1999

Как обычно, на следующее утро я встала с восходом солнца. Я поплелась вниз, как делала всегда, и на цыпочках пробралась в кухню, где бесшумно приготовила для себя кофе. Что-то подсказывало мне, что сегодня Гарри не встанет рано, так как я была уверена, что он провёл долгую ночь с Иззи. Я вышла наружу, где солнце согревало мои ноги, когда я босиком направилась к плетёному стулу, и села на него. После того, как Гарри удивил меня первым утром в домике, у меня больше не было возможности собирать волосы, но я, всё же, запрокидывала голову назад, давая солнцу целовать свою кожу. Становилось теплее, но мои пальцы всё ещё мёрзли в тени, поэтому я подвинула стул к перилам и положила на них свои ноги, оказываясь всем телом под палящими лучами солнца. Я взяла кружку с кофе в обе руки и поставила её на живот, таким образом согревая холодные пальцы. Я недолго просидела так, а затем услышала, как дверь позади открывается. Я в удивлении поднялась, оборачиваясь и смотря на Гарри, который вышел на террасу. Я тут же опустила ноги, поджимая их под себя и выравниваясь, чтобы волосы упали на щёки. - Я не ожидала, что ты так рано встанешь, - произнесла я сонным голосом. Он поднял свою кружку, словно это было очевидно, и сказал: "Я заметил." - Прости, - извинилась я, разворачивая к нему стул, когда он занял место позади меня. Он пожал плечами, поднимая кружку к губам и делая глоток. Что-то в нём в этот день было иначе. Обычно, когда он выходил, он был немного сонным, но никогда не раздражённым. Никогда не хмурился, как сейчас. И никогда не был кратким со мной. Я почувствовала, как в замешательстве нахмурила лоб. Я отвела взгляд, смотря через задний двор на ряд деревьев, смолистых, покрытых листвой, окрашенную в каждый оттенок зелёного и освещаемую солнечным светом. - Иззи ещё спит? - Спустя время спросила я, пытаясь разузнать причину его настроения. Я не имела понятия, что могло произойти с ним, кроме того, что он мало спал. Что походило на правду, посколько я могла только гадать, чем он занимался со своей девушкой. Последовала долгая пауза. А затем: "Она уехала." Мои брови поползли вверх, когда я обернулась к нему. - Уже? - Ей нужно было вернуться в Лос-Анджелес. - Он посмотрел на меня сквозь кромку своей кружки. - Ты... в порядке? - Осторожно спросила я, опуская голову, чтобы он не увидел моё лицо. Волосы щекотали ноги, которые были прижаты к груди. Гарри не ответил. Я посмотрела на него сквозь волосы, когда он сделал ещё один глоток кофе. Он не услышал меня? Я ждала. - Гарри? - Произнесла я спустя минуту. - Ты в порядке? - Почему ты делаешь это? - Одновременно спросил он, заглушая мои слова. Я с удивлением подняла взгляд, волосы упали с лица. - Делаю что? Спрашиваю, в порядке ли ты? Удивилась я. Волнуюсь? Я правда не знаю. Я не произнесла этого. Вместо этого, я ждала, пока он заговорит. - Прячешь своё лицо. Почему ты никогда не собираешь волосы? Я по-совиному заморгала. Это была одна из дурацких шуток? Я почувствовала, как моё выражение лица переменилось на что-то жалостливое, что-то, что я всегда ненавидела, но не могла избегать. - Раньше я часто делала французскую косичку, - я поняла, что говорю совершенно не задумываясь. - Это была моя любимая причёска. Но теперь я больше не могу делать французскую косичку из-за моей руки. - Но ты поднимаешь волосы, - заметил Гарри, его голос твердел. - Я видел, но мельком. Как только кто-то появляется рядом, ты распускаешь их. Почему ты делаешь это? Я нервно облизнула губы. - Почему ты задаёшь вопрос, на которой уже должен знать ответ? - Это был смелый ответ, от которого моё сердце забилось с волнением. Я сильнее сжала кружку с кофе, желая, чтобы мои руки не тряслись. Но я была столь же неконфронтационной, когда они появились, что это ужасно походило на конфронтацию - одну из тех, во власти которой я, очевидно, не хотела быть. Но я понятия не имею, почему я ещё не