Горечь свободы

      Под крышей дворца нашлось место десяткам разных помещений, но просторных залов было несколько. Один из них — тронный зал — отводился для приемов и собраний. Другой пустовал. До этого дня надобности в его использовании Гриммджоу не видел. Теперь все изменилось.       Кратчайшим из возможных путей Секста подвел чужачку к массивной двустворчатой двери и пропустил внутрь.       Девушка сделала несколько осторожных шагов и остановилась. Из-под сводов зала лился лунный свет, расчерчивая каменные плиты на светлые и темные сектора. Несколько минут она озиралась по сторонам, адаптируясь к освещению и размерам помещения.       Арранкар закрыл дверь изнутри, чтобы никто не посмел сунуть сюда свой любопытный нос. И сразу же почувствовал на себе ее настороженный взгляд. Вопрос не заставил себя ждать:       — Чего ты от меня хочешь?       Джагерджак обернулся.       — Я хочу знать все, что знаешь ты. Все о шинигами, об Айзене и остальных. Все, чужачка.       — Все… — задумчиво повторила она, продолжая ощупывать Сексту взглядом. Никогда прежде чужачка не смотрела на него так изучающе; не молчала так глубокомысленно. — Зачем тебе это?       — Не твое дело!       Но девушка поняла все без объяснений.       — Если ты желаешь бросить ему вызов, то знай, что в одиночку его не одолеть. Некоторые в Готее прежде пытались. Но он слишком могущественен.       — Я не спрашивал твоего мнения, — яростно повысил голос арранкар, отвергая ее мысль о непобедимости капитана-предателя. — Я хочу знать, чего от него ожидать!       Чужачка покачала головой. Отвернулась, скрывая лицо за водопадом волос. Благоразумно переждала вспышку ярости своего собеседника. Затем вновь заговорила, конечно, не отвечая на его вопрос.       — Я не понимаю — зачем? Если меня держат здесь эти стены, — она обвела руками пространство вокруг себя. На ее ладони виднелась уже поджившая ссадина. — То, что держит тебя, арранкар? Пустыня Уэко Мундо необъятна. В ней наверняка довольно места для царства Айзена, для вольнодумцев, для непокорных, для предателей. Но ты все еще здесь, Гриммджоу Джагерджак. Почему?       Он заметил, что рыжеволосая назвала его по имени. Она хотела, чтобы арранкар заметил. Чужачка его больше не боялась или боялась гораздо, гораздо меньше, чем прежде. А какие вопросы она решила озвучить? Слишком плохие, слишком неудобные. Раздражающие.       Что его держало здесь? Слишком много всего или ничего? Покорность или привычка? Страх или благодарность? Или нежелание прослыть трусом и предателем? А может быть, призрачная надежда на свободу?       Порой Гриммджоу не мог ответить на эти вопросы даже себе. Может, потому что он никогда по-настоящему не допускал такой возможности. А может, допускал, но знал наверняка — от номера в Эспаде избавляет только смерть. А будет ли она от рук других арранкаров или же от рук капитанов-шинигами — уже неважно.       Важно другое. Попасть в Эспаду и заполучить номер — это большая честь, привилегия сильнейших и смертельная ловушка. Оказавшись на вершине, никто не покидал ее по собственному желанию или воле.       При перерождении в арранкара у пустого нет права выбора. Кто-то получает номер в Эспаде сразу, кто-то совершенствует свои навыки и, при достаточном уровне силы, бросает вызов кому-либо из десятки. Дальше и того, и другого кандидата ждет бой с эспадовцем. Схватка до последнего вздоха.       В свое время Джагерджак получил унизительный для себя 12 номер. А место в Эспаде добыл через смерть трех арранкаров: бывших Октавы, Септимы и Сексты. Каждому из них Гриммджоу бросил вызов; каждому нанес последний удар, обагрив когти их кровью. С тех пор прошло бесчисленное множество лун. Но печальная и радостная одновременно полуулыбка Септимы в последний миг накрепко врезалась в память нынешнего Сексты. А потом он и остальные развеялись прахом по ветру. Ничего не значащим тленом. Пылью. Ничем.       