***
И снова один и тот же сон. Изо дня в день он обрывался, сменялся другими обрывками мыслей... Но ужасное ощущение, что он оставлял после себя в душе, уходило не скоро. Две недели я пробыла в беспамятстве, мучаясь от лихорадки и часто проступающего бреда. Перед моими глазами пролетали обрывки воспоминаний, фраз... Я видела лица немногих друзей, знакомых... Иногда я словно замечала сидящего рядом с собой отца, но он пропадал, заглушаемый другими видениями... Я забылась где-то вне времени и пространства, мучаясь от резких болей в области правого плеча и груди... Часто я открывала глаза и видела над собой беловатый потолок. Я силилась приподняться, осознать, где я, но всякий раз окружающее пространство медленно вновь погружалось в тьму, увлекая меня за собой. Я металась где-то в небытии, между жизнью и смертью, между прошлым и будущим... Но однажды все прекратилось. В один день я открыла глаза и поняла, что больше я не во сне, не где-то среди воспоминаний и видений. Как никогда я почувствовала бьющую во мне жизнь и поняла, что ничему я так сильно не радовалась, как этому ощущению. Я лежала на больничной койке, с интересом оглядывая пространство вокруг. Но осматривать было особо нечего: недалеко от меня стояла тумбочка, два стула, капельница, а также ваза с уже засохшими цветами в изголовье, на подоконнике. Я нахмурилась, а затем глубоко выдохнула: вот и все, вот и закончились наконец мои злоключения, вот я и снова дома... Я слабо улыбнулась, сама толком не понимая чему. Как ни странно, я на сто процентов была уверена, что все произошедшее было лишь сном, что действительно где-то на дороге нас с братом сбил автомобиль (я припомнила ослепивший меня свет фар, предшествующий нашему «перемещению» в прошлое), и мы попали в больницу... Хотя... - стоп. А где же тогда Егор? - я постаралась приподняться, но тут же страшная боль заставила меня пресечь попытки к движению, - рано еще, - с усмешкой подумала я и вновь опустила голову на толстую пуховую подушку, буквально утонув в ней. Внезапно дверь в палату медленно открылась, и на пороге показалась женщина лет пятидесяти с короткими темными волосами и равнодушно-усталым испещренным морщинами лицом. Она подошла ко мне, не проронив ни слова, отогнула простыню, внимательно осмотрела хорошо наложенную повязку, пересекающую грудь и правое плечо, а затем, все так же стараясь не смотреть мне в глаза, стала изучать показатели подключенных ко мне аппаратов. - Где... Егор?.. - с трудом промолвила я слабым голосом, но женщина не ответила, лишь губы ее слегка сжались, - мой брат... В какой палате?.. А отец... Он заходил? - я уставилась на нее в упор, не сводя с ее лица тревожного вымученного взгляда. Наконец, вздохнув, врач все же подняла на меня темно карие глаза. - Какой брат? Какой отец? Лежите, - она вновь отвернула голову и, удостоверившись, что у меня все в порядке, пошла в сторону выхода. - Постойте! - крикнула я ей вслед. Я чувствовала, как сердце начинает биться все чаще и чаще. Но врач никак не отреагировала и захлопнула за собой дверь. Вскоре я услышала ее удаляющиеся шаги. Я нахмурилась. Все это было более, чем странно. С трудом сглотнув, я слегка повернула голову в сторону окна. Мои глаза широко открылись от ужаса: покрытые сочной весенней зеленью ветви плавно покачивались совсем недалеко от корпуса. - Н-нет. Да вы что, издеваетесь?! - внезапно вскрикнула я, почувствовав, как сердце отбивает бешеный ритм от подступившего отчаяния. Мгновенно сориентировавшись, не увидев снега и запотевших от зимнего холода окон, я поняла, что я не дома, - все это не было сном... - пробормотала в нерешительности я себе под нос, - неужели... Неужели я и вправду в СССР? Навсегда? - ужасный страх словно парализовал меня, забирая остатки энергии. Не в силах вынести накатившие эмоции, я медленно закрыла глаза, ощутив, как по щекам сбегают слезы. Больше я была не в силах перенести страшные переживания. Меня вновь заколотило, как в лихорадке, боль медленно начала тянуть мое сознание куда-то в бездну. Ослабленное тело взяло свое, и я вновь провалилась в сон.***
