Gold Rush

Беа слышала, что при наступлении кризиса в жизни, время постепенно замедляется, так как каждая минута, казалось бы, растягивается на час, и всё это — каждый вдох и каждый стук сердца начинают значить гораздо больше, чем раньше. Она слышала, что люди не могут избавиться от шока в такие моменты, не могут и двинуться, потому что все кошмары воплощаются в жизнь, закрывая вас в клетке изо льда. Но когда Беа слышит зловещий удар с другой стороны двери, и Гарри неожиданно замолкает, каждый чёртов нерв в её теле встаёт по стойке «смирно». И когда она рывком распахивает дверь и видит чрезмерно бледного Гарри, который упал на пол, Беа буквально перестаёт думать и дышать, она просто двигается. Проходит всего около двух секунд после того, как она каким-то немыслимым образом перетащила его на диван, укрывая пледом холодные руки. Но это же невозможно, не так ли? Даже адреналин, сыгравший злую шутку с кровью, не смог бы помочь девушке поднять его. Ради Бога, она даже не могла оттолкнуть Гарри ночью, когда он перемещался на её сторону кровати, смещая Беу на самый край. Так каким же образом ей удалось перетащить его сейчас? Но Беа не помнит, как, и причиной этому, наверное, является тонна мыслей, что без остановки стучат по голове. «Нет, пожалуйста, нет», — кричит весь разум. — Гарри? Ты слышишь меня? Гарри! Боже мой, пожалуйста, проснись, —  беспокоится она, порхая над его неподвижным телом. В глубине души она знает, что он всего лишь упал в обморок, но она никогда не видела его таким неподвижным: Гарри всегда кивал, давая знать, что слушает, постукивал пальцами по колену, когда ему наскучит разговор, дёргал подол рубашки, если он нервничает. Поэтому сейчас мелкие порывистые выдохи — это самая страшная вещь, которую она когда-либо слышала. Казалось, что год спустя его глаза, наконец, медленно раскрылись, обрамлённые трепещущими ресницами, а Беа выпустила тихий вздох облегчения. — Эй, — шепчет она, протягивая руку, чтобы погладить его холодный лоб, но вовремя одёргивает себя. «Нет, Беа, ты не должна беспокоиться больше». Вместо этого она садится на подлокотник дивана, бездумно пялясь на выбившуюся нить, пока Гарри в замешательстве осматривает всё. Но потом, увидев её лицо, его озабоченный взгляд куда-то исчезает, оставляя за собой след из улыбки. Парень тут же тянется к её руке, чтобы успокоить и себя в том числе. Но на этот раз она не позволит ему играть по своим правилам. (Потому что он просто упал в обморок, а это далеко не повод держаться за руки после столь сложного расставания.) — Милая Би, сладкая, как сам сахар, — выдыхает он, протягивая буквы, и Беа чувствует, как её сердце ломается напополам уже в миллионный раз за месяц. Это происходит каждый раз, когда она слышит его голос по радио, каждый раз, когда она видит его лицо на рекламном щите или в журнале. Весьма впечатляет тот факт, что она всё ещё стоит на своём, учитывая то, что существование Гарри Стайлса как такового разрывает её на куски больше раз, чем вообще возможно. Он так же шепчет глупые слова, которые прицепились к ней в детстве, изгибая губы в улыбке. И в этот раз её не волнует то, что она снова заснула с его тёплой рукой на своей спине, потому что никто из них так и не проснулся посреди ночи. Он будет в порядке, так же, как и она. Утром солнце будит Беу, как это бывает постоянно. Она направляется на кухню, чтобы налить кофе для Гарри, словно ничего не произошло. И её пальцы уже тянутся за синей кружкой, когда она, наконец, понимает, насколько легко она опять подчинилась его чарам. Только раньше было по-другому: Когда небо светлеет, Беа, которая всегда просыпается первой, встаёт с постели. Спина обычно затекает после продолжительного сна, но она старается встать тише, дабы не разбудить спокойного парня, который заснул всего пару часов назад. Она пойдёт на кухню и убедится, что на его любимой синей кружке уже установлен бумажный фильтр, чтобы в утреннем напитке не было слишком много кофеина. (Заботится о нём, всегда заботится о нём и забывает о себе.) После этого пройдёт несколько часов, на протяжении которых её компанией будут лишь нагретый солнцем диван и свежий запах чернил ежедневной газеты. Затем она услышит, как кровать скрипнет под весом проснувшегося парня. Поэтому она включит чайник