Гриммджоу злобно взглянул на чужачку, она всколыхнула в его памяти неприятные образы, напомнила о его зависимом положении. Отвечать на ее вопросы он не собирался. Довольно того, что он их выслушал.       — Тебе не понять, женщина, — уничижительно прорычал он.       Не получив ответа и будто совсем не ожидая объяснений шинигами двинулась вглубь зала. Ступая по граням света и тьмы, иногда прячась во мраке, иногда выныривая в лунных лучах, девушка все больше отдалялась от арранкара. Гриммджоу не остановил ее. Просто отпустив на некоторое расстояние, пошел следом и быстро нагнал.       Запах ее крови исчез окончательно. Секста прикинул, что время на регенерацию тканей у них приблизительно одинаково. Разница в том, что Джагерджак не мог так же просто пораниться, как она.       — Что ты хочешь знать об Айзене? — уточнила чужачка через некоторое время, застыв в квадрате, окутанного тьмой. — С чего начать?       — С основного, — огрызнулся он, легко сатанея от ее нескончаемых вопросов.       Рыжеволосая пожала плечами, опять немного помедлила.       — За время, проведенное в Готее, Айзен достиг вершин мастерства Занкенсоки — всех четырёх основных навыков шинигами. Среди них владение мечом, умение сражаться без оружия, владение кидо и поступь, — девушка говорила спокойно, без усилий подбирая слова. — Кое-что о кидо ты уже знаешь. Так вот в этой технике Айзен слыл непревзойдённым мастером. Он владел самыми разрушительными заклинаниями и некоторыми из запрещенных. Легко комбинировал существующие между собой, имел способность к созданию новых. Айзен добился заметных успехов в освоении мгновенной поступи и был одним из быстрейших шинигами. Да, и в бою у него почти не было равных. Свидетельства гласят, что однажды он уничтожил Менос Гранде лишь взмахом меча.       Чужачка сделала паузу, взглянула на Джагерджака, ожидая его реакции. Арранкар промолчал.       — Что еще ты хочешь знать? Айзен — гений своего времени. Тактик, стратег, манипулятор, психолог, учёный и этот список можно еще продолжать и продолжать. Но я не думаю, что всё это делает его таким опасным. Не интеллект, не ловкость и не сила. Больше меня ужасает бездонная пустота в его душе и сердце. Пустота, которую он решил заполнить стремлением стать единственным Богом на земле.       Гриммджоу усмехнулся:       — А я уж начал подозревать, что ты восхищаешься им.       — Чем здесь восхищаться? — резко бросила рыжеволосая, легко попавшись на провокацию. — Предательством? Коварством? Вероломством? Способностью убить друга? Умением уничтожить душу у живого человека? О, бесспорно, подобными низостями стоит гордиться!..       Секста слушал её переполненные негодованием слова не перебивая, но девушка осеклась и замолчала. У арранкара не осталось сомнений, что она переживала за чью-то конкретную душу. И не мог не спросить:       — Чью душу уничтожил Владыка?       Чужачка колебалась несколько минут и все же ответила.       — Одной женщины. Когда я только поступила в Готей мне пришлось присматривать за ней. Она, как многие, лично знала капитана Айзена, была его лейтенантом. Но к большому своему несчастью полюбила его.       Джагерджак обошел вокруг чужачки, зашел за спину. Почувствовав, как та напряглась и насторожилась, арранкар испытал что-то сродни удовлетворению. Определенно, провоцировать рыжеволосую доставляло ему удовольствие.       — Её тело продолжало функционировать, а вот разум… Разум её затуманился. Ее память навеки осталась блуждать во времени, когда Айзен был её капитаном. Она отказывалась жить в реальном мире, отказывалась знать, отказывалась верить. В редкие минуты возвращения разума она продолжала ждать его возвращения в Готей. Мне всегда было больно и жутко наблюдать за этим…       Девушка покачала головой, словно отгоняла от себя те непосильно тяжёлые и болезненные образы. Джагерджак не считал услышанное чем-то ужасным, её переживания не трогали его. Но все же. Каждое слово чужачки воплощалось в тонкую осязаемую материю, которую Гриммджоу мог ощутить, мог прикоснуться. И он хотел прикасаться к её нездешней магии. К чему-то не из этого мира.       На мгновение арранкар даже всерьёз подумал — не применяет ли рыжеволосая на нем какую-то из своих способностей? Но почти сразу отверг эту мысль.       — Что с ней стало?       Собеседники стремительно отдалялись от обсуждения персоны Владыки.       — Ничего, — девушка пожала плечами. — Что и со всеми. Она умерла. Много, много лет тому назад.       — Сколько прошло? Сколько лет ты шинигами?       — Я? — переспросила чужачка будто могла ослышаться и даже обернулась. Но не заставила арранкара повторять дважды. — Это случилось около сотни лет назад. Сто три года, если точно. Я была шинигами сто четырнадцать лет.       Гриммджоу заметил, что она сказала о себе в прошедшем времени, но не предал этому значения. Больше ему не понравилось то, что девушка вновь сдвинулась со своего места, и вместе с этим резко сменила тему.       — Есть ещё одно, что осталось для Готея загадкой. Никто так и не узнал истинной силы меча Айзена. Все, кто вступал с ним в схватку — погиб. Возможно, ты знаешь этот секрет. Но все равно бороться с ним в одиночку сродни самоубийству.       Готей так и не раскрыл главной силы противника? Большой промах с их стороны. Но не только. Секста также не смог припомнить, чтобы Владыка сражался с кем-нибудь на равных, тем более на мечах. Ему достаточно было высвободить духовную силу, чтобы заставить самых непокорных существ склониться перед собой.       Не смотря на свой упрямый, своевольный нрав Джагерджак был готов согласиться с чужачкой — в одиночку против Владыки у него не было шансов. Впрочем, он знал это и без чужачки.       — Ну, а другие? Гин? Канамэ?       — О них я знаю не много. Тоусен, став капитаном, снискал почет и уважение многих шинигами. Гин, заслужив высший чин, умудрялся вызывать к себе лишь неприязнь. В Готее его не любили из-за неприятной, скрытной натуры. Почти никто не любил, — уточнила девушка, словно вспомнила того, кому Лис был не безразличен.       Что же, по той же причине славы Ичимару не сыскал и в Уэко Мундо.       — Мне известно, что Гин, как и Айзен, мастер Занкенсоки. А еще я знаю главную способность меча Канамэ. Возможность запечатывать противника в подпространстве и лишать почти всех чувств: зрения, слуха, обоняния, и даже чувства пространства и времени.       — Ты говоришь слишком уверенно о главной способности, женщина, — настороженно заметил Секста. — Откуда ты можешь знать?       — Однажды он проиграл бой другому шинигами. Был повержен, но не убит.       Джагерджак ждал продолжения, но чужачка умолкла. Замедлив шаги, она остановилась в пятне лунного света, коснулась ладонью лба и крепко зажмурилась. Приступ слабости? Приступ боли? Арранкару показалось, что все сразу.       — Повержен, но не убит, — безжалостно повторил Секста. — Что дальше?       — Не помню, когда… Не помню кем.       Это было довольно подозрительно. Гриммджоу кольнула болезненная мысль — почему чужачка говорит все это? Почему решила ему помогать? Они были непримиримыми врагами с самого создания этих никчемных миров! Так что же сейчас?       Нет, девица должна ненавидеть свое положение, должна ненавидеть арранкара, державшего ее в плену. Как он сам порой ненавидит Айзена.       