замахала белым флагом и не удалилась в свою комнату. Казалось, я прилипла к своему месту. - Мне кажется, это бессмысленно. - Он съехал ниже на своём стуле, поднимая одно колено вверх и ставя ногу на край. Его взгляд не сходил с меня; я чувствовала, как он прожигает мою кожу. - Люди знает, что у тебя есть шрам. В конце концов, они увидят его, хочешь ты этого или нет. Разница в том, как ты принимаешь себя из-за этого. Если тебе кажется, что он такой же уродливый, как ты думаешь, то люди тоже будут считать его уродливым. Но это не так. Поэтому подними волосы и прими факт того, что это значит - ты выжила. У меня закружилась голова. Желудок скрутился и мне захотелось вырвать, но во мне не было ничего, кроме пары глотков чёрного кофе. Гарри всё ещё смотрел на меня с выражением полного спокойствия на лице, но в его глазах было что-то тёмное. Его слова задели меня. Это значит - ты выжила. И то, как он смотрел на меня. Казалось, он... - Кто-то сказал тебе? - Спокойно спросила я. Слова выскочили прежде чем я смогла обдумать их. - Квентин? Он медленно покачал головой. Я пристально смотрела на него, наблюдая за каждым его движением. Он отвёл глаза, избегая моего прямого взгляда - словно он мог пялится на меня, когда ему захочется, пока не прийдётся смотреть мне в глаза. Он чувствовала вину. Она была настолько мощная, что я почти могла чувствовать на нём её запах. Затем я поняла, что он сделал. Никто ничего не говорил ему. И он не оказался достаточно терпеливым, чтобы дождаться, пока я сама расскажу ему, или достаточно смелым, чтобы самому спросить об этом. Люди постоянно так делали. Технология дала людям возможность не быть навязчивыми. Я с отвращением вздохнула и закачала ногами, и встала на ноги, удаляясь. - Аня, - сказал он, вставая. - Ты нарыл обо мне информацию! - Выкрикнула я, снова разворачиваясь к нему. Я слышала угнетение в своём собственном голосе, повышенную тревогу, которую я держала в страхе каждый день. - Ты даже не спросил меня, ты просто пошёл и... и... - Не похоже, что ты не искала ничего обо мне до того, как приехать сюда, - обвинил он, и его лицо поникло. - Ты искала о нас всё, что хотела. И сказала нам это. Ты узнала обо мне всё из интернета ещё до того, как познакомилась со мной. Но мне нельзя узнать что-то о тебе? - Тебе ничего не надо знать обо мне, - спокойно ответила я. Я гналась за своим обычным самообладанием, но оно появилось немного позже. Однако, это было всяко лучше, чем крики, которые мне нужно было сдерживать. - Мне нужно было найти о тебе информацию. Я пишу о тебе. Я должна олицетворить в тебе всё, что я делаю для этого альбома. Тебе нужно только то, что я даю тебе. Мы провели столько времени вместе, и я рассказала тебе о своей семье, о коте, о местах, в которых была, и об инструментах, на которых играла. Тебе не нужно было знать ничего из этого, но я всё равно рассказала тебе. А ты даже не смог дождаться, пока я расскажу тебе об этом. Неужели тебе было так важно знать, что сделало меня такой уродливой? Я даже не могла смотреть на него. Я развернулась, открыла дверь и захлопнула её за собой. Я сделала два шага в гостиную, когда услышала, как дверь открылась и снова закрылась, а шаги Гарри проследовали за мной на кухню. Я оставила почти полную кружку кофе на столешнице и, не останавливаясь, направилась к лестнице. - Аня, - произнёс Гарри более мягким голосом. Я остановилась и развернулась к нему, но когда я поняла, что он стоит не в четырёх, а в двух футах, я сделала два шага назад, чтобы увеличить между нами расстояние. Это движение не обошло его, и он соединил брови, образуя маленькую морщинку между ними. - Ты мог просто спросить меня, - сказала я. Мой голос казался слишком громким в тихом домике. Меньше всего мне хотелось разбудить парней и рассказать им, что сделал Гарри. После этого последовали бы длительные объяснения. Мне пришлось бы рассказать им, что произошло