Gold Rush

Гарри, на самом деле, не уверен, может ли чувствовать одиночество в данный момент, потому что его постоянно кто-то окружает. Даже сейчас в коридоре стоят парни, яро обсуждая что-то, за пределами отеля кричат надоедливые фанаты, а в городе и вовсе миллионы человек с миллионами проблем. Но все эти люди не значат ровным счётом ничего, ведь она не здесь, а это, наверное, важнее всех вещей в этом мире. Я не могу так больше. — Чего? — голос Гарри дрожит и ломается, и парень прочищает горло, прежде чем несмело повторить вопрос. — Чего не можешь? Фактически невесомый вздох Беы слышен на другом конце провода, и это пугает Гарри. Серьёзно пугает, заставляя думать о худшем, но это «худшее» и так близилось. Комок сформировался в горле. — Этого, Гарри. Я и ты... Долгая пауза протянулась на тысячи километров между ними, и всё, что он слышит, — это завитки их дыхания, связанного вместе невидимыми нитями, как и раньше. Гарри всегда находил это успокаивающим звуком, знаком, что всё будет хорошо, потому что у него есть Беа, и вместе они идеальная пара. Но теперь тихие выдохи кажутся жуткими, зловещими. Он присел прямо на пол, чувствуя, как его кости налились свинцом, порождённым сомнениями и страхом. Она не говорит, не может заставить себя сказать и слова, потому что знает, как будет тяжело им обоим. — Я не могу быть в отношениях с тобой. — Би, пожалуйста, не делай этого, — умоляет Гарри тихим голосом. Это не может происходить, не может. — Я должна. Прошу, не звони мне больше. Гарри ощущает боль, что просачивается через бездушное устройство, и острие этого чувства тут же вонзается в кожу, в болевую точку. — Милая Би, я люблю те... Но она отключилась. И теперь во всём мире нет и звука. Он даже не слышит своё собственное дыхание, а в голову приходит глупая мысль: «Я умер? Вот такие чувства у тех, кто побывал в аду?» Слёзы горячими змеями сползают на бледные щёки, а он в смятении смотрит на свои пальцы, которые обычно сжимали ладонь Беы. К чёрту. Парень выжигает свою боль, будто яд из раны, путём нахождения ближайшей бутылки дешевого виски, половина которого уже смягчила его горло. Ребята обнаружили его, сидящего у стены с телефоном в руках. Он отчаянно смотрел на имя «Беа» на экране, но пальцами так и не смог попасть по злосчастной кнопке вызова из-за алкоголя. Тревожные взгляды обстреляли всю комнату, и уже через несколько секунд Гарри понял, что мальчики исправят всё. Они помогут ему. Поэтому он рассказал им, что Беа просто порвала с ним после долгих отношений по грёбаному телефону. Гарри даже засмеялся над такой нелепостью. Кто бы мог предвидеть это? Ребята просто смотрели на него, а затем друг на друга, не говоря ни слова. Молчания становилось слишком много, чтобы обработать, поэтому он почти инстинктивно потянулся к полупустой бутылке. Вскоре он обнаружил себя в ванной, чувствуя абсолютное одиночество и жалость. — Беа слишком хороша для него, — он слышит их шёпот, хотя парни наверняка думают, что он пошёл в постель. Гарри вынужден был повернуть голову к стене, чтобы не испепелять их ледяным взглядом, потому что это может взорвать. Резкие слова об его ужасном отношении к Бее всё-таки доносятся до ушей. Ох. А ещё он плохой парень. Два месяца в туре — довольно много времени, и это помогло успокоиться. И даже если все вещи не встали на свои места, они возвратились в нейтральное положение. Гарри полагает, что это всё, чего можно желать на данный момент. Во время интервью он надеется на ребят, которые раз за разом отвлекают внимание от его нынешнего положения, потому что Гарри просто не может вынести кучи однотипных вопросов о подтверждении расставания. И хотя он не просил, ни один из парней или команды не упоминает её имени. И он почти убедил себя, что всё снова в порядке. Пока он не начал думать о том, что не слышал смех Беы слишком много времени, сама мысль заставляет беспомощные слёзы выкатываться из своего убежища. Он позвонил ей однажды ночью, в момент, когда вина пропиталась отчаянием. И даже, если она не брала трубку, он слушал её сообщение на голосовой почте ровно одиннадцать раз. Её голос по-прежнему весёлый и тёплый, как сама Беа, и он мечтал пересечь океан, чтобы держать темноглазую девушку в своих объятиях хотя бы минуту. Каждую ночь он просыпался, по его расчётам, девятнадцать раз, если не больше, прижимая к себе её любимый фиолетовый кардиган, который она дала ему перед туром, чтобы не забыл. — Я никогда не смог бы забыть тебя, Би, — шепчет он свежему воздуху в четыре часа