Дни сменяли друг друга. Понедельник, вторник, среда... Вот уже и пятница... Сначала мне казалось, что время летит слишком быстро: я чувствовала страшную усталость и у меня не было сил двигаться, но по мере того, как раны затягивались, и как мне стало хоть чуточку полегче, время внезапно сбавило свою скорость в несколько раз. Ко мне часто заходила моя врач, медсестры. Все они, словно по приказу, молчали в моем присутствии и словно через силу отвечали на некоторые мои вопросы, избегая встречаться со мной глазами. Я не понимала, что происходит. Они не то, чтобы просто не хотели поддерживать разговор, но скорее по какой-то совершенно не ясной мне причине опасались меня. С чего бы это вдруг?.. Спустя еще неделю я смогла встать на ноги. Говорят, что человек быстро выздоравливает от тяжелого заболевания, если он хочет жить. Я же смогла преодолеть накатившую в первые дни депрессию благодаря жуткому желанию разобраться со всем, что происходит. У меня не было никакой связи с внешним миром. Из палаты я выходила редко — всюду меня сопровождала приставленная ко мне медсестра. Поговорить с другими пациентами или хотя бы увидеть их у меня тоже не было возможности. Меня отгородили от всех и от всего, словно я была какой-то преступницей. Я понимала, что это все происки выше стоящих инстанций, но все равно... Мне безумно хотелось понять, что же со мной будет дальше. Целыми днями я сидела в палате, грустно смотря в окно. Там было солнечно, тепло, люди спешили куда-то по своим делам... А я, как никогда, чувствовала себя совершенно одинокой, никому не нужной, брошенной... Было очень тяжело. Я с трудом справлялась со своим сильно подавленным настроением, и все ждала, когда же раны затянуться полностью, и я смогу выйти на улицу. У меня не было ни книг, ни газет — решительно ничего, что бы могло хоть как-то скрасить мои дни. Единственное, что спасало меня — воспоминания. Целыми днями я лежала на койке, подложив руки под голову, и мечтала... Перед моим внутренним взором пролетали давно забытые события из детства, мама, школа, выпускной... Я вспоминала свое прошлое, и мне казалось, что все это произошло когда-то очень давно, много лет назад... Словно я лежу в этой мрачной больнице уже много-много месяцев, не имея возможности хоть когда-то выбраться... Однажды в мою страшную тоскливую жизнь наконец-то прорвался маленький лучик света — ко мне стала приходить новая медсестра. Это была молодая девушка примерно моего возраста с крупными голубыми глазами и пепельными волосами. Очень энергичная, веселая, она словно вновь вдохнула в меня жизнь. Сначала она тоже молчала, как все, но затем любопытство и легкий общительный характер взяли над ней вверх, и мы познакомились. Искра — такое у нее было странное, и в то же время, красивое имя. Она сказала, что родители решили так назвать ее в честь двадцатилетия Великой Победы. Ведь именно в этот день — девятого мая тысяча девятьсот шестьдесят пятого года она родилась. В Советские времена в честь особо важных событий родители иногда давали своим детям яркие броские имена, в наше же время эта традиция постепенно сходит на нет... Когда мы более-менее узнали друг друга и даже подружились, она сказала мне, что у меня в больнице особый статус. Что со мной нельзя разговаривать, и что мне нельзя покидать территорию больницы. В ответ на такое я только усмехнулась: теперь я точно узнала, что моя свобода не в моих руках.***
Искра приносила мне газеты. По большей частью старые. Я прятала их за тумбочкой, опасаясь врача. Я с интересом разглядывала напечатанные мелким шрифтом статьи. Все они были по большей части написаны чисто в Советском патриотическом духе. Восславляли КПСС, правительство, небольшие достижения в науке... Я чувствовала мелькавшую то в одной, то в другой строчке фальшь, и мне стало неприятно... Наших людей всегда почему-то старались обмануть. Показать им мир, предварительно водрузив на нос розовые очки. Хотя настоящая действительность, такой, какой она была, вызывала бы в людях лишь тоску и глухую злобу... Времена перестройки. Из учебников истории я знала, что это тоже было нелегкое время. В СССР никогда не было легко... Хотя что рассуждать - жизнь вообще штука сложная... Однажды я нарвалась на выпуск от двадцать девятого апреля. Его заголовки сразу привлекли мое внимание: там говорилось о Припяти. Перевернув страницу, я жадно вперила глаза в текст, и тут же моих губ коснулась ироническая усмешка. « Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое апреля надолго запомнится жителям нашей Советской Родины. В 1:05 корпус четвертого блока Чернобыльской атомной электростанции имени В.