечи на канделябрах, а свет проникал только с улицы сквозь витражи. Всё-таки, можно сказать, что кот скучал по ней, по этой волевой серьёзной женщине с по-дамски плаксивым и по-мужски стойким характером. Её душу, он, может, даже сохранит и будет беречь, держа на подставке под стеклянным куполом. Колье нёс его по таким же тёмным коридорам, в который ушла мадам, но слуги уже спешили зажечь все свечи. Они следовали в отдалении тридцати метров или около того, так что кот не мог рассмотреть весь антураж как следует, а только видел золотые рисунки на белом потолке, колонны от пола до самого потолка и картины, скорее всего изображающие всю династию Бордо, начиная с тринадцатого века. Картины шли только по правой части коридора, если смотреть со стороны животного, а узорные разноцветные витражи, изображающие то герб, то пейзажи, то православные образы девы Марии с ребёнком, шли слева и должны были цветастыми бликами освещать коридор по утрам. Потом они повернули направо, в ещё более тёмный коридор, который заканчивался тоже витражным окном. Через пару метров граф остановился и постучал, как казалось коту, в стену, которая, однако, отвечала деревянными ударами. Дверь открылась, её золотую ручку в виде головы ястреба держал повар, одетый в белый халат для готовки и странный колпак. Повар был бритый, хотя щетина уже прорастала, забрызганный веснушками, с надутыми щеками. Спереди тёмно-русые волосы отросли до середины лба, а сзади были заплетены в тонкую косичку размером с бобовый стручок. Позади него, в помещении, сновали точно так же одетые повара и поварихи, бегающие от шкафов с продуктами к собственным, стоящим на огне, кастрюлям. Где-то в левом углу, что было плохо видно через дверной проём, стояли печи, но сейчас в них никто ничего не готовил. На широком белом столе посреди кухни стояли тарелки с уже приготовленным мясом, и какая-то женщина украшала два десерта чуть левее от них. — Витас, у нас новый житель. Приготовь заодно и ему ужин, — Колье снял кота со спины и, положив его на свои руки так, чтобы держать его в полуобъятиях, протянул повару. Тот посмотрел на животное без энтузиазма: для него это была ещё одна глотка, которую нужно прокормить, дополнительная работа. Если бы за кормление зверушки ему дали надбавку, он бы приготовил ей своё коронное чудо кулинарии, а так — пусть ест объедки графской семьи. — Хорошо, — голос Витаса звучал механически. Кот понял, что особыми изысками его баловать не будут. Наверняка отдадут недоеденные вчерашние окорока или уже испортившееся молоко. — И приготовь что-нибудь посвежее. Если еда покажется мне недостаточно хорошей, я просто тебя уволю, — граф понял то же, что и кот, поэтому строгим взглядом давил на своего подчинённого. — Графский кот должен быть кормлен так же сытно, как и граф. Этим ты показываешь своё отношение ко мне. Витас лишь смотрел уставшими глазами в ответ. Колье развернулся и пошагал дальше, по уже освещённым коридорам. Бледно-васильковый цвет занимал две трети стены и после сменялся на белый. Граница между этими цветами была сделана очень простой, но подобающей ласковому романтизму волнистой линией. Узоры на стенах были плохо видны, — не стоило красить их в тот же цвет — но было понятно, что их много. Все окна были арочной формы, высокие, в белой раме. Только теперь кот заметил, что не все из них витражные, а есть ещё и с простыми прозрачными стёклами, но, в отличие от витражных, простые стёкла разделялись одной вертикальной линией и шестью горизонтальными линиями. Картины висели ровно напротив окон, без малейших сдвигов даже на миллиметр. Рамы у картин были белыми, новыми, понятно, что старые заменили на них для гармоничности. Но рамы были не просто белыми: на них слегка отсвечивал позолоченный узор из двух сплетённых веток, на которых висело несколько листьев, и которые повторяли друг друга зеркальным отражением. Этот рисунок повторялся по всей раме, с парусантиметровым интервалом. Углы были чуточку сглажены, даже не заметишь издалека. Господин Бордо шёл вдоль одного и того же коридора, который казался неимоверно длинным, словно они спускались к центру земли. Иногда, он проходил мимо боковых ответвлений, но они выглядели так же, как и этот коридор, только с дверями вместо картин и окон. Когда он остановился перед дверью в самом конце прохода, кот всё ещё чувствовал движение. Ему не верилось, что этот долгий поход закончился, и его сейчас поставят на твёрдую недвижимую землю. Колье открыл дверь и зашёл в небольшую тёмную каморку, без мебели, с серыми стенами, в которой на самом верху, как в крестьянской избе, было маленькое окошечко. В таком помещении могли бы жить десять котов или одна новорождённая лошадь. В углу, рядом с тазиком, заполненным землёй, служащим туалетом, лежала миска, железная и поцарапанная. Видно, у графа уже был домашний любимец, но довольно агрессивный, из-за чего не прижился. — Теперь ты будешь жить здесь, — хозяин поместья поставил кота на дощатый пол, который, как ни странно, был в идеальном состоянии и покрыт лаком без малейших трещин. Эта комната, если такое можно было назвать комнатой, нагнетала и даже внушала небольшой ужас. Здесь можно было бы пытать людей, но никак не держать животное. Сверху, под окошком, куска стены не было, но дырку забили опилками, которые позже покрасили. Граф захлопнул дверь и запер её на ключ, чтобы новый питомец уж точно не сбежал. Для демона закрытая дверь — не проблема, поэтому кот совершенно флегматично разлёгся на полу, в ожидании грядущего ужина. Он уже знал, что случится во время ужина, после него и даже на следующий день. Всё было очень предсказуемо, не нужно было применять ни грамма своей силы. Он не выберется из этой комнаты, размером с большой шкаф — его выпустят, он не убежит далеко отсюда — его увезут как можно дальше, граф не будет грустить о его исчезновении — он сам от него избавится. Осталось только этого дождаться. Пока этого не случилось, кот лёг спать. Намечается интересный спектакль.