со мной, но я не была готова к этому. - Если тебе было так интересно и ты не мог дождаться, пока я сама расскажу об этом, то нужно было просто спросить меня. - Я потёрла лоб, сердце колотилось. Всё моё тело пульсировало от чего-то тёмного и несчастного. - Ты бы сказала? - Не знаю, - прошептала я, потупив взгляд на пространство между нами. Затем я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. - Наверное, теперь нет. Потому что ты не мог дождаться узнать, что мой шрам значит, что я выжила. Но задумывался ли ты, хотя бы на одну секунду, задумывался ли ты, что, возможно, я не хочу помнить, что я выжила? Потому что, угадай что, Гарри. Я единственная, кто выжил. Его лицо теперь выражало нечто худшее, чем просто вина - нечто позорное, нечто значимое, что случилось со мной. Он не искал историю моих отношений, или мой родной город. Он искал самое катастрофическое событие, которе случилось в моей жизни. Возможно, это была мелочь, но мне было важно это. Мне хотелось самой рассказать ему об этом. Теперь мне и близко не хотелось быть рядом с ним. Я развернулась и ушла в свою комнату, оставив его на первом этаже. Вот, что он нашёл обо мне. Многообещающий альтист попал в трагическую аварию на такси в центре города. После репетиции для благотворительно вечера в Карнеги-холле, на котором она должна была выступать, Аня Новиков, 15, вызвала такси, чтобы добраться домой. Такси было сбито неуправляемым транспортным средством на восточной 57-ой улице. Оба водителя скончались на месте происшествия, а Новиков была доставлена в Больницу Нью-Йорк Пресбитериан, где она до сих пор пребывает в критическом состоянии. У меня был коллапс лёгкого, два сломанных ребра, а левая рука была почти полностью раздроблена. Рука была искалечены, локтевая и лучевые кости были сломаны, а локоть разбит. Позвоночник был вывихнут, а в голове обнаружили опухоль. Была вероятность, что я потеряю зрение на один глаз. Если бы вывихнувший позвоночник задел мой спинной мозг, я бы никогда не смогла ходить. Я бы никогда не ходила. Но ничего из это не повредило бы мою жизнь. Я бы продолжала играть на альте и слепой. Я бы играла и на инвалидной коляске. Но я не могла играть рукой, в которой пропали все чувства осязания. А благодаря повреждённым нервам в левой руке, я не чувствовала ничего ниже локтя. С таким же успехом мне могли её ампутировать. Затем появился шрам на левой щеке. Каждый раз, когда я смотрела в зеркало, это служило мне как доказательством того, что моя жизнь больше не принадлежит мне. И каждый раз, когда кто-то слишком долго смотрел на него, я видела лица людей, чьи памятники я не могла навестить, потому что боролась за жизнь в больничной койке. Вот, что Гарри теперь знал обо мне. Эти люди умерли, оставив после себя семьи и людей, которые их любят. А я вернулась к жизни, которой больше не могла жить полноценно. Доктор Моеллер назвала это разрушающей мыслью. Она говорила, что я не могу обвинять себя в их смерти, но это почти никогда не помогало мне. Прошло чуть больше недели после события с Гарри, но я всё ещё не могла разговаривать с ним. Я вставала утром и заваривала кофе, но если мы пересекались на кухню, я молчала. Я не отвечала на его вопросы. Я не смотрела на него. Я наливала себе чашку кофе и возвращалась наверх. Я была сделана из камня. Я закончила песню, над которой работала, и тут же приступила к новой. Квентин одобрил первую, но сказал, что второй нужна доработка. Я скрывалась в комнате, появляясь только за едой. Иногда парни уходили в город и я ела одна. Но обычно они оставались и мы ели вместе. Когда я закончила первую песню, они начали записывать её, так иногда некоторые из них, а то и все вместе, уезжали на весь день. Никто не спрашивал о затишье между мной и Гарри. Кроме, конечно же, неумолимого Гарри. Он вставал утром и садился в кухне, когда я шла за кофе. Иногда он ничего не говорил. Иногда он говорил