для них обоих, так как перед началом дня они традиционно пьют свои любимые напитки, чтобы взбодриться. Для Гарри кофе темнее, чем сама ночь, где мелькают звёздочки в виде кубиков сахара. А для Беы тёплый чай с молоком, разводы которого напоминают облака. Но так больше не будет. Сейчас же её руки дрожат, пока она смотрит на тонкую фильтровальную бумагу, что вскоре отправится в мусорное ведро, а внутри всё охладевает от сильного давления металла реальности. Закусив нижнюю губу, девушка переводит взгляд на белоснежный потолок, пытаясь успокоиться. Это был всего лишь один промах, он ничего не значит. — Би? Голос раздаётся из ниоткуда, и она инстинктивно вздрагивает, видя Гарри, который уже идёт по плиточному полу цвета слоновой кости. Она не знает, что делать, если он вдруг подумает, что сон в её квартире означает возобновление их отношений. Гарри никогда не был хорош в извинениях, он лишь подхалимничал, пытаясь выпросить прощение, но этот трюк больше не пройдёт. Верно? Он же не считает, что она простила его так быстро? Но он всё равно подходит довольно близко, и теперь она может слышать его сердце, которое стучит по барабану грудной клетки, может видеть крошечные морщинки вокруг глаз, появляющиеся при обеспокоенном прищуре. Ладонь Гарри спускается к её бедру, и она на инстинктивном уровне наклоняется вперёд, чтобы поцеловать его, но останавливает себя, понимая, что больше не может делать этого. Слишком легко вновь попасться в его сети, и это пугает Беу. Потому что Гарри и Беа — это всё, что она вообще знала, всё, чем они вообще были. Это всё, чем она вообще была. Она помнит, как ей исполнилось три, исполнилось восемь, исполнилось десять, и всё рядом с Гарри. Они даже отмечали свои дни рождения в саду, который соединял их дома. Она помнит, как они засыпали в гостиной в седьмом классе, а на улице была метель. Как строили домики из подушек и одеял, найденных в спальне мамы Гарри, а потом забирались в них и играли там до тех пор, пока не станет невыносимо жарко. Она помнит, как звонила ему в ночь перед экзаменами и плакала, потому что нервы не выдерживали, связываясь с разочарованием в себе и усталостью. — Всё будет в порядке, Би, ты пройдёшь через это, обещаю. Но она не может вспомнить того момента, когда у неё не было Гарри, когда она не была половиной Гарри и Беы. Правда, именно сейчас она — просто Беа, а он — просто Гарри. И они уже не дети. Теперь их связывают лишь «взрослые» проблемы, от которых сложно убежать. — Перестань, — Беа заглушает свои мысли, грубо отталкивая его руки от себя. Гарри знает её слишком хорошо, знает, что сейчас она потерялась в собственном мире, и он хочет вытащить её оттуда. Только вот она не позволит этому случиться. Но Гарри следует её просьбе и заводит свои руки за спину, пока Беа нервно вздыхает. Он рассматривает кухню, и Беа знает, что он замечает изменения. Здесь намного грязнее, чем он помнит, она уверена в этом. И всё лишь потому, что девушка не настолько одержима идеальной чистотой и может позволить себе не помыть пару тарелок хотя бы из-за лени. Беа фактически видит огромный вопросительный знак над его головой, когда парень быстро снимает листок с холодильника, хмурясь. — Что это? Она неотрывно смотрит на бумагу, пытаясь сформулировать свои мысли в предложения. — Ты. Точнее, мы, — говорит она, а слова тяжёлым облаком нависают в воздухе. Конечно, она не ожидала, что он найдёт этот лист когда-либо. Это её список плюсов и минусов, который она написала около месяца назад, когда впервые поняла, что разваливается. И после того звонка с просьбой расстаться, Беа читала его каждый день, словно мантру, убеждая себя в том, что сделала правильный выбор. Но всё же тем вечером она не могла перестать смотреть на телефон, беспокоясь о том, почему он не звонит? Он просто принял факт их распада? Или он ждёт момента, чтобы выговориться и больше не чувствовать вину за собой? «Глупые мысли, Беатрикс Старк», — ей пришлось остановить себя. — «Это лучше для тебя, в конце концов». Все эти дни, недели, месяца она ходила по тонкой границе между желанием любить парня и желанием больше беспокоиться о себе, а не о нём. Во время огромного урагана под названием «Гарри и Беа» она и не знала, что это — думать лишь о себе, потому что её счастье было