Среди миндальных деревьев

Лили и Юума познакомились как множество пар до них – на дружеской встрече. То была далеко не любовь с первого взгляда, но оба разглядели друг в друге что-то такое, из-за чего хотелось продолжать общение и после. В скором времени состоялась одна встреча, потом вторая и третья, а за тем еще и еще. При этом все стали почему-то хитро улыбаться да многозначительно бровями поигрывать с намеком, будто для них стало внезапно очевидным, что у них якобы закрутился роман. Очевидным для всех, кроме самих молодых людей – то ли сами не догадались, то ли кто-то подсказать/спросить забыл. А парень с девушкой лишь диву давались на такие внезапные изменения со стороны друзей, ведь они «ну совершенно точно ни разу не встречаются». Впрочем, не для красного словца говорили, потому что ни он, ни она не примеряли друг на друга статус любовника. Им просто было весело и легко вместе, пересекаясь на нейтральной территории, и не заботило совершенно, чем и как кто живет. Но чрезмерно сердобольные и желающие поставить все на свои места (читай: любящие засунуть нос не в свое дело) подруги Лили и не в меру интересующиеся кореша Юумы старались допытаться убедить, что же между ними происходит что они встречаются. И проще было на самом деле согласиться, нежели пытаться стоять на своей правде. Однако шальная мысль теперь нет-нет да закрадется в голову. Почему бы не попробовать? И вот тут-то, можно сказать, друзья подложили большую жирную свинью. Те аспекты жизни, которыми Лили и Юума не интересовались в отношении друг друга до этого внезапно стали важными, и сначала оно даже неплохо шло. Можно сказать, ничего особо не изменилось, кроме возможности касаться больше, но ровно до тех пор, пока молодые люди не решили съехаться. И как оно часто бывает, начались бытовые проблемы, которые и решить-то несложно, но из-за природной упрямости и бурлящей молодой крови прийти к консенсусу становилось ну очень сложно. Взять хотя бы привычку о мытье посуды: Лили все мыла сразу, Юума же предпочитал оставить ее назавтра. Каждый хотел стоять на своем, перекроить партнера по себя, ведь пойти на уступку – значит проиграть, чего буйный нрав никак позволить не мог. Эта, и прочие незначительные повседневные мелочи становились камнем преткновения. И это откровенно бесило, неимоверно раздражало и рождало некоторые темные желания. А когда стало совсем уж невыносимо, то и разбежались, разругавшись в пух и прах. И можно было бы обвинить друзей, что они их подтолкнули к этой катавасии (этим скотинам хватало совести удивляться их разрыву), а так бы общались как раньше, но злились в основном на себя, потому что поддались на чужие уговоры и слова. Но после разрыва-то все, по идее, должно было встать на свои места, вновь обретенное спокойствие и главенство и возможность распоряжаться по своему желанию надо собственной жизнью вернуло бы все на круги своя. Должно было, однако что-то ничего не восстанавливалось – какая-то мельчайшая деталь вновь возвращала к мысли об отношениях: то длинный блондинистый волос на подушке, каких у Юумы никогда не было и не будет, то забытые в ванной линзы, которые Лили с роду не носила. И вся ирония этой ситуации в том, что от вновь напавших мыслей, которые теперь неотступно следовали по пятам и только выжидали удобного момента, чтобы напасть, если зазеваешься, было почти нереально сбежать или отделаться, отвлекаясь на что-то другое. Эти мысли давили, мешали, уничтожали изнутри. С такой жизнью при постоянной борьбе самих с собой их хватило на месяц. Прогуливаться по длинной набережной, запертой непрекращающимся потоком клумб с цинниями, превратилось в привычку. Ранним утром, когда солнце только начинает постепенно осветлять горизонт, будто добавляя другой краски небу цвета индиго, можно не беспокоиться, что на кого-то наткнешься или собьешь нечаянно, так что окунуться в свои мысли можно в полной мере. Остановиться, лишь наткнувшись и едва не наступив друг на друга, поднять глаза и не произнести ни слова, поняв все по выражению лица. Мне плохо с тобой, но без тебя еще хуже.