так много, что мне казалось, у меня взорвётся голова. Было достаточно тяжело быть грубой с ним, когда у него была раздражающая особенность походить на щенка, когда с ним были резкими. Но всё было ещё хуже, когда мы обедали все вместе и парни были свидетелями происходящего. Потому что, конечно же, он не рассказал парням, что он сделал. На следующий день после того, как я узнала, что сделал Гарри, мы вшестером сели ужинать. Я почти не покидала комнату после ссоры, но Лиам выманил меня с помощью спагетти и фрикаделек. Я собиралась взять добавку, потянувшись за миской, но у меня не получилось схватиться за неё пальцами, и Гарри наклонился и слегка подтолкнул её ко мне. Я остановилась, когда она была в пределах досягаемости, и мой взгляд замер на миске. Гарри ещё раз подтолкнул её, приближая миску ко мне. Я откинулась и положила руки на колени. - Уже не хочешь? - Тихо спросил он, не перекрикивая голос Луи, который рассказывал странную историю о козле в детском зоопарке, который пытался съесть его шорты, когда он был ребёнком. Я не ответила. Гарри тяжело вздохнул. - Аня, - резко сказал он. Я молчала, однако подняла взгляд - моё лицо выражало полное спокойствие, но устойчивое призрение. Он глубоко ошибался, если полагал, что сможет рассеить моё недовольство, предложив мне ничтожную миску спагетти, которую я не могла достать. Остальные уставились на нас, но Гарри, казалось, не замечал этого. Или ему было плевать. Но если ему было удобно так, то мне нет. Я встала, ни слова не сказав ему, и обратилась к Лиаму: "Ужен был очень вкусным. Спасибо." Я отнесла тарелку в раковину и поднялась в комнату. Следующим вечером всё повторилось, только вместо того, чтобы сесть на другом конце стола, Гарри сел напротив меня. Он скрестил руки на груди и приковал ко мне взгляд. - Ты и сегодня будешь игнорировать меня? - Спросил он, прожигая взгляд макушку моей опустившейся головы. Я не ответила, но что-то подсказывало мне, что он ожидал подобной реакции. Затем я почувствовала какой-то шлепок по голове - незначительный, но всё же шлепок. Я в удивлении поднял взгляд, смотря на картошку фри, которая упала на стол рядом с моей тарелкой. Когда я подняла взгляд на Гарри, он невинно посмотрел на меня. - Проблемы? - Спросил он, закидывая руки за голову. После этого Гарри прибег к тактике "раздражать до смерти". Он садился рядом со мной, подвигая свой стул в плотную к моему и пихая меня локтями, когда я пыталась есть, после этого он задавал мне вопросы, шутил или делал всё, что было в его силах, чтобы взбесить меня, словно пытался опустить меня. Но в тот самый день, когда я покинула комнату, чтобы продемонстрировать Квентину одну исправленную песню и две законченных, ему, наконец, повезло. Я сидела в гостиной и играла в победный раунд египетского рэтскрю с Лиамом и Луи. После долгой недели работы я чувствовала себя лучше. Мне было легче, даже не смотря на то, что я всё ещё злилась на Гарри. Затем Найл спустился и предложил поехать в город, и моё сердце ёкнуло. Потому что я не поеду в город, пока мне не станет это жизненно необходимым и меня не будут сопровождать эти пятеро одном гольф-каре. Даже если бы мы ехали в машине, мне становилось страшно даже от малых переездов по горной местности. - Я лучше останусь дома, - сказала я, вставая от нашой незаконченной игры. - Но вы, ребята, пойдите. Выпейте или... или ещё что. Меня не нужно было долго уговаривать. Парни уже поняли, что если бы они оставались дома всякий раз, когда я не соглашалась ехать в город, они бы всегда сидели дома. Они уехали до того, как я поплелась вниз сделать ужин. В доме было безумно тихо. У меня не было настроения готовить. Пальцы болели после недельной игры на гитаре, пока я потела над песнями, поэтому я приготовила макароны с сыром и вернулась на диван, смотреть дальше телевизор. Я поставила миску с макаронами на живот, и стала переключать каналы, пока