Песнь заката

POV Пит Десять лет… Они были беспощадны, мучительны. Они сожгли за собой все мосты, кроме одного, того, по которому всё ещё блуждают призраки прошлого. Уже несколько бесконечных ночей я провёл в раздумьях о том, как избавиться от связи с бывшей женой, дабы не предоставлять дискомфорт новой. Она такая же раздражительная, как была Эвердин. Удивительный, однако, типаж девушек меня привлекает. Всегда так выводит, когда мной пользуются. Наверно я бы вынес выходки Дэлли, если б не прежние отношения, окончательно измотавшие меня, хотя, дело даже не в них. Я сам не знаю, кого виню в том, что стал пустым. Мне просто надоела выскочка-супруга и постоянный допрос Прим о том, почему она не похожа на свою «маму», что такое «Голодные Игры» и когда вернётся Гейл. Не могу же я ответить малышке, что приревновал Хоторна к покойной жене, психанул и задушил, хотя соперник даже не собирался сопротивляться. Не могу же я объяснить Дэлли, что в постели я ничто, если не представляю перед собой Китнисс. Не могу же я признать, что перестал быть собой. Я не обращаю внимания на то, кем стал, ведь уже не помню, кем был. Моя жизнь началась заново с момента переезда в Капитолий, в бегах от родного дистрикта-кладбища. Я надеялся, что больше никогда не вернусь в эту долину умерших надежд, что смогу уничтожить всю свою печальную историю несчастного влюблённого до последнего листочка и развеять пепел по ветру у древа висельника, но был слишком слаб. Легче всего оказалось сжечь свой дом, инсценируя смерть Хоторна, как несчастный случай, наблюдать в одиночестве за тем, как языки пламени поглощают всё до последней щепки. Даже тогда я вспомнил про неё, но не осмелился подойти к соседнему особняку, от которого уже не первый год исходил всепоглощающий холод. Какая ирония, та огненная девушка была такой горячей и ледяной одновременно. Она была моим агатом: отталкивающе пепельным снаружи, загадочно многогранным внутри. Жаль только, моя драгоценность не принесла счастья, а разбила измученное сердце, оставив на шее свой маленький осколок, который я вынужден растить, обучать и обеспечивать. Я жалею, что не избавился в прошлый раз от всех её вещей. Они будто связывают, заставляя вернуться в Двенадцатый, не давая возможности воспротивиться. Я должен был закончить всё, позволить себе стать тем, кем желает судьба, дабы снять с себя ожерелье пеньки, душащее всё сильнее при каждом воспоминании о прошлом. Лучше я буду слепо жить в иллюзии, что у меня более-менее хороший брак и удачный бизнес, чем ясно видеть по ночам воспоминания о том, как был по настоящему счастлив с одной единственной, неповторимой и невоскресимой… От раздумий меня отвлекает очередной звонок разозлённой жены. Она желает, чтобы я докладывал ей обо всех посещаемых мной местах, что не может не выводить из себя. Я никогда больше не придаю значения звонкам после того, как не ответил ей тогда, когда нужна была моя защита. Я возненавидел всё, что было связано с тем днём: свой дом, телефон, пекарню, ребёнка. Мне казалось, что ненависть и отчужденность освободят меня от настигших проблем, но я лишь повторил её ошибку. Наконец то поезд прибывает на конечную станцию. Ступив на перрон, ощущаю, как сердце пронзает ностальгия, а я ведь уже свыкся с мыслью, что у меня вовсе нет сердца и чувств. Помню, что хотел взять себе такси, но ноги сами несут меня по просторам родного дистрикта. Через несколько минут, когда закат окрашивает горизонт в мои когда-то любимые оттенки, оказываюсь у ворот Деревни Победителей – единственного места, пережившего войну. В глаза сразу бросается мой сожжённый дотла дом и пустующий особняк напротив, сеющий отчаяние даже в лёгком ветерке, проносящимся над крышей. Я настроен решительно, и чтобы не передумать, когда столкнусь той самой нитью, соединяющей моё прошлое и будущее, сразу беру в руки принадлежности для разведения огня. Становлюсь на скрипящий порог, подбирая ключ от старого, немного проржавевшего замка. Как только он поддаётся мне, открываю дверь, но не осмеливаюсь осуществить свой план. Какой-то неведомый шёпот забвенной тишины заставляет войти внутрь. Сделав шаг вперёд, окунаюсь в водоворот жгучей печали, ядовитого разочарования и светлой надежды – составляющих её внутреннего мира. Чем дальше я захожу, тем чаще непроизвольно улавливаю родной аромат, чувствую её присутствие. Ещё у входа я выкинул бутыль бензина и зажигалку, поэтому теперь пытаюсь прикоснуться ко всему тому, что могла трогать она. Плевать, что в доме беспорядок и везде стоят наши совместные фотографии, вырезки из газет, ведь даже такому состоянию жилища я был виной. Я так часто на подсознательном уровне винил Китнисс во всех наших бедах, но, на самом деле, я сам был её первой и последней ошибкой, такой болезненной и необратимой. Не замечаю, как дохожу до её комнаты. Бреду к шкафу, обнимаю её вещи, вдыхая их запах полной грудью, смотрюсь в зеркало, в котором она когда-то не узнавала себя также как и я сейчас. Внезапно замечаю в отражении опрокинутую коробку и разнообразные предметы, раскиданные на кровати. Некоторое время просто разглядываю несколько голубых ленточек, старые фотографии, потёртую мужскую кожаную куртку, но подрываюсь с места, когда замечаю знакомый фотоаппарат. Руки трясутся, когда я неуверенно нажимаю на кнопки. Через мгновение на экране высвечивается она: такая бледная, беззащитная, нежная и … настоящая. Она будто снова умирает на моих руках в Тринадцатом, просит заплести косичку и целует со всей любовью, на которую только способна. Ком мгновенно подступает горлу и я забываю, как дышать, из-за непролитых слёз. Мне опять нужен союзник, спасающий мою любовь, но я собственноручно убил его. И отныне мне больше никто не поможет, ведь я поддался, разрешил себе почувствовать её в себе вновь. Я сам подписал себе смертный приговор. Раз такая участь была дарована судьбой, то я сгорю в её огне, который сам же и принёс на порог, по неосмотрительности неудачно швырнув орудия убийства на сухую траву. Мне вовсе не страшно находиться в кольце огня, окружившего дом. Я заслужил гореть так, как горела она – моя минутная и вечная слабость, моя первая и последняя любовь.