Защитник

Первый день новой жизни.       В прежних жизнях я никогда не видел кошмаров. Были тревожные, неспокойные сны-предостережения, были безумные лихорадочные видения, оставлявшие после себя неприятное, гадостное послевкусие непонимания полного бреда, творившегося в них. Однажды мне даже приснился я сам, все та же бесформенная амеба, только черная, зубастая и… гнилая. В том мерзком сне я словно почувствовал “запах” энергии моей темной копии – сначала кажущийся приторно-сладким, но почти сразу переходящий в отвратительную вонь разложения тысяч тел. Я отнюдь не неженка, мне довелось побывать на полях сражений, проходить мимо повешенных, висящих не первую неделю, и однажды даже находиться пять дней в одной заваленной пещерке с разлагающимся трупом крупного хищника(В этом мире наиболее на него похож был медведь.). Так вот, за те несколько минут сна я понял, что все, что я испытал прежде, было просто немного неприятным.       Но и это не было кошмаром. Сон был мерзким, отвратительным, отталкивающим и предостерегающим(Жаль, что я так и не понял, от чего.). Но и он оставался сном. Сейчас же мне снился кошмар. Огромный трясущийся город из современных небоскребов, наполненный криками боли и ужаса, издаваемыми пустотой. Были крики, была тряска, но не было ни людей, ни подземных толчков. Лишь в небе творилась безумная мешанина цветов: черного, белого, синего, серого и красного. Цвета не смешивались, бились друг о друга, словно волны, каждым ударом усиливая тряску города и крики из ниоткуда. Казалось бы, что такого, но я не просто боялся, нет, я был в ужасе. Обхватив себя трясущимися детскими руками за плечи, я неотрывно наблюдал за бушующим небом. Зрелище пугало и завораживало…       Но постепенно буйство стихии утихало. Медленно, но верно, цвета начали смешиваться, все также ударяясь друг о друга. Но хотя удары ослабли, город, дрожащий как лист на ветру, уже не выдерживал. Я слишком поздно услышал звук бьющегося стекла, деформирующейся стали и крушащегося камня. Услышав же и повернув на эти звуки голову, я увидел медленно, словно нехотя, падающий на меня небоскреб. Меня захватила паника, и вместо того, чтобы подняться с колен на ноги и побежать вбок, я упал на пятую точку и стал на четвереньках, спиной вперед ползти от падающего небоскреба в ту сторону, куда он, собственно, и падал. И, что парадоксально, я почти успел! В последнюю секунду, когда мне оставалось проползти пару метров, небоскреб, падавший, похоже, так медленно, как только мог, все же упал на меня. За мгновения до того, как меня бы размазало, я успел истошно заверещать и изо всех сил оттолкнуться ногами от асфальта, чтобы… врезаться затылком в железную спинку своей кровати, все так же испуганно крича извечное в таких ситуациях “А-а-а!”.       Тяжело дыша, огляделся. Моя комната. На первый взгляд все также, как и прежде: кровать, на которой я лежу, окно, за которым сейчас только начинает просыпаться город, письменный стол, шкаф, первая половина которого забита одеждой, а вторая – разными игрушками, и стены, почти полностью заклеенные различными плакатами с изображениями героев сёнэн манг. Но чего-то не хватает…       Я встал и полностью обошел небольшую комнатку, обводя ее рассеянным взглядом. Внимательно посмотрел на стол, затем – на фотографии над ним. Всего три фото. На первом отец, получающий диплом о высшем образовании. Он стоит в халате и пожимает руку какому-то известному доктору, гению современной нейрохирургии. “Когда я ленился делать уроки, отец всегда показывал на это фото и рассказывал, что смог добиться всего лишь благодаря упорному заучиванию.” –Вспомнил я поучения Иссина. И улыбнулся.- “Какое же забавное у него было лицо, когда он понимал, что я его не слушаю и сплю с открытыми глазами.” На втором сестренки. Юзу и Карин стоят, держась за руки, широко улыбаются и смотрят в камеру, а на заднем плане тихое море и песчаный пляж. “Мы ездили туда год назад.” –В памяти восстановилась реакция сестренок на море и моя улыбка стала шире.- “Две четырехлетних девчонки носились по песку так быстро и долго, что вечером отец еле дошел до гостиницы.” Одну половину третьего фото занимало мое довольное лицо, а другую – коробка ужасно дорогого конструктора. “Подарок на день рождения два года назад.”-Я посмотрел на шкаф.- “Все еще лежит ближе остальных игрушек, все же любимая игрушка, каждый раз что-то новое собираю.”       