замкнуто в очаровательном мальчике. «Я не нуждаюсь в Гарри, чтобы быть счастливой», — решила она, обдумав всю свою жизнь. У неё есть сотни книг, которые ожидают своего момента, лёжа на полках, у неё есть яркие цветы на подоконниках, окрашивающие серые будни проблесками долгожданного лета, у неё есть даже печенье мамы, спрятанное в банке, которое напоминает о доме и родителях, мысленно поддерживающих её. У неё есть все вещи, что делают её счастливой, кроме Гарри Стайлса. Когда она становится просто Беой, она может часами сидеть с книгами, переворачивая тонкие страницы, может сорвать жёлто-оранжевый цветок и вплести в волосы, чтобы у неё была частичка лета с собой, может съесть все запасы печенья, чтобы напомнить себе о доме. И этого достаточно, даже более, чем достаточно. И быть в одиночестве становится намного легче, потому что на самом деле она не одинока. Она начала замечать улыбки незнакомцев на улице и сообщения друзей, от которых сильно отдалилась. И всем этим людям не нужны её жертвы, её потребность в них. (Конечно, Гарри никогда не просил ничего сверхъестественного, но его глаза, руки и шёпот: «Ты нужна мне, Би, так чертовски нужна» говорили сами за себя.) Но Беа знает себя и знает, что быть сильной и независимой не всегда легко. Именно поэтому она перечитывала плюсы и минусы, которые сама и написала, убеждая себя в том, что она больше не поддастся сверкающему взгляду, несмотря на соблазн. «Осторожнее, Беа». Странная улыбка появляется на его губах, когда Гарри пробегается глазами по столбцу плюсов. — Он делает меня счастливой, он всегда знает, как исправить положение, а когда позволить мне плакать, — Гарри читает вслух. — Быть с ним так же естественно, как дышать, я люблю его. Беа расслабляется, но только на долю секунды. Теперь брови парня нахмурены, а взгляд устремлён прямо на строки, которые она писала, чувствуя, как сжимается сердце. — Иногда он забывает уделять мне время, — холодно начинает он. — Он просто изменяет мне с другими девушками, и я часто задаюсь вопросом, любит ли он меня вообще, — его голос рассыпается на мелкие осколки. — И это больно. Беа морщит нос, пытаясь вдохнуть, но горло, будто залитое бетоном, не пропускает воздух в организм. Потому что эти слова — кровавая истина. И оба знают это. — Ты на самом деле думаешь так? — Да, — она кивает. «Это не забытый день рождения или пропущенный звонок. Ты не можешь купить моё прощение поцелуем или извинениями со слезами в глазах», — хочет добавить она. Но он уже выглядит так, будто его изрезали изнутри на тонкие полосочки, и она говорит так нежно, как только может. — Тебе лучше уйти, Гарри. Он не двигается, будто босые ноги прилипли к плитке. Парень качает головой, отказываясь верить во всю эту ерунду. — Ты нужна мне, Би, — умоляет он, а угрызения совести стремительно заполняют его кровь, заставляя желать исправить всё как можно скорее. «Не смей пытаться сделать это, Гарри Стайлс, моё счастье не только в тебе». Беа ссутулилась, наклонив голову вбок. — А как насчёт того, что нужно мне? — Я могу быть тем, кто нужен тебе. — Мне нужен кто-то, кто не будет изменять с другими девушками, — резко выпаливает она, видя, что эти слова тонут в его коже, словно чернила тату. Уставившись на свои пальцы, Гарри говорит: — Я не был ни с кем с той ночи, когда мы расстались. Это, конечно же, немного успокоило Беу, но тяжесть ситуации всё-таки витает на кухне. — Тем не менее, именно в тот вечер ты привёл девушку в свою постель, не так ли? Воздух между ними страшит своей тишиной, пока Гарри смотрит в пол с бесстрастным и таким холодным выражением лица. Но Беа видит, как сильно он сжимает свои пальцы, что выдаёт его нервозность. — Возможно, я и нужна тебе, Гарри, — со вздохом начинает она, напоминая себе о том, что она должна быть сильной. — Но я не думаю, что между нами может что-то измениться. — Может, милая Би, — но она не слушает его ложь, его чарующие слова. Девушка качает головой, она не будет мириться с его фальшивой настойчивостью больше. Они сломаны. Оба. И он не в силах сделать что-нибудь здесь, на её кухне, стоя в нескольких метрах, потому что её эмоции уже сплелись в тонкое кружево, которое безмерно сложно распутать. Она указывает на дверь, зная, что рано или поздно пришлось бы сделать это. — Уходи.