И.Ленина сотрясся от страшного удара. Труба четвертого блока станции с грохотом обрушилась на близлежащие постройки вследствие выпущенного в нее заряда из ручного противотанкового гранатомета. Из-за разрушения трубы погибло трое наших товарищей — сотрудников станции. Еще пять советских граждан были госпитализированы с тяжелыми травмами. В эту ночь произошла диверсия небывалого масштаба. Неизвестная преступная группировка попыталась разрушить одно из величайших достижений нашей Родины — Чернобыльскую АЭС. Первая попытка диверсантов не увенчалась успехом, но дальнейшие их действия были пресечены благодаря слаженной работе офицеров КГБ СССР. Обнаружив диверсантов, они самоотверженно вступили в бой, подставляя собственные жизни смертельной опасности ради процветания нашей Советской Родины. Благодаря героическому подвигу офицеров КГБ группа диверсантов была обезврежена и схвачена. Чернобыльская АЭС была спасена. Мы должны отдать долг главе спасательной операции майору (бывш. капитану) Сергею Александровичу Костенко. Исключительные личные качества и искренняя преданность Родине проявилась во всех его действиях. Чтобы сохранить жизни своих подчиненных, майор совершил по-настоящему героический подвиг. Он в одиночку сумел устранить одного из диверсантов и тем самым разрушить слаженные действия преступной группировки. Опасность уничтожения Чернобыльской АЭС миновала. Эта поистине страшная ночь навсегда оставит тяжелый след в наших сердцах. Защищая свою Родину, погибло шесть офицеров КГБ СССР. Низкий поклон и долгая слава нашим товарищам, которые самоотверженно подставили свои жизни смертельной опасности ради благополучия своих братьев. Майор Костенко и его подчиненные будут представлены к высшим наградам. Посмертные звания будут присвоены шести погибшим героям: лейтенанту Александру Еременко, младшему лейтенанту Алексею Соловьеву, рядовым Антону Степанову, Семену Коваленко, Дмитрию Дернину и Николаю Свиридову. Имена наших товарищей никогда не будут забыты. Их подвиг будет вечно храним в наших сердцах. Мы всегда будем помнить и чтить тех, кто был готов отдать свою жизнь ради нашей великой страны, ради своей Родины...» - я медленно опустила газету вниз, чувствуя, что по моим губам змеится неприязненная усмешка. В последние дни я часто задумывалась над тем, зачем же все же Паша взорвал трубу. Я выдвинула много версий, но наиболее убедительной казалась та, согласно которой блондин не хотел уничтожать станцию. Он специально выстрелил из РПГ, чтобы разрушить часть четвертого блока, чтобы тем самым прервать эксперимент, который привел бы к катастрофическим последствиям... - где же сейчас Паша? Жив ли он? А где та девчонка в синей куртке? Неужели их сгноят в КГБ за то, что они предотвратили самую страшную экологическую катастрофу на территории СССР? - но газеты умолчали о том, куда исчезли «преступники». Да и вообще... Если рассуждать по поводу газет... А что же они показали нам? Героический подвиг КГБ-шников? Устранение диверсантов? Хм... Ну хотя с их точки зрения все так и было. Костенко вместе со своими подчиненными хотел устранить преступников... Ну да, вот вам, пожалуйста, действительно выходит, что они герои... Вот только вранье по поводу того, что капитан устранил одного из диверсантов... Хотя, быть может, после того, как я вырубилась... Может он и вправду кого-нибудь там потом убил... Мне надоело рассуждать на тему, понять которую мне все равно уже не было дано. Я подняла глаза вверх и задумчиво посмотрела на сидящую напротив Искру, которая рассеяно перебирала только что принесенные ей газеты. Мое сердце сразу потеплело. Я не могла не привязаться к этой девушке, которая была единственной отрадой в моем нынешнем положении. Добрая, милая, немного рассеянная, вечно витающая где-то в облаках, она была полной противоположностью мне с моей затяжной депрессией. Но а как тут не удариться в депрессняк, когда ты не