Я посмотрел на стену. Нет. Должно быть четыре фото. Сестренки, отец, я и… мама. На глаза непроизвольно навернулись слезы. Я вновь сел на кровать и постарался прийти в себя. Слезы ушли, но на их место пришли грусть и вина. Было не так плохо, как вчера, но… тяжесть на сердце не спадала а мысли упорно возвращались к матери. Моей вине в ее смерти. Вине перед отцом и сестрами, которые из-за меня лишились дорогого человека. Мама была центром нашей семьи, вокруг нее мы все вращались словно планеты вокруг звезды. А теперь ее нет…       Не знаю, сколько я просидел, предаваясь унынию, но в конце концов я все же взял себя в руки и поднялся с кровати. “Сидя на одном месте и предаваясь депрессии ты точно ничем не поможешь ни им, ни себе!”- простое самовнушение помогло собраться с силами. Мои мысли все же вернулись к сегодняшнему дню, и я задумался, почему отреагировав на мой крик никто не зашел ко мне в комнату. “Отец наверняка в клинике, общается с представителями… похоронного бюро или муниципалитета по телефону. А если сестренки узнали обо всем вчера, то наверняка не спали полночи и сейчас отсыпаются.” –Я вышел в коридор и, заглянув в комнату сестер, убедился что они еще спят. Спустившись вниз по лестнице и вновь пройдя по коридору, зашел в гостиную-кухню. Отца не было. “Значит в клинике.” –Я задумался.- “Ему сейчас не до меня, не буду отвлекать.”       Я прошел к той части комнаты, где была кухонная утварь. Раковина была чистая, а так как посуду отец никогда не мыл, в последние годы заставляя это делать меня вместо него, а до этого находясь под заботой мамы… “Он, похоже, не ел.” –Я взглянул на кристально чистую плиту.- “И не готовил, иначе плита была бы грязной, как никогда не мывшийся трубочист.” Уже теряя остатки надежды, я заглянул в мусорное ведро, надеясь увидеть там хотя бы обертки от шоколадок, печенья или, на худой конец, конфет. Пусто. Я тяжело вздохнул. “Даже не перекусил.”       Подошел к холодильнику. Открыл его и осмотрел все, что было внутри. Еды было много, но ничего готового не было, что значило, что мне придется готовить. Я, конечно, умел, и даже любил, но вот тело то нет. “Будет тяжело.” Очередной тяжелый вздох и я стал доставать из холодильника и стоящей рядом тумбочки ингредиенты для риса с приправами и… сосисками. Нет, я нашел и мясо и рыбу, но рыбу надо почистить, а замороженное мясо – порубить. Хотите увидеть девятилетнего мальчугана, вчера потерявшего мать, орудующего ножом или топориком? Я почти полностью уверен что отец не хочет.       Спустя час, к восьми тридцати, все уже было готово, а я умаялся как собака. От еды приятный запах распространялся по всему дому. Я открыл все двери на пути к комнате сестренок, и, заметив, что те начали просыпаться, пошел к отцу. Тот был в своем небольшом кабинете, который мама запретила ему когда-то перенести из клиники в их спальню. Когда я зашел, он как раз закончил разговор, из обрывка которого я сумел понять, что отпевать маму будут сегодня, и что ее родственники, не отвечающие на звонки, не смогут прийти, а будут только друзья родителей.       Когда отец договорил, он, встав с кресла, подошел ко мне, крепко обнял. В тот момент я понял, что именно этого мне и не хватало с самого утра: тепла родного человека, чувства, что я не один в этом мире. Я обнял его в ответ. Спустя минуту разорвав объятья, я показательно серьезно нахмурившись, спросил у отца:       -Ты ведь с утра не ел, да? -Ответом мне послужили отведенный в сторону взгляд и глупая улыбка, совмещенная с почесыванием затылка.       В ответ на это я лишь тяжело вздохнул и продолжил приказным тоном:       -Мигом на кухню, я приготовил рис! –В этот момент я увидел самое глупое выражение лица отца за все годы своей жизни. Упавшая челюсть, широко распахнутые глаза и невнятное “Э-э-э?!” заставили меня громко рассмеяться.       Но, посмотрев на смеющегося меня, он выдал пристыженное “Кхем” и спросил у меня:       -Где ты научился готовить, ты же ходил в додзе а не в кулинарный клуб! -Его возмущению не было предела: как это так, дерется сын хуже девчонки, а готовить умеет! Улыбка мгновенно сошла с моего лица. Я вспомнил, что прежде следил за тем как готовила мама. О чем и сказал отцу:       -Я смотрел, как мама готовит. И запоминал. –Отец понял, о чем напомнил мне своим вопросом и мгновенно спал с лица, сгорбился и собрался извиняться, но я перебил его:       -Ну все, живо иди есть! А то я тебе! –Я замахнулся на него своим кулачком, и он, вновь надев придурковатую улыбку понесся к входу в жилую часть дома, вопя не своим голосом:       -Так точно, слушаюсь, командующий! –На выходе он остановился, и, повернувшись ко мне, уже серьезно произнес.- Я рад, что ты держишься. Ты молодец.       Я ответил ему грустной улыбкой и, фыркнув, произнес:       -Ну должен же кто-то о вас заботиться! –Тут улыбка завяла.- А я… я переживу, главное, чтобы вы с сестренками были в порядке. Удивленно-довольно хмыкнув, он зашел в гостиную.

