Среди миндальных деревьев

Власть Императора безгранична и нерушима, в его воле и жизни лишить невиновного, и помиловать злостного нарушителя. В народе Император подобен богу, он волен делать то, что желает. Четвертый Император династии Камуи, Гакупо, олицетворял собой властителя жесткого, а местами жестокого, так что страху он нагонял прилично, и все министры, если и думали что-то против, озвучивать это даже между собой не решались – молва мистическая ходила, что у него настолько безупречный слух, что он слышит любой шорох во всех частях дворца. Никто не смеет ему указывать. Никто, кроме одной юдзе*. Так что, когда он находит на подоконнике своих покоев пурпурный ирис, выуживает надежно спрятанную одежду простолюдинов и под покровом ночи устремляется в квартал «Красных фонарей», стараясь быть никем неузнанным – негоже императорским особам по публичным домам шастать, коли свой гарем имеется. Пурпур всегда считался символом благородства почитаемых высокопоставленных особ, позволить себе иметь вещи этого цвета мог лишь властитель. Поэтому, когда Лука, ойран**, прозванная в народе Императрицей, посылает ловкого гонца во дворец с цветочным приглашением, это тяжело назвать чем-то кроме иронии. Лука встала на стезю проститутки уж точно не от хорошей жизни. У нее и выбора-то не было: когда ее с мамой, как и всю прочую прислугу, выгнал из дворца предыдущий Император перед своей смертью, они остались почти без единого сэна*** за пазухой, и поэтому матери Луки ничего не оставалось, кроме как продать свою дочь подороже в публичный дом. Однако ей, можно сказать, невероятно повезло, потому что тогдашняя хозяйка разглядела в ней что-то такое, за что в будущем можно было бы сдирать большую сумму с богатеев. Так что, вместо того, чтобы встать за решетку, как коси-дзеро****, она задержалась на ступени камуро*****, а после сразу же стала ойран. И тогда же хозяйка заломила настолько высоченную цену, что ее способен был оплатить разве что только Император, за что ее все и прозвали в шутку Императрицей. В покои Луки никто никогда не заходит без ее приглашения, так что, когда с еле слышным звуком открывается седзи, она не вздрагивает. Ей даже оборачиваться не надо, чтобы узнать, кто это - в конце концов, их встречи настолько редки, что Гакупо просто не смеет игнорировать приглашение. Она почти всегда курит кисэру******, и выдыхаемый ею табачный дым смешивается с запахом зажженных благовоний. Камуи тихо проходит внутрь и садится рядом с ней, протягивая свою трубку, которую розоволосая девушка принимает из его рук и неторопливо, будто лениво, набивает чашу кидзами******* и раскуривает, оставляя на мундштуке следы алой помады. Косвенный поцелуй иногда перерастает в настоящий: они целовались, будто были давешними любовниками, медленно и растягивая. Они, может, и любили, но прекрасно понимали, что иметь чувства друг к другу для них - непозволительная роскошь. А в лежащих на полу кисэру дотлевал табак, едва чадя.