Обойти все запреты.

      Одной Ламее было известно, каким образом Дзину удалось получить у Гардиса разрешение обучать Ристи танцам, впрочем, одно было известно наверняка - не без вмешательства Кристины. Кристина вообще опасалась, что если Дзин попросит у Гардиса что-нибудь ещё, связанное с их дочерью и предстоящим балом, она сама на этот бал уже будет не в состоянии пойти... Но усилия заботливой матери не пропадали бесследно: Дзин проводил с её дочерью много времени, и с каждым днём всё же удалялся от роли няньки, приближаясь к другой, более серьёзной роли. А Ристи, в свою очередь, удалялась от детского поведения и образа мыслей, и таким образом, старания Кристины и Лейлы начали приносить первые плоды. Отдельно женщин радовал тот факт, что ни Дзин, ни Гардис, и ни одна живая душа не подозревала, что всё происходящее так или иначе дело их рук, хотя каждый и обратил внимание на факт необычайно быстрого взросления Ристи.       До бала оставалось четыре дня, а Первый Министр всё ещё продолжал обучать подопечную последнему из танцев, который непременно будет на балу. Его работа, как и учёба принцессы, не давали им много времени проводить за разучиванием балетных "па", и иногда Дзина приходилось сменять Гардису, а иногда Ристи после окончания очередного "урока" оставалась в кабинете Первого Министра, подсаживалась к нему за стол и молча наблюдала, что он пишет в своих бумагах. Дзин не возражал, поскольку она не отвлекала его, а иногда почти забывал, что находится не один, и лишь лёгкий аромат духов, окутывающий его, периодически заставлял обратить внимание на девчушку, сидящую рядом.       Это была своего рода близость, странная, не такая, как между влюблёнными, и не такая, как между друзьями. Но что-то в ней всё же было, потому что в абсолютной тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов и скрипом пера, они могли сидеть подолгу, и извлекать из этого каждый своё, скрытое от другого, удовольствие. Ристи нравилось следить за сосредоточенным лицом Дзина, движением его рук и ниспадающими на лицо пепельными волосами, особенно притягивающими воображение. Ей хотелось попробовать их на ощупь, перевязать шёлковую зелёную ленту, мысли о которой невольно заставляли краснеть, и ещё много разных вещей, которые она по вполне очевидным причинам не могла себе позволить. Дзину же нравилось ощущать присутствие девушки в виде незначительных вибраций воздуха от её дыхания, стука сердца, и лёгкого запаха парфюма, который почему-то не вызывал привыкания и не растворялся на фоне других запахов, а обволакивал его. В такие часы Дзин забывал, как она выглядит, и воображение рисовало Ристи во второй форме, невероятно похожую на свою прабабушку. И он думал с каким-то собственническим удовлетворением о том, что эта девчушка всё же рано или поздно превратится в очень привлекательную девушку, его будущую жену. Поэтому, если бы Гардис мог как-нибудь "подсмотреть" мысли Дзина, ему бы пришлось признать, что ничего страшного в них нет. За исключением, разумеется, уверенности Дзина в том, что Ристи станет его женой. А вот если бы эти же самые мысли могла "подсмотреть" Кристина, то наверняка бы огорчилась, потому что не обнаружила бы в них ничего, кроме некоторой заинтересованности, сродни той, которая возникает у людей в предвкушении выгодной покупки. Никакого интереса к Ристи, как к будущей женщине, а только преданность по праву рождения и праздное любопытство о том, как далеко она зайдёт в своём меняющемся характере. И может быть, ничего бы не изменилось в чувствах Первого Министра, и история их отношений начала развиваться совсем иначе, если бы случилось одно маленькое, но очень большое происшествие.