***

      Зайдя вслед за ним, я увидел, что сестры ещё не спустились. Я только собрался подняться к ним и слегка поторопить, как вперед меня по коридору пролетел отец, уносясь вверх по лестнице. Спустя секунду раздался безумный громогласный крик, побуждающий сестер “встать и последовать за главой дома на трапезу”. Однако крик оборвался, и ровно через четыре глухих удара, прозвучавших как-то излишне громко, мне под ноги упало тело отца с покрасневшим от сильного удара лбом. Я нагнулся и потыкал в лоб пальцем. “Да-а, шишка наверняка будет знатная.” Отец еще приходил в себя от удара затылком об пол. “Были бы мозги, было бы сотрясение, а так…”- я вновь тяжело вздохнул и, поднявшись по лестнице, застал Карин, выходящую из комнаты.       -Ну и за что ты его так? –Девочка смущенно цыкнула, а я продолжил.- Уже же давно привыкла к его припадкам.       Хотя, если говорить откровенно, привыкнуть к отцу было невозможно. Своей постоянной сменой настроения он надоедал всем, даже маме, которая порой колотила его за глупые шутки. Кажется, секунду назад он говорил предельно серьезно, объясняя что-то важное, но вот он уже толкает пафосную речь в “Позе Героического Отца”. В семье его били двое: я и Карин, мама не била, только избивала до полусмерти. “Надеюсь, теперь, когда я стал сознательней, мои запасы терпения увеличатся, ведь когда я лез на него с кулаками, он всегда проводил захват и… -Я содрогнулся, вспоминая ужасные минуты пытки.- Щекотал. Ненавижу щекотку.” Тем временем, девочка, вконец засмущавшись под моим взглядом, соизволила ответить:       -И ничего я не привыкла… -Нахмуренное выражение порозовевшего лица выглядело невероятно забавно.- Его же просто невозможно терпеть! –Она сердито топнула ножкой.       -Если ты будешь так реагировать, он не успокоится. –Во взгляде сестренки появилась обреченность, и я решил дать ей совет.- Постарайся его игнорировать, сначала будет трудно, но потом станет легче. Зато успокаиваться он будет быстрей.       Карин задумалась, поджав губы и явно прикидывая, как долго она сможет игнорировать отца. В конце концов она кивнула своим мыслям и, пробормотав “Спасибо, попробую.” спустилась вниз и пошла на кухню, по дороге отдавив отцу руку и ногу. Я лишь помотал головой и постучал в дверь комнаты сестер. Оттуда раздалось “А, да, иду-иду, я сейчас!” и всклокоченная Юзу молнией пронеслась на кухню. Я лишь усмехнулся. Карин как обычно все сделала быстрее сестры, а та, являясь единственной любительницей подольше поспать в доме, слегка “подтормаживала” с утра. Я лишь покачал головой. “Такие разные близнецы…”       Я спустился и прошел в кухню. Отец, которого, похоже, растолкала добросердечная Юзу, сейчас держал у своего лба и затылка по куску льда, ежесекундно охая и ахая, притворяясь тяжело раненым и оскорбленным в лучших чувствах. Юзу читала лекцию Карин, а та просто спокойно смотрела телевизор, ожидая еды. Взглянув на “страдающего” отца, я вздохнул и пошел накладывать рис. Окончательно выключив плиту, опять еле справившись с тяжеленной кастрюлей. Взял поварешку-дуршлаг и наложил еды всем четверым. Кастрюля стала полегче и я, слив воду из кастрюли, понес рис, которого еще оставалась где-то половина, к холодильнику. Юзу, следившая за моими действиями, как, впрочем и вся остальная семья, подскочила и открыла холодильник. Я, благодарно кивнув, положил кастрюлю на среднюю полку. Оглянувшись, увидел что Карин накрыла на стол и сел на свое место. Сестренки уже сидели на своих местах и мы ждали только Иссина, который шел к столу показательно медленно, похрамывая и кряхтя как древний старик. Я уже было подумал, что отец сейчас получит от Карин ускоряющего пинка, но та лишь хмуро на него посмотрела и отвернулась. Я улыбнулся, радуясь столь значимому прогрессу, а отец изобразил вселенскую грусть и сел за стол.       