не наткнулась на Национальные игры. Я не была спортивным фанатом, но когда я ходила на физиотерапии, я встретила много атлетов, чья карьера пошла под откос из-за травм. Я не была большим фанатом спорта, но стала фанатом атлетов. Они были подобны мне в своей страсти, потребности, и им некуда было деть это; это было почти тоже самое, что быть наполовину человеком. Когда ты теряешь то, к чему лежит твоя душа - что-то внутри тебя умирает. Я бы никому не пожелала такого. Адам Эстадес был один из счастливчиков, и один из красавцев. В то время он играл за низшую сборную Syracuse Chiefs, но он был уроженцем Бруклина, так что попал в реабилитационный центр "Rusk Institute" вместе со мной. Многие атлетические травмы нельзя было излечить, но Адам исцелился. Он написал мне эмейл, когда его взяли в высшую лигу - шорт-стопом в Washington Nationals. Прошло уже семь иннингов: Nationals отставали от Atlanta Braves на две подачи. Один стоял на тройке, один сзади, а Адам готовился отбивать мяч. Я села прямо, поставив миску на кофейный столик. Я не много понимала в бейсболе до моей терапии, но я часто смотрела игры с Адамом в зале ожиданий или во время паузы на наших терапиях. - Давай, Эстадес! - Выкрикнула я, когда Адам промахнулся. Звук моего голоса испугал меня, сопровождаемый лишь шумом в телевизоре, дикторами и рёвом толпы. Снаружи всё было так тихо, как могло быть только в изолированной местности. - Второй страйк для Эстадеса! - Объявил диктор. Я подняла ноги на диван, поджимая под себя подушку. - Ну же, Адам! Раздался треск, а затем Адам ринулся бежать до первой базы. Он едва добежал до второго бейсболиста, который поймал мяч от аутфилдера, который в самом начале поймал его, пока тот катился. У них не было шанса добежать до другой домашней базы, и Nationals пробежали ещё один круг. - Он в безопасности! В безопасности! - Выкрикнул диктатор. - Эстадес идёт первым, и Лэинг приносит мяч домой! Я наклонилась над миской и насадила на вилку макароны, когда следующий игрок занял позицию. - Первый стройк для Вулдриджа, - сказал диктатор. Я взяла ещё чуть-чуть макарон, быстро прожевала и поставила миску на стол. Я согнулась на диване, предвкушение растекалось внутри меня. Было странно: в дни, которые я провела с Адамом и он учил меня разным бейсбольным позициям и стратегиям, я поняла, что мне нравится бейсбол. Перед лицом своей травмы я поняла, что мне нравится многое, что я и не могла предполагать, может мне понравится. - Второй страйк! Если Вулдридж выбьет мяч за пределы поля, то не знаю, вернётся ли Эстадес домой. Braves показывают игру на высшем уровне. - Не думаю. Ты видишь... Эстадес захватывает третью базу? Я встала, мой взгляд был прикован к Адаму, который нёсся к третей базе. Ноги поджались под диванную подушку, когда сама я напряглась, располагая руки на коленях, когда он заскользил. Его пальцы достигли базы и судья вскинул руки вверх. - В безопасности! Он в безопасности! - Прокричал диктатор в тот же момент, когда я закричала "ДА! ДА!". Я вскинула руки в воздух, прыгая с подушки на подушку, ликуя. Вкладывать что-то в команду, даже у которой всего семь иннингов за игру, и о существовании которой два с половиной года назад тебе было неизвестно - поразительно. Я заметила, что становилась особенно злой, смотря хоккей, и что мне нравился баскетбол. (Мне всё ещё не удавалось понять правила американского футбола.) Я продолжала кричать как сумасшедшая, когда из холла раздался звук и я высунула голову в проход. Гарри стоял, смотря на меня затуманенных взглядом; одна рука была в его волосах. Он зевнул, с замешательством сводя брови. - Что ты делаешь? - Невнятно сказал он сонным голосом. Я тут же упала на место, поджимая под себя ноги и беря миску с макаронами. - Смотрю бейсбол, - сказала я. Мой голос немного дрожал от шока. Я была уверена, что дома никого нет. Но, если он спал, то это объясняет тишину. Я