Повелитель Полуночи

Настоятельно рекомендую поставить на стихотворную часть песню Теона Дольникова - Жить (Notre Dame de Paris) - Кристофер, ты помнишь? Он не обратил внимания на вопрос, рассматривая лишенное маски лицо Асторы Мун. Что за удовольствие смотреть в обычные тусклые глаза, которые отражают свет своей поверхностью, как стеклянная скорлупка? Внутри у них пустота, черная дырочка, в которую во тьму падает свет. Даже у Боа были золотые глаза, которые казались ему светлыми. Но в них было столько же света, как в позолоченном горлышке бутылки черного стекла. Одно отражение, жалкий блик закатного солнца, скрывающий еще более густую тьму. У Кристофера Тлена за его жизнь уже была все видимая глазу тьма, все оттенки. А невидящие глаза сульфикаров источали белый свет, такой нежный но вместе с этим такой... - Ты помнишь? Муни вежливо наклонила голову, прижав чрезмерно длинные уши к голове. Это было не совсем хорошо. Кристофер уже запомнил, что растопыренные, как крылья летучей мыши, уши, - это хорошо; мягко опущенные, - совсем хорошо, а вот напоминающие белые пушистые рожки прижатые – уже нехорошо. Тлен как-то поделился с Муни своим наблюдением про уши, в ответ на что услышал глухое шипение и на следующий же день ее белую голову снова украшал многослойный платок с обручем, закрывающий драгоценные уши от глаз Принца Полуночи. Она говорила, что у нее уродливые козьи уши, уши летучей мыши. Это было не совсем то, и не совсем это, и тонкая шерстка сверху была трогательно нежной. Наверно была бы, если бы Кристофер осмелился ее потрогать. Он сделал заключение о ее мягкости по тому, как двигаются волоски под дуновением ветра, ведь это было бы так неловко – трогать чужие уши. - Кристофер! - Я... был слеп, - он дернулся, осознав, насколько неудачно выбранное сравнение для сульфикара, - большую часть жизни. А когда война закончилась, и времени смотреть по сторонам не было. - Ты всегда находишь самый… поэтичный выход из затруднительного положения, Кристофер. Муни прижала уши руками к голове, спрятав их под волосами, пошире раскрыла глаза. Трепет, напряжение, и их свет мигнул, на мгновенье дав место золотому блику в белой глубине. - Я мечтала, что они обращены ко мне. Таких прекрасных слов не может исторгнуть ужасное сердце. Только раненное. – голос женщины нарочито погрубел, сменяя говорившего. - Я размозжу твою жалкую голову о эти камни! Губы Повелителя полуночи страдальчески искривились: он успел быть грубым даже с Мун, и она этого не забыла. Невыносимо. Сколько лет еще он должен прожить осмеянным... Этому позору не было конца. - Кристофер. - Уни заглянула ему в лицо. – Кристофер, я пошутила. Ты знаешь, что твои стихи были изданы книгой? – сульфикарка взяла его за плечи, потому что в серьез начала опасаться, что Повелитель Полуночи задохнется в своем воротнике если не от воды и кошмаров, то от злости. - АХ ЭТА МАЛЕНЬКАЯ Т... - Она записала их по памяти, только стихи, ничего больше. - ПУСТЬ БЫ ТОЛЬКО ... - он сглотнул. -... попробовала написать больше. - Не многие знают, чьи они и кому были посвящены. - заметила Мун. - Мне просто посчастливилось их редактировать. Тлен покосился на нее. - Я пишу скверно, но редакция у меня идёт хорошо. Особенно когда у меня есть переживания, и мое сердце попадает в такт чужих слов. - она задумалась. - Твои стихи довольно популярны, ты знал? Когда весь Абарат почувствовал, что такое жить в Полночи хотя бы немного, они правда стали популярны. Тлен поджал губы. Для него это не объясняло способа опозорить его таким публичным и хитрым способом – через книги. Ему потребуется больше времени, чтобы пережить эту новость. И, может быть, томик того, чем они стали. - Кристофер, ну посмотри же на меня. - он неохотно повернулся. - Прости мою настойчивость. Я была назойлива. – она взяла его руки в свои. Ногти у Муни тоже белые, как будто тонкие пластинки копытца. - Ты писал что-то новое с того времени? Оторванная страница в нагрудном кармане стала острой, как кусок обломанной белой кости. Она давила на грудь так сильно, что Тлен неосознанно вытащил кусок бумаги. Белые уши взбудоражено дрогнули в ответ на едва слышимый скрип разгибаемой бумаги. - Прочитай. Прочитай. Пожалуйста. - Оно... Не закончено. Не доработано. И только попробуй это отправить какой-то дурацкой девчонке! – он почти бросился на нее с кулаками, и Мун, смеясь, показательно сдалась, сжав его руки.