Дружно сказав “Иттадакимас!” мы приступили к еде. Иссин вылил себе все остатки соевого соуса, что, впрочем, не расстроило никого: он был единственным в семье, кто его просто обожал. Я же положил себе побольше острых приправ. Сестренки ели без всего, но я думаю это только пока, с возрастом вкусы меняются… Мы ели и никто не вспоминал о случившемся, все понимали что аппетит сразу пропадет, словно туман, угнанный ветром в неведомые дали. Мы ели и старались не думать о пустующем месте. Старались свыкнуться с мыслью, что так теперь будет всегда.       После спокойного приема пищи отец вновь взялся за свое: напевая “Дела, дела, меня так ждут дела!” ушел сначала в свой кабинет, а потом и вовсе сбежал из дома, оставив все дела на меня. А сегодня суббота, день полной домашней уборки… Я внимательно и сосредоточенно осмотрел окружающую обстановку. С первого взгляда все чисто, все же мамина “диктатура чистоты” прежде не давала никому ни шанса побыть немножечко свиньей. Но это только кажется, что дом в уборке не нуждается, на деле же все иначе: слабозаметные разводы на окнах и зеркалах, пыль, скопившаяся на верхних полках, в углах и под мебелью и, конечно же, ковры. О, ковры, как я вас ненавижу и люблю! Мягкие, приятные на ощупь и на вид, и вместе с тем - такие сложные в уборке… Эх, ладно, пора заняться капитальной уборкой, всё, я конечно, убрать не смогу, мне все же только девять лет и кое с чем я просто физически не справлюсь, но и совсем ничего не сделать – значит добавить забот отцу. Уверен, он рассчитывает, что мы весь день будем придаваться унынию и праздности… ха! Я, мало того, что сам себя расшевелю, так еще и сестренок к хозяйственным делам приучать начну! Уверен, придя вечером домой, он будет невероятно удивлен почти безукоризненной чистотой.       Как описать уборку? Ну, даже не знаю… пожалуй, сравнение с филиалом Ада на земле будет наиточнейшим. Моя собственная телесная непривычность к большим объемам подобной работы, небольшое сопротивление эксплуатируемых сестренок и, конечно же, психологическая неготовность всех троих к работе в данный момент создавали просто ужасную, абсолютно нерабочую атмосферу. Достаточно будет сказать, что мы еле управились со всеми доступными нам делами к часу дня. И тут передо мной встала новая проблема: обед. Нужно было чем-то питаться, есть рис, оставшийся с завтрака, никто не хотел, а сил на что-то серьезное у меня не было. И вот тут-то я и встал перед выбором: заказать по телефону еду на дом, или сделать самому что-нибудь легкое, но сытное и питательное. Первый вариант был ужасно заманчивым, однако я не знал номера ни одного заведения, предоставляющего такие услуги, поэтому принялся за исполнение второго. Помыл и почистил все фрукты, нашедшиеся в доме, мелко нарезал и сложил в одну вазочку, в которую, к тому же, налил йогурта. Простенький фруктовый салат был готов, оставалось только вынести его на суд двум пятилетним экспертам в области всего “вкусненького” и “сладенького”.       Предоставил сестренкам одну большую миску на двоих и спустя десять минут был заверен в том, что я не “зазнавшийся рыжий тиран”, а “лучший и любимый братик”. Да, прежде на обед нас ничем вкусным не кормили, только различными супами и бульонами. Надеюсь, сестры понимают, что постоянно готовить им вкуснятину на обед я не буду: все же надо правильно питаться, а фрукты с йогуртом созданы вовсе не для обеденного приема пищи…       Эх, что-то меня на стариковское ворчание пробило, благо, не так уж и часто такое бывает. Жаль, конечно, но я не могу вести себя совсем по-детски, опыт предыдущих жизней все же влияет на мое мировоззрение. Но