осмелилась снова поднять на него взгляд. Он протирал глаза одной рукой, но, поймав мой взгляд, незначительно улыбнулся мне. - Что ешь? - Спросил он. Его голос стал немного чётче, когда он прошёл через комнату и плюхнулся рядом со мной на диван. Настолько близко, что наши бёдра и руки соприкасались. Я попыталась отодвинуться, сделать расстояние между нами, но он вытянулся и взял вилку из моих рук, кладя макароны себе в рот. - Ты издеваешься? - Невозмутимо сказала я, когда он вытащил мою вилку из своего рта и удовлетворительно улыбнулся. - Вкусно, - сказал он, кладя вилку обратно в миску. Я с ужасом посмотрела на неё. - У меня нет вошей, Аня, - указал он. После шока от его неожиданно появления я вспомнила, что не разговариваю с ним, поэтому ничего не ответила. - И Вулдридж выбивает мяч! - Сказал диктатор по телевизору, снова привлекая меня к игре. Новый отбивающий подошёл на домашнее поле. - Если Гюллей достигнет базы, то отправит Эстадеса домой и сравняет счёт, - добавил второй диктатор. - Ну же, Эстадес, - пробормотала я, ставя миску на колени. - Эстадес? - Скептически переспросил Гарри. - Адам Эстадес, - ответила я, не задумываясь. - Он на третьем. - Не думал, что ты фанатка спорта. Я пожала плечами, поедая макароны, когда Гюллей пропустил первую подачу. - Первый страйк, - объявил диктор. - Ты кушаешь вилкой, - сказал Гарри. Его дыхание колыхнуло мои волосы, когда он наклонился ближе. - Теперь у тебя мои воши. - Ты сказал, у тебя нет вошей, - ровным голосом напомнила я, покосившись на него. Он усмехнулся и откинулся назад, скрещивая руки. - Возможно, я соврал. Я закатила глаза. - Ты такой умный. Тебе уже говорили это? - Да, - сказал он. - Ты, только что. Так и сказала. Он вырвал миску из моих рук и начал есть. - Я бы могла сделать вид, что удивлена, но из меня не лучшая актриса. - Я отняла миску. - В кухне достаточно мисок. - Второй страйк! - Воскликнул комментатор. - Выходит, ты фанатка бейсбола? Ты прям как чистокровная американка, - неотступно продолжил Гарри. - Ну, я чистокровная американка, - просто ответила я. Бита Гюллея соприкоснулась с мячом, который пролетел мимо питчера на центральное поле, где его поймал один из команды Braves и швырнул в сторону домашней базы. Адам бешено нёсся в сторону «дома». Он заскользил ногой раньше, чем рука кэтчера опустилась вниз. - И он в безопасности! - Выкрикнул комментатор. - Адам Эстадес сравнял счёт! Я сидела на краю дивана, сжав руки на миске. Мне нужно было противостоять желанию невозмутимо кричать, когда теперь у меня была аудитория. - Ты фанатка Nationals, - добавил Гарри. - Очень патриотично. - У меня нет любимой команды, - сказала я. - Просто любимый игрок. - И кто же он? - Побуждал сказать меня Гарри, медленно растягивая слова. Я вздохнула. - Адам Эстадес. Лицо Адама показали на весь экран, когда его приветствовали в "дугате". Его рот растянулся в широкой улыбке. Гарри фыркнул. - Он в твоём вкусе? Я перевела взгляд с экрана на Гарри, который недоверчиво смотрел на меня. - Что ты имеешь в виду? Он кивнул подбородком в сторону телевизора. - Тебе нравятся атлеты? Я никогда не подозревал, ты же была так увлечена музыкой. Я отнёс тебя к числу девочек - худых музыкантов. Но не к... бейсбольным игрокам. Я усмехнулась. - Ты думаешь, что я смотрю бейсбол только потому, что считаю Адама привлекательным? - А разве ты не тоже самое только что сказала? - Нет. Я сказала, что Адам мой любимый игрок. - Я закатила глаза и встала, неся пустую миску в кухню. - Мы вместе проводили физиотерапию. У него была травма колена и он думал, что никогда не сможет играть. Тогда он был в начинающих, теперь он профессионал. Благодаря ему я знаю суть бейсбола. Гарри, который шёл за мной, взял из ящика миску и подошёл к столешнице, где стояли макароны. - Как так получилось, что ты остался дома? - Спросила я, наполнив миску водой. - А ты? - Отозвался он. Я выключила воду