знаешь, что же будет с тобой дальше? Может меня после выздоровления в подвал какой-нибудь завезут и начнут выпытывать информацию о будущем? Кто же знает?.. Я глубоко и тяжко вздохнула, тем самым привлекая внимание подруги. Она подняла светло-голубые глаза от текста и, встретившись со мной взглядом, слегка улыбнулась. - Ты знаешь, - начала она с оживлением на лице, - что недавно произошло совершенно изумительное событие? Об этом написали в газетах, сейчас... - она начала рыться в пачках бумаги. - Что такое? - спросила я, спустя пару минут, слегка наклонившись вперед. - Да вот,- продолжила девушка, все так же судорожно листая газеты, - там был новый выпуск... Я хотела тебе его показать. Нет. Не взяла, - вздохнув, она отложила газеты в сторону и вновь перевела на меня слегка потеплевший взгляд, - ладно... Жаль, там и фотографии были... Быть может, я теперь так перескажу? Я утвердительно кивнула и приготовилась слушать, с интересом взглянув на почти детское лицо девушки. - Ну дак вот... Наши ученые, - начала она, слегка приподняв брови вверх, - изобрели первый в мире переносный телефон! Перефон, так его назвали. Это такое странное, необычное изобретение... Я и сама еще не до конца поняла принцип его работы... В общем телефон, который можно всегда носить с собой и делать с него звонки в любую точку страны! - на ее лице отразилось радостное выражение, и она замолчала, ожидая моей реакции. - А... Разве нечто подобное не изобрели в США в семьдесят третьем году? - я непонимающе нахмурилась. - Какое США? - недоуменно переспросила Искра, - о чем ты? - Забудь, - пробормотала я. Было бесполезно рассказывать ей о том, о чем я сама очень мало знала. Я просто помнила, что в то время был изобретен первый сотовый телефон, обслуживал он вроде только тридцать абонентов, а то и меньше, да и весил прилично... Плюс еще дисплея даже не было... - Ну так вот, - продолжила девушка, прерывая мои размышления, - этот телефон, насколько я знаю, помещается в ладонь, настолько он маленький! Но знаешь, что самое интересное? - ее лицо вновь приняло чрезвычайно оживленное, очень забавное выражение, - на нем есть стеклышко, ты нажимаешь пальцем на это стеклышко и набираешь номер! Никаких кнопок! Понимаешь? Это ведь... Это ведь совершенно поразительно!.. Эй, Лина, ты чего? - непонимающе спросила она меня, когда вдруг заметила, как мои губы сложились в злобную усмешку. «Вот куда значит испарился мой айфон, - со злорадством подумала я, - уже и в Москву его увезли, уже и прототип создали. Быстро однако работают, слаженно, что тут сказать... А кто-то понимаете ли на это изобретение годы потратил, а они... Украли, бессовестно украли!» - недовольно сжав зубы, я глубоко вздохнула и заставила принять свое лицо спокойное выражение. Мне не хотелось хоть как-то расстроить девушку, которая стала мне единственной подругой в этом мире. - Искра, - обратилась я к ней, спустя паузу, внимательно всматриваясь в ее лицо, - я могу попросить тебя кое о чем? - я неуверенно сглотнула, припоминая то, что хотела сказать ей уже давно. - Да, конечно, Лина, - она вновь улыбнулась своей приятной улыбкой. - Я даже и не знаю, как точнее выразится... - я опустила глаза в пол и слегка поджала губы, - понимаешь... Здесь, в больнице, у меня есть только больничная рубаха... Но мне бы очень хотелось... Господи, ну о чем я прошу, - краска некоторого смущения залила мои щеки, - ты не могла бы мне принести какой-нибудь одежды? Хоть даже самой старой... Просто... Вдруг понадобится? - я неуверенно посмотрела ей в глаза, с облегчением заметив в них доброжелательную усмешку. - Хорошо, я принесу тебе в следующий раз, что же ты раньше не спросила? - она слегка наклонила голову набок и переложила газеты мне на кушетку, привставая и подойдя к окну, задумчиво смотря во двор, - может тебе нужно что-нибудь еще? - она слегка повернула ко мне свою аккуратную голову на тонкой шее. - Да, - сейчас я совсем смутилась, - мне бы... Мне бы нужно немного денег. Хотя бы копеек пятьдесят... - Не волнуйся по этому поводу, - она вновь заулыбалась, а мне стало как-то уж совсем неловко. Ну вот бывают же совершенно бескорыстные отзывчивые люди! Я ее уж постоянно эксплуатирую... И газеты принеси, и одежду принеси, а сейчас еще и деньги... Тьфу, прямо стыдно за себя стало, а что обидно, я даже и не знаю, как ее за все это отблагодарить...***