Вся магия, которую Секста успел себе придумать, вмиг рассеялась. Осталось лишь мерзкое чувство опустошенности и, принимающая разрушительные масштабы, ярость.       — Это неважно! — зловеще проговорил Джагерджак. — Как его победить?       — Позволив нанести удар. В момент, когда Канамэ или его меч дотрагивается до противника, есть возможность разрушить созданный им морок.       — Так просто? — Джагерджак уже рычал, не желая сдерживать порывы дурного характера, и прохаживался вокруг остановившейся девушки, словно зверь, загоняющий добычу. — Или ты лжешь мне!       Чужачка сцепила руки в замок и пыталась следить за арранкаром взглядом. Когда тот зашел за ее спину, она не нашла в себе сил обернуться. Закостенела. Не была она настолько бесстрашной, как хотела показать.       — Это совсем не просто, — все же возразила рыжеволосая в свою защиту. — И мне незачем лгать тебе.       — Но и незачем помогать! — рявкнул Секста, вновь появляясь в поле ее зрения.       Взъяренный арранкар приблизился к девушке вплотную, изучая её диким взглядом и пытаясь уличить во лжи. Но замечал лишь, что лунный свет выбелил её кожу, подчеркивая и выделяя каждую черту ее лица, а глаза и вовсе превратил в прозрачно-чистые бездонные омуты. На дне которых Джагерджак силился найти успокоение.       — Также мне незачем помогать и Айзену. Незачем тешить его самолюбие и приносить кровавую жертву его злому гению, — тихо прошептала девушка, опустив взор. — Поэтому я не помогаю тебе, а лишь предупреждаю об опасности…       Арранкар не был настроен анализировать свои чувства. И не взялся бы разбирать, что в ее словах послужило катализатором для выхода его ярости. Но знал одно — лучше бы она не отводила своих глаз.       Бог разрушения, зверь внутри Гриммджоу, получивший власть над телом, жаждал крови чужачки. В отместку. Из любопытства. Из-за ее странного влияния на его разум. В ладони арранкара заалел комок серо. Он должен от нее избавиться — сейчас или уже никогда.       — Хочешь знать, почему я помогаю тебе?       Голос рыжеволосой отсрочил мгновение расправы. Да, она и не замечала, что ей грозит смертельная опасность. Невидящим взором она исследовала свои ладони, пыталась разглядеть там что-то доступное только ей.       — Бессмысленных смертей было так много на моей небольшой памяти. Слишком много… Я хотела, но не могла предотвращать все. Не успевала. Не имела больших сил. Не могла…       Она поднесла ладони к лицу и затихла. Боролась с эмоциями или наоборот за долгое время пребывания здесь дала им волю.       Именно это её спасло. Гриммджоу пришел в себя; сжал серо в кулаке — энергия опалила пальцы и разъела кисть почти до кости. Крови не было, она спеклась с плотью. Боль была адской и отрезвляющей. Ничего, рана быстро срастется, не оставив следов.       Чрезвычайно важным сейчас казался лишь один вопрос, который уже давно не давал покоя арранкару.       — Почему ты не убила меня? Когда только попала сюда впервые? Когда пыталась сбежать?       Девушка ответила не сразу. Вновь взглянула, с трудом осознавая, о чем он говорит. Но когда поняла, произнесла твердо, уверенно:       — Ты живой.       Как же глупо прозвучали ее слова! Возникло жгучее недовольство ее ответом.       Живой? Конечно, живой! Как же иначе?..       Чужачка продолжала глядеть на него — странно, глубоко. И, наконец, Секста понял.       И рассмеялся ей в лицо. Он был арранкаром, созданным существом, орудием, оружием, частью эспады, пустым, в конце концов! Но уж точно не живым, не в том глубинном смысле, который чужачка вложила сейчас в это понятие.       Но это не помешало её словам ещё долго возникать в мыслях Гриммджоу. Он усмехался им сначала зло и мрачно. Потом как-то слишком быстро привык. Они ему понравились.       Живой.