***

      До бала - ровно три дня, не считая тех шести, что ещё должны были пройти. За окном смеркалось. Для Ристи день выдался совершенно не скучным. Почти с утра и до вечера она провела в комнате с Дзином, периодически наступая ему на ноги, вращаясь не в ту сторону или неправильно взмахивая рукой. Несмотря на подвижность принцессы, у неё не было никакой особенной тяги к танцам. "Слишком много всяких правил" - как-то пожаловалась она Дзину. "Тогда, может быть, вы не пойдёте на бал?" - поинтересовался он, за что вместо ответа получил полный негодования взгляд. Они прекратили заниматься уже вечером, когда Ристи устала окончательно, а Дзин сел перед сном закончить со вчерашними документами, потому что знал, что завтра появятся новые. Принцесса, как уже вошло в привычку, осталась с ним.       Поскрипывающее перо, лёгкий шелест бумаги и приглушённое стрекотание сверчков с улицы вскоре заставили Ристи зевать, и она почти собралась уходить, но невольно засмотрелась на медленно сползающую с волос Дзина ленту, узел на которой ослаб за время танцев. Каждый раз, когда Дзин поднимал или опускал голову, или поворачивал, она очень медленно, миллиметр за миллиметром спускалась вниз, и Ристи, желая увидеть момент, когда она спадёт окончательно, смотрела на неё так пристально, что в конце концов уснула.       Лёгкий толчок в плечо и неизвестно отчего появившееся давление отвлекли Первого Министра от работы. Он так увлёкся, вчитываясь в условия продления договора о торговле между Алменаном и Детрайдом, что позабыл о присутствии принцессы рядом, и вспомнил лишь сейчас, когда она, заснувшая, случайно привалилась к нему. Первым его побуждением было разбудить её, и он собрался было что-то сказать, но неожиданно для себя самого замолк на полуслове. Его посетило странное, очень странное чувство, и неожиданная вместе с тем мысль, что Ристи оказалась единственной девушкой, которой он позволил вот так спать в его комнате и на его плече, и единственной, которая приходила к нему не с той целью, с какой обычно приходили девушки. Дзин смотрел на неё, не двигаясь, чтобы не побеспокоить сон, и его мысли, исключительно порядочные до этих пор, медленно, но верно, начали развиваться не в том направлении. Размытые, нечёткие образы, в которых фигурировали верёвки и многочисленные ленты; разметавшиеся по подушке длинные волосы цвета золота и смятые простыни; аромат страсти, перемешанный с тонким цветочным запахом принцессы.       Она уже принадлежала ему, почти с рождения и безо всяких договоров с кем-либо. Он - хорошая для неё партия, их союз выгоден по крови, и ничто лучше не защитит её от любой угрозы, чем пробирающий до костей, полный холодной ярости взгляд Первого Министра. А ещё принадлежала потому, что уже отдала себя в его руки, и он чувствовал это. Чувствовал в её взгляде и дыхании, в уверенных прикосновениях нежных рук, и в том абсолютном доверии, которое позволило ей спать, положив голову на его плечо.       Дзин вовсе не был сентиментален, и ему было всё равно, отдают ли они ему себя, или это лишь развлечение на ночь. Иными словами, был холоден к чувствам женщин, и они не интересовали его, даже если сходили по нему с ума. Скорее, этим вызывали лишь неприязнь - он не любил надоед. Но это трогательное чувство привязанности, доверия к нему принцессы, чистое и наивное, как он внезапно понял, не вызывало отторжения. А должно было! Это понимание обрушилось на него, словно ушат холодной воды. Дзин дёрнулся, внезапно пришедший от своих мыслей в ужас, и принцесса, находившая в нём свою опору во сне, начала заваливаться набок, к груди. Что он мог сделать, если не прижать к себе?... В мыслях снова заскользили туманные картинки из ожидаемого им будущего. Но такого уж будущего?...       Итак, она была в его руках, в прямом и переносном смысле. Была его приобретением, его собственностью, и он владел её душой. Осталось только тело. В комнате никого не было, никто не разыскивал принцессу, и не было ни одной причины, по которой ожидаемое будущее не могло бы превратиться в настоящую реальность. В конце концов он получит её всю, из рук в руки. Так зачем тянуть? Может быть будет лучше, если сделать это сейчас, чтобы лишить всяких охотников за рукой Ристи даже малейшего шанса?       Дзин осторожно взял принцессу на руки и беззвучно встал из-за стола. Чтобы преодолеть расстояние до кровати потребовалось лишь несколько шагов, и вот уже голова принцессы опускается на мягкую бежевую подушку, не ощущая перемены. Дзин присел рядом, изучая взглядом хрупкое тело на своей постели. Он понял, что нет большой разницы от того, как она сейчас выглядит. А раньше почему-то было... Ему вспомнился давний разговор с Кристиной, вызвавший тогда его злость: тогда его совершенно не привлекала идея быть её первым мужчиной. Скорее он бы предпочёл, чтобы до него мужчин было несколько. Но теперь одна лишь мысль отдать кому-то эту девушку, даже на одну ночь... Не просто девушку, а ту, что принадлежит ему... Алые глаза Первого Министра опасно блеснули. Кристина могла больше не беспокоиться: он бы убил всякого, кто посмел прикоснуться к её дочери хоть пальцем.       Ещё же лучше - и не давать никому возможности. Кроме себя самого. - Гардис будет очень недоволен, но мы потерпим, Принцесса. - тихо проговорил Дзин, склоняясь над губами девушки...

***

      Ристи решительно не хотела просыпаться, потому что ей снился чудесный сон, во всяком случае, сначала. Будто она лежала на чём-то мягком, а совсем близко, тихо и вкрадчиво звучал голос Дзина. Было тепло и волнительно, уж слишком проникновенным был голос. Ещё ей казалось, что она чувствовала запах красивых пепельных волос, которые так хотела потрогать. А потом что-то хлопнуло, и появился другой голос, сердитый, недовольный. Этот голос всё испортил, потому что с его появлением голос Дзина пропал, а вместе с ним - приятное тепло и то мягкое, на чём она лежала. - Если другого не суждено, хоть бы во сне побыть с ним... - сонно пробормотала Ристи и перевернулась на другой бок. Она хотела заснуть и увидеть ещё один сон, более счастливый, куда не врывались никакие чужие голоса.       Юная принцесса ещё не знала, что скоро всё изменится...