Дни шли дальше своим чередом. Мне становилось все лучше и лучше. Наложенные швы медленно, но верно заживали, боль почти полностью ушла, и вскоре я заметила, что на месте жутковатых в первое время ран образовалось два широких, грубых розоватых рубца. Да... Больше мне кофты с декольте уже не поносить... Но это не было особой потерей. Хорошо хоть, что в меня попало лишь две пули. Убийца выпустил три. Последняя пролетела мимо, лишь задев край кофты... Хотя зачем я вообще бросилась спасать КГБ-шника? Чуть не умерла из-за него... Но нет, сознание упорно твердит, что так было правильно. Можешь спасти человека — сделай это. Но-но... А то, что я лежу в больнице, больше похожей на тюрьму уже скоро второй месяц, так это ничего?.. Вот оно, мое вознаграждение за проявленный героизм... Скоро мне стало уже совсем хорошо. Врач заходила редко, все время я проводила с Искрой. Мы с ней очень сдружились. Как там говорится? Противоположности притягиваются? Видимо так: я ее грузила своим тяжким бременем, а она с охотой его принимала, озаряя мою жизнь хоть какой-то надеждой на благополучный исход. Но однажды все изменилось. Обычно Искра приходила через день, но вот прошло уже три, четыре, пять дней, неделя, затем пошла вторая... Тревога зародилась в моем сердце. Когда же в один день я вернулась в палату после ужина и не обнаружила газет за тумбочкой, мне все стало ясно — врач и другие медсестры как-то узнали про то, что Искра общается со мной... Я понимала, что больше ей не позволят приходить ко мне. Они даже забрали всю одежду. Лишь одно белое платье с желтым пятном (которое я как-то по не осторожности умудрилась посадить) осталось. Я надежно его запрятала, ибо внутри лежало пять рублей — деньги, которыми щедро поделилась со мной подруга, хотя у нее была низкая зарплата...***
Дни становились все ужаснее и ужаснее. Одним июньским вечером я поняла, что скоро начну бросаться на стенки. Я понимала, что еще несколько дней в затворничестве, и я начну сходить с ума... Я начала готовить план побега. Это было не сложно: раны уже полностью затянулись, можно было не опасаться осложнений, у меня была одежда, деньги — в принципе все, что бы мне пригодилось, у меня было. Только не было мыслей о том, что же делать дальше... Открыв окно, я обнаружила совсем рядом с ним пожарную лестницу. Только вот дотянуться до нее не было никакой возможности (какой идиот так придумал?). Оценив расстояние от окна до лестницы, я поняла, что мне придется прыгнуть. А если я не достану... Внизу виднелся асфальт. У меня был один единственный шанс сбежать. Другого уже не будет, ибо с переломанными руками-ногами далеко не уйдешь. Приготовив все вещи, я решила сбежать сразу после обеда. За мной в последние дни очень редко заходили. На ужин я часто не заявлялась вообще, потому что вследствие малоподвижного образа жизни есть вообще не хотелось. Так что меня хватились бы только на следующий день... Что же... Очень даже обнадеживающе... Надев на себя белое платье по колено, которое, кстати, было моего размера и запрятав деньги куда подальше, я открыла окно и встала на подоконник. Вот и все. Один прыжок решит мою судьбу. Я собралась с мыслями, вдохнула и выдохнула, вновь оценила расстояние... Ноги оторвались от твердой поверхности и на доли секунды я оказалась в воздухе. Дыхание сперло от страха, но вскоре я почувствовала, что мертвой хваткой держусь за лестницу, ногами нащупывая твердую опору. Я перенесла весь вес на здоровую левую руку и вскоре без проблем я спустилась на нижнюю перекладину и спрыгнула. Голова немного закружилась от переживаний и чистого, не спертого воздуха. Глубоко вдохнув полной грудью, я ощутила ползущую по моим губам счастливую улыбку. Вот и все... Неуверенно сделав шаг, другой, я вскоре набрала темп и быстро скрылась подальше от больницы, с счастливым видом разглядывая окружающее меня пространство. Что может быть лучше, чем оказаться вновь на свободе после столь долгого заточения? Спустя полчаса, я неторопливо добралась до центра города, с интересом разглядывая окружающее меня пространство. Все