- Ничего без твоего разрешения. - Я запрещаю! - Хорошо. Я могу понять такие места. В каких-то строках мысль плывет, как лодка по реке, а где-то ты падешь в заросли камышей и тины, и вязнешь... - Как в Болотах Отчаинья. – коротко вставил он, откинувшись на скамейку балкона. - Хочешь, я помогу тебе понять, где уже идеально, а над другим мы можем подумать... вместе? Ты когда-нибудь был на вечере поэтов? Мы можем организовать. – свернутая бумага небольно щлепнула по оттопыреному уху. Муни поднялась перед ним, театрально глубоко поклонившись Повелителю Полуночи. Как прекрасна ночь! И в тиши ночной Льётся звёздный дождь На уснувший мир На мир земной Этой ночью я Одна Наедине с луной, Мун обернулась вокруг себя и озорно указала на вращающийся над ее головой глиммер, и губы Тлена дрогнули от нервной усмешки. «Луна». Жить Для любви одной Любить Как никто другой Дарить Ничего не прося взамен Жить Как хочу я жить, Вольной птицей быть, Над землёй парить Ночь Помоги мне Ночь... Она поймала Тлен за рукав, назначая его своим «помощником» в роли бесконечной ночи. Он был погружен в транс, и послушно сел рядом. Все преграды прочь... Жить Для любви одной Любить Как никто другой Муни отважно подошла к Тлену, завороженно таращившемуся на ее вольное исполнение его сочинений, и ласково провела по остаткам его волос рукой, как если бы это была прическа молодого возлюбленного. Он ответил на это прикосновение, прижавшись виском к ее руке, благословляя то, что она никогда не увидит того, к кому прикоснулась. В этой иллюзии ему было гораздо спокойнее. Он сам почти забыл о своем уродстве, когда закрыл глаза. Дарить Ничего не прося взамен... Но невинная ласка закончилась также быстро, так как началась, потому что пришло время для акта страдания, и Мун снова понадобились ее руки для горестных терзаний. Чашу боли до дна Я готова испить Если мне суждена Эта мука любить Тлен протянул к ней руку в попытке «утешить», но Муни сделала упредительное движение, отказываясь от близости со своим «любовником» в счет страданий. Тебя любить И счастливой быть Астора забралась коленями на выступ, миновав Повелителя Полуночи. Он все еще с надеждой протянул к ней руки, чтобы партия закончилась на счастливой ноте, подозревая, что слепая сульфикарка просто промахнулась мимо его рук. Но Мун стукнула его предплечью, предлагая не прерывать ее, и ласково развернула лицо Тлена обратно. Они оставались на расстоянии одного вдоха, но не могли смотреть друг на друга, как будто разделенные непреодолимым расстоянием. Жить Для любви одной Пускай Мне не быть с тобой Но знай Не прошу судьбы иной Тлен мучительно прикрыл глаза, смирившись со своим положением. Муни за его спиной легко опустилась на лавку, «умирая» и удерживая у груди оторванный кусочек цветка. Молю - Ты услышь меня вдали! Люблю, И умираю от любви Уни хулигански кинула ему на колени, вернее, скорее куда-то в шею, свой цветочный трофей, чтобы Тлен начал оживать, потому что «умирала» она, и теперь «возлюбленному» можно было на нее посмотреть. Я умираю от любви! - - Там было не совсем так. Про «ничего не прося в замен» точно не было. И это были не слова девушки. Зачем девушке умирать, она стояла на балконе... - Я знаю. Я исправила некоторые...моменты, потому что прожила их по-своему. – лунные глаза блаженно мигнули. - Но не важно, теперь твоя очередь! – он возмущенно открыл рот. - Кристофер, читай! Можешь даже сделать это менее артистично, - Уни рассмеялась. – Но, заклинаю тебя, читай! Я показала тебе свою часть!