Карантин

- Марта, что с тобой? - обеспокоенно воскликнул Генри, заглянувший к ней попрощаться перед очередным ежедневным походом в сторожевую будку. - Принести чай? Марта только устало покачала головой - она уже далеко не первый день безуспешно боролась с несерьезной, но надоедающей, простудой. И, возможно, ее больше раздражал не насморк, не запах лекарств, и даже не тщетность попыток лечения, а крепкое здоровье всех остальных. Они собирались по вечерам в квартире Марты и Генри, вместе ели и пили, дышали, в конце концов, одним воздухом, но все продолжали мужественно сохранять идеальное самочувствие. Не злилась она только на беднягу Джона. Он редко появлялся в их квартире хотя бы потому, что вызвался дежурить на входе в город по ночам. А днем он либо мирно спал в каморке за спальней, либо выбирался в город вместе с Гилбертом и Стеном. - Я ненавижу тебя, - все же ответила Марта, - и твою ухмылочку тоже. Мог бы уже тысячу раз найти мне нормальное лекарство, а не все это... - Все это считается нормальным лекарством. Можешь почитать об этом на упаковках, которые ты здесь раскидала, - он снова невольно ухмыльнулся, оглядывая заваленную бумажками комнату, - если не можешь работать, попроси Стенли. Он слишком мечтателен в последнее время, не мешало бы его отвлечь. Марта еще раз устало покачала головой.

***

- Хочешь проведать жену? - с плохо скрываемым вызовом спросил Стенли. Его напарник по поискам ответов сегодня тоже плохо скрывал эмоции - он хотел было изобразить непринужденность, смелость, безразличие, в конце концов, но только уныло скривился, не в силах думать о прошлом. Ему удавалось вполне ловко обходить тему своего прошлого - его новые знакомые только и знали, что он работал на каком-то заводе и что у него была жена, имени которой он не желает называть. - Я вижу, что тебя это беспокоит. А если уж я это заметил, то, наверное, даже фонарным столбам это давно стало ясно... Мы даже не заходим в тот район. А стоило бы, наверное. - Стенли смутился - мало того, что поднял болезненную для собеседника тему, так еще и начал попусту повторять самое нелепое в данной ситуации и самое ненавистное слово - "наверное". Оно перестало ему нравиться давно, с тех самых пор, как он понял, что все их предположения о роботах не имеют никакой доказательной базы и содержат бесконечно много "наверное". - Если остальные роботы стали более... коммуникабельными, может, и она тоже? Гилберт только сухо молчал. И в этой безэмоциональности безмерно чувствительный и чуткий Стен почему-то видел сходство Гилберта с роботами. Настолько сильное сходство, что иногда даже подозревал, что он в какой-то момент незаметно для остальных превратился в робота. Или и вовсе всегда им был, но каким-то невероятным образом показался всем остальным вполне настоящим человеком. Ведь обрели же постепенно городские роботы большинство человеческих эмоций, почему бы и Гилберту не быть попросту более совершенной машиной? - Может, она даже ищет тебя. Вряд ли ей показалось привычным твое поведение. Гилберт нахмурился, но снова промолчал. Он давно уже пытался заставить себя не думать о возможности существования искусственных чувств. Но какая-то его часть все еще не могла принять факт превращения всех его знакомых в роботов. В глубине души он надеялся, что они помнят его, по-настоящему узнают, когда встречают на улице... Он боялся проверять. Остатки веры в лучшее хоть как-то держали его на плаву. Остальным было проще - или же так попросту казалось Гилберту Тарси - Стенли постоянно увязал в фантазиях и почти ничего не потерял с уходом привычной реальности, Марта и Генри по-прежнему могли наслаждаться обществом друг друга. Даже тихому Джону в этом новом мире жилось не хуже, чем в прежнем. Или же жестокая невнимательности снова подводила Гилберта, а на самом деле вся его команда постоянно страдала. Он не понимал ничего, и особенно не понимал, как его желание знать все об этом новом мире уживается с концентрированным нежеланием узнавать что-либо новое о своей жене. - Ладно, Стен. Ты прав. Мы исследуем весь город, нельзя забывать о немалой его части только из-за меня. *** Птица продолжала кружить на своем наблюдательном посту над заводом, стараясь заметить все изменения в его жизни. И вопросов отнюдь не становилось меньше со временем. Напротив, они беспрестанно росли, и в количестве, и в серьезности. И одно время птицу почти не беспокоила таинственная будка у входа, появилась другая главная странность - громкая связь. И по этой связи завод говорил много странного, но, главное, ежевечерне приказывал своим человекоподобным работникам проверить биологическую обстановку в городе и его окрестностях. И каждое утро громко звонил в исследовательский вирусологический центр в одном из соседних городов. Соседний город неизменно отвечал, что все в полном порядке, все живы, здоровы и никаких странных штаммов никаких странных вирусов нигде не появилось. Но завод не сдавался и каждый день задавал одни и те же вопросы, не то надеясь услышать о каких-то проблемах, не то искренне переживая за судьбу смертного населения Земли. Птицу все эти звонки поначалу безумно интересовали, но все вопросы отошли на второй план, когда, наконец-то, спустя долгие месяцы удивительной ненаблюдательности, птица заметила кое-что еще крайне важное - во всем полумертвом городе кроме нее и не было больше птиц.