было как в старых советских фильмах: и мало машин на дорогах, и отсутствие столь раздражающих плакатов с рекламой... Люди не сновали туда-сюда с неимоверной скоростью, словно боясь опоздать на что-то важное: здесь был совершенно иной темп жизни, несколько даже медлительный... Встречающиеся мне на пути пешеходы были одеты достаточно просто. Хлопковые или ситцевые платья на женщинах, закрывающие все столь привлекательные части ноги, брюки с рубашками у мужчин... Не было пестрых попугайских оттенков, которые я столь любила, ну да к что же... Все люди словно старались быть похожими друг на друга, опасаясь выражения собственной яркой индивидуальности. С одной стороны — это минус, а с другой... В чем-то даже и плюс... Я с интересом разглядывала мелькающие передо мной здания. Было столь необычно видеть заселенные простыми жителями первые этажи. Ведь в наше время все они были скуплены под офисы, кафешки, магазины... А здесь, прямо над самыми головами прохожих, возвышались открытые окна с симпатичными белыми занавесками... И не боялись ведь, что воры залезут... Наконец я достигла главной площади Припяти. В конце ее величественно возвышался ДК Энергетик. Правее, спустя колоннаду, виднелась столь известная в наши дни гостиница «Полесье» и сбоку от нее — здание Горисполкома. Я задержалась на минуту, буквально с открытым ртом разглядывая «культовые арт объекты» города. Вот они, самые настоящие, целые и полные жизни стояли передо мной в своем нетронутом временем виде. Не было высоченных деревьев, пробившихся сквозь плиты площади, не было разбитых окон, обвалившихся бетонных перекрытий... Все это не было похоже на те страшные угнетающие фотографии, что я видела в Интернете... Город был жив. Город процветал... И это было столь странно и непонятно... Столь сложно было мне это осознать, что я оторвала взгляд от зданий и отвернулась. От чего-то в душе стало страшно тоскливо, до боли в сердце... Рассеяно оглядевшись по сторонам, с грустью вглядываясь в лица прохожих, словно ища в них чего-то, я медленно отошла на обочину под прикрытие густых ветвей деревьев, спасающих меня от полуденного зноя. Совершенно внезапно изменилось мое настроение, и вновь я почувствовала страшное одиночество и пустоту... На фоне бьющей вокруг советской жизни, на фоне людей, знающих, зачем им жить, я смотрелась мрачной тенью чужого времени, чужой жизни, чужого будущего... Без каких-либо целей, без плана о том, что же делать дальше... Сильно зажмурив глаза, я сконцентрировалась на своих мыслях — мне нельзя впадать в депрессию, - четко осознала я, - нельзя падать духом, иначе все это мое существование... будет бессмысленно. Открыв глаза и попытавшись отвлечься от тяжелых размышлений и упаднических эмоций, я заставила свои губы расплыться в улыбке и пошла в ближайший ко мне продуктовый магазин. «Радуга» - как-то так он назывался. Зайдя внутрь, я полной грудью вдохнула столь знакомый запах, сохранившийся в наши дни в маленьких городах и поселках Подмосковья да и всей России. Чисто деревенский запах без всякой химии... Я помнила его еще с детства, когда всей семьей мы выезжали за город на лето... Но на мгновение всплывшие воспоминания были вскоре вновь забыты. С явным неудовольствием я окинула взглядом огроменную очередь, тянущуюся от самых входных дверей с тряпкой на ручке до прилавка. Встав в самом конце, я глубоко и тяжело вздохнула, понимая, что мне придется стоять здесь еще по меньшей мере минут тридцать. Так и оказалось. Время тянулось нещадно. Один покупатель за другим с поразительной медлительностью подходили к кассе, набирая огромные авоськи еды, - зачем им это? - с накатывающим раздражением подумала я, - все берут и берут... словно голодные годы, куда столько жратвы?! Не проще ли снова сходить в магазин, когда продукты закончатся? - но тут же ответ пришел сам собой: лучше раз в неделю постоять в длинной цепочке покупателей, чем вновь приходить через несколько дней, натыкаясь на такую же огромную очередь. Мало-помалу в моей душе начала накапливаться злоба. Нет. К такому длинному ожиданию в жарком не проветриваемом магазине я явно не привыкла. То ли дело дома — зашел, выбрал и тут же купил! Но нет... Моего дома уже никогда