и развернулась, мрачно посмотрев на него. - Ты ещё спрашиваешь? - Я устал, - сказал он, направляясь к столу. Он выглядел задумчивым, жуя макароны. Я стояла у раковины, смотря на него с любопытством, которе у меня не получалось скрывать. - Почему ты редко покидаешь дом? - Наконец спросил он, поворачиваясь ко мне лицом. Обычно, я бы не ответила на этот вопрос, либо ответила не до конца правдиво. Когда люди задают один из таких вопросов, я пытаюсь избегать его - хотя не особо кто интересовался этим. Но теперь Гарри знал обо мне. Мне больше нечего было скрывать от него. - Я считаю, что ехать вшестером в четырёхместном гольф-каре - небезопасно, - ответила я. - В целом я считаю, что гольф-кары небезопасны, и вообще, я считаю, что езда по горной местности небезопасна, а люди, которые не умеют водить в горах сильно рискуют; не важно кто везёт меня или едет рядом. Люди, которые ездят рядом, так же целенаправленно идут на риск, как и ты. Вот почему нужно быть опытным водителем, - я остановилась, смотря, как он впитывает всё. - А ещё я не люблю большие толпы людей. Люди тоже не особо любят меня. Он заморгал. - Люди грубы к тебе? Я пожала плечами. - Иногда. Обычно, они просто пялятся на меня. Не думаю, что это считается проявлением грубости, но я одинаково ненавижу это. - Понятное дело. - Он положил вилку и на минуту задумался. - Я знаю, что парни усложнили тебе жизнь, постоянно говоря о том, что ты никуда не выходишь. И я тоже, и мне очень жаль. Но если тебе когда-то... Не знаю, станет неудобно или грустно, или просто захочется побыть одной, я... я помогу тебе. Я защищу тебя. - Как благородно с твоей стороны, - пробормотала я, закрытая глаза и стуча пальцами по столешнице. - Нет, серьёзно, - настоял Гарри. - У нас может быть кодовое слово, и никто, кроме нас, не узнает, если что-то не так. Это могло бы быть... хммм... - Он запрокинул голову назад, думая. - Это могло бы быть "1999", - внезапно сказал он, садясь ровно и щёлкая пальцами. - Из-за песни. Когда тебе что-то не нравится, просто говори "1999", и я всё пойму. Я уставилась на него. Его предложение было действительно милым. Если парни начнут докучать мне пойти развлечься, он мог бы отвлечь их. Если бы мне было плохо и захотелось побыть одной, он бы смог поиграть в моего телохранителя. Как будто кто-то предлагал мне свою заботу. И пока я думала о том, как это мило, я забыла, что он предлагает это лишь потому, что вторгся в мою личную жизнь. Холодок тут же прошёлся по моему телу. - Мне не нужно кодовое слово, - пробормотала я, отворачиваясь. - Я сама неплохо справляюсь. - Но дело в том, что ты не обязана, - настоял Гарри. Я клала пустую кастрюлю в раковину, но неожиданно уронила её и развернулась к нему, чувствуя, как горят мои щёки. - Возможно, я и хочу. И даже если я и хотела помощи, с чего ты взял, что ты находишься в списке людей, от которых я бы приняла её? Он вздохнул, потирая лоб. - Послушай, Аня, мне жаль, ладно? Если бы я мог вернуться во времени и изменить всё, я бы сделал это, но я не могу. Но разве ты не хочешь дать мне шанс исправиться? Я повернулась к раковине, хватаясь за её края до тех пор, пока костяшки пальцев не побелели. Мне не хватало ощущения, как натягиваются мышцы левой руки под кожей. - Извинения достаточно, - ответила я, снова поворачиваясь к нему лицом. - Но мне не нужно и я не хочу твоей помощи. Он сжал губы в прямую линию, явно неудовлетворённый таким ответом. Это был смелый шаг с моей стороны, учитывая какой несмелой я была. Но было в Гарри что-то, что одновременно вызывало у меня словесный понос. Я не контролировала свой язык рядом с ним. В самом начале мне даже нравилось это, потому что мне казалось, что мы становится друзьями. Но теперь каждое его движение вызвало во мне желание задушить его. - Я иду наверх, - наконец сказала я. До того, как он успел возразить, если он вообще думал об этом, я развернулась и ушла.