утра. Сердце оборачивается в мутную плёнку из тоски, когда он смотрит на телефон и строку чисел, которая, казалось, уже выжжена в его мозгу. В тот вечер, когда она поставила последнюю точку, Гарри выбрал блондинку с зелёными глазами, потому что в ней не было ничего схожего с Беой. И он развлекался с ней до тех пор, пока она совсем не сдалась. Ведь именно этого он и хотел, не так ли? Любить Беу дома и цеплять девушек в турах. Но в ту ночь, когда он слышал дыхание рядом, не принадлежащее Бее, он всё равно чувствовал себя одиноко. И каждую ночь после этого он обессиленно падал на свою кровать, а холодные простыни были его единственными собеседниками. Правда, он почти не замечал этого. Он просто скучает по ней. Он чувствует, как ужасное ощущение пустоты сжимает внутренности, а мысли о том, что он, возможно, никогда больше не исправит этого, угнетает. Но он надевает свою маску звезды, когда нужно, скрывая грусть и усталость за хорошо выученной улыбкой. Гарри, несмотря ни на что вытягивает свои высокие ноты, бегая по сцене, будто адреналин поселился в крови, потому что он профессионал. Точнее, Беа сказала бы, что он профессионал. И самолёт едва коснулся земли в аэропорту Хитроу, а он уже мчался по городу к красно-кирпичному дому на Оксфорд-Стрит. Нужно пройти семьдесят два шага, чтобы добраться до нужной квартиры, но Гарри сбивается уже на третьем, фактически летя по лестнице, чего, казалось бы, нельзя сделать после девятичасового перелёта. Его сердце беспрерывно поёт «Беа, Беа, Беа», и у него есть надежда. Она не сможет отказать, слыша его голос и видя, что он по-прежнему любит её каждой каплей крови в своём теле. Он быстро стучится в дверь, даже слишком быстро из-за волнения. — Би? Это я, Гарри. Но дверь остаётся прочно закрытой. — Иди домой, Гарри. Услышав звук её голоса всего в нескольких дюймах, ему стали неважны слова, потому что Гарри просто не мог сдержать улыбки. Она, кажется, злится, но он пытается. — Би, мы можем поговорить? Она вздыхает, и в шуме её дыхания он слышит тысячи недоговорённых вещей, которые самоотверженная Беа Старк хранила в себе на протяжении очень долгого времени. — Я устала, Гарри. — Нет... Я знаю, что сейчас почти три ночи, но я... — он заикался, пытаясь хотя бы в голове сформулировать то, что хотел сказать. — Я хотел попробовать снова, но я не знаю точно... — Я устала, — категорически заявляет Беа, и Гарри чувствует, как его сердце вдавливается в грудную клетку, переставая биться еще до того, как она продолжила. — От тебя, от нас. От всего, на самом деле. Её голос расползается на крошечные осколки эмоций, и Гарри больше не может ждать момента, чтобы утешить её, обняв, но дубовая дверь стоит между ними. Препятствие в два два дюйма будто охраняет её мир от его вмешательства. — Би, пожалуйста. Я знаю, что ты не хочешь видеть меня, но... — Нет, я не не хочу видеть тебя, — тихо говорит она. — Я не могу видеть тебя. По крайней мере не сейчас, не в то время, когда мне всё ещё больно. Девушка покрылась сталью, которая не пропускает тепло через себя. Пальцы Гарри соскользнули с ручки, когда энергия буквально испарилась из его и так опустошённого тела. Ему кажется, что стоять прямо — это непосильная задача. — Как я могу исправить это? — наконец, спрашивает он тише и медленнее, чем само время. — Я сделаю всё, милая Би, просто скажи мне. И дерзкий, обаятельный, уверенный в себе Гарри Стайлс изо всех сил цепляется за любую возможность возвратить всё на свои места, не зная, что он будет делать, если потеряет Беу, его Беу. Его ногти вдавливаются в ладони, оставляя небольшие царапины в виде полумесяцев, но он едва понимает это. — Я не знаю, что делать, — потерянно заканчивает он, чувствуя себя каким-то ребёнком, выпрашивающим сладость. — Как мне исправить это? Одна, две, три секунды тишины растянулись между ними, а сердце Гарри бьётся как раз в ритм с часами, будто насмехаясь. Восемь, девять, десять, и он клянётся, что прошли десятилетия с тех пор, как она сказала ему слово, пятьсот лет с тех пор, как он держал её за руку, тысяча лет с тех пор, как она улыбалась ему. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать секунд, и Гарри прижимается лбом к гладкой двери. Он может измениться, если это нужно для их отношений, для неё он сделает всё, что только заблагорассудится. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать секунд, и она просит у него ту вещь, которую он просто не в состоянии сделать. — Ты можешь оставить меня в покое. И его мир останавливается.