это в общем то и не беда: из опыта предыдущих вселений я знаю, что со временем стану чувствовать себя простым ребенком, рассудительным и излишне самостоятельным, но ребенком. Каждая жизнь дает мне невероятное количество впечатлений и эмоций. Я действительно живу, жизнь за жизнью, но все равно уношусь дальше, продолжая свой путь. Не могу сказать, что забываю предыдущие жизни, как приятные сны, я могу вспомнить любую из них от начала и до конца, если захочу, но… я чувствую лишь отголоски эмоций, испытанных в предыдущих мирах. Я знаю и умею действительно много, каждый мир давал мне что-то новое, но я почему-то так и не прикипел ни к одному из них своей сутью. Ни один из них я не могу назвать Домом…       Хлопок ладоней перед лицом заставил меня, встрепенувшись, вылететь из глубокой задумчивости. Карин, важно надувшись и скрестив руки на груди, стояла передо мной и сверлила меня обиженным взглядом из-под нахмуренных бровей. Юзу стояла за ее спиной, неловко перебирая руками подол платья и взволнованно смотря на меня. Похоже, они меня о чем-то спрашивали, а я, находясь чуть ли не в трансе, пропустил все мимо ушей. Я вздохнул и, состроив виноватую мордашку, поднял руки на уровень груди, как бы сдаваясь, и принялся извиняться:       -Простите-простите, я что-то слишком глубоко закопался в собственные мысли.-И это действительно было так, то, что я чуть ли не полностью отрешился от реальности показывало мне, что я еще не до конца разобрался с собой. Но, прежде чем копаться в себе, стоит позаботиться о сестренках.- Вы ведь о чем то спрашивали?       Похоже, меня соизволили простить, так как голос Карин не звучал обиженно или недовольно:       -Мы хотели пойти прогуляться, погода сегодня хорошая, а если сидеть дома до прихода отца мы от скуки с ума сойдем!- Только сейчас я обратил внимание на то, что девочки уже одеты и собраны для прогулки.- Далеко уходить мы не собираемся, так, недалеко от дома погуляем. Ты пойдешь с нами?       -Хо, а идея то хорошая! Ну что же, я пойду, подождете немного, я быстро! – С этими словами я умчался в свою комнату, переодеваться для прогулки.       Спустя пять минут мы уже вышли из дома, и я закрыл за нами дверь. Сестренки уже тихонько шли по дороге медленным прогулочным шагом, о чем-то непринужденно болтая, и я принялся их догонять. Когда я уже нагнал их и взял за руки, весело улыбнувшись сестренкам и посмотрев в их глаза, в моей голове молнией пронеслась шальная мысль: “Уж если и этот мир не станет мне Домом, то мне, видимо, придется странствовать вечно…”       Прогулка прошла весело и без происшествий, мы наслаждались солнечным летним днем и обществом близких людей. Я рассказывал сестренкам все, что взбредало мне в голову: говорил про природу, пересказал несколько забавных историй, взятых из прошлых жизней, выдавая их за прочитанные или услышанные от одноклассников или знакомых по клубу карате, и даже рассказал одну сказку, особенно понравившуюся мне в позапрошлом мире.       Сестренкам прогулка понравилась, домой мы пришли в прекрасно настроении и они нисколько не жалели, что взяли меня с собой. Когда мы разошлись по комнатам, решив отдохнуть после утомительного хождения под летним солнцем, я сразу лег на кровать. Всю прогулку я чувствовал какое-то неясное внутреннее напряжение, никак не связанное с сестрами или нашим общением, но оттого не менее неприятное. Лежа на кровати я старался максимально расслабиться, как бы открывая перед собой двери собственного разума. Все чувства временно ушли и я полностью успокоился. Неприятное ощущение не пропало но заметно ослабло. Пытаясь сосредоточиться на нем, я сам не заметил, как впал в какую-то сконцентрированную дремоту, а затем уснул. Но в сон ли я попал?