не будет, не будет уже пустых магазинов. С тоской оглядев спокойно стоящих, привыкших к подобному повороту событий людей, я мрачно посмотрела на оставшихся трех человек впереди, - еще немного, и я наконец куплю себе... Хотя стоп, что я себе куплю? - на мгновение я задумалась. Нужно было чем-то перекусить и неплохо бы это что-то запить местным лимонадом... Я выглянула из-за спины стоящего передо мной мужчины и с неудовольствием отметила, что прилавок почти опустел, - поди оставшимся в очереди вообще ничего не достанется, - с тоской подумала я и провела рукой по вспотевшему лбу. Жуткая жара в магазине никак не спадала несмотря на открытую нараспашку входную дверь. Наконец, спустя еще минут десять (ненавистные мне трое человек впереди набрали себе полные сумки), я подошла к прилавку, встретившись взглядом с низенькой полной женщиной лет тридцати. Ее недовольные маленькие глаза остро вперились в мое лицо, ожидая, когда же я наконец промолвлю хоть слово. - Слушаю вас, - произнесла она заученную фразу и устало выдохнула. По ее раскрасневшемуся лицу сбегал пот. С явной растерянностью я оглядела небольшой выбор товаров, остановившись глазами на немного кривоватых буханках хлеба, а затем вновь встретила глазки продавщицы, которые уже явно метали в мою сторону молнии. - Мне... - промолвила я еле слышно, чувствуя, как от жары у меня начинает кружиться голова, - мне... Водку, - ответила я наконец и вздрогнула от неожиданности. Зачем я сказала про водку? Я и сама не могла понять. Просто вырвалось. Совершенно внезапно... Я ведь в принципе вообще человек непьющий, лишь однажды на выпускном случилась некая оказия... Женщина воззрилась на меня с некоторым недоумением: - Что, простите? Я ответила ей таким же непонимающим взглядом. Экой ведь черт надоумил меня ляпнуть такое... Что за бред... По телу пробежал легкий болезненный озноб, и я на мгновение почувствовала, как комната начинает кружиться у меня перед глазами — плохой знак. Я встряхнула головой и вновь посмотрела на продавщицу. От чего-то ее лицо внезапно вызвало у меня злобу. - Мне водку, - произнесла я чуть уверенней и слегка оперлась рукой о прилавок, отчего в правом плече резко кольнуло от боли. Лицо женщины сразу приобрело неприязненное и в то же время несколько злобное выражение. - Пожалуйте в ликероводочный отдел, - она указала мне рукой в другую часть магазина, где я узрела огромную очередь страждущих. - Вот ведь черт, - промолвила я с досадой, чувствуя страшное раздражение и на этот похожий на баню магазин, и на столпившихся в нем людей, и на неприятную продавщицу, - сколько она хоть стоит-то? - удрученно спросила я женщину, - четыре семьдесят, не так ли? Глаза продавщицы даже расширились от удивления: - Девушка, вы с Луны свалились, что ли? - злорадство отразилось на ее красном лице, - водка только по талонам. - Тьфу ты, с «андроповкой» спутала, сейчас же Горбачев, антиалкогольная кампания, все дела... - я усмехнулась, с ненавистью разглядывая это противное женское лицо, - тогда мне, хм, тогда мне... - непонятно почему у меня возникло детское желание ее позлить. Это было очень глупо, но тогда я уже не отдавала себе отчета, - хм, что бы мне взять... - Не задерживаете очередь, - сквозь зубы промолвила продавщица, прищурившись, отчего ее глаза стали казаться еще меньше. - Мне вон ту булку, - наконец, после нескольких секунд молчания, промолвила я, услышав недовольные вздохи в очереди сзади. - С вас пятнадцать копеек, - ответила хмуро продавщица, кажется, едва сдерживаясь. Я передала ей одну из рублевых монет, и вскоре сдача оказалась в моей ладони. - До свидания, - пробормотала я себе под нос и поспешила удалиться из этого ужасного места. Пробираясь к выходу, я заметила, как невысокий темноволосый мужчина рабочей внешности, стоящий в очереди, повернулся ко мне и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но ускорившись, я прошла мимо, не желая выслушивать замечания в собственный адрес. Выйдя из магазина, я с облегчением вдохнула чистый воздух. Наконец, спустя более часа, я вырвалась из этого успевшего осточертеть мне места. Оглядевшись по сторонам, я увидела лавку около дома напротив. Не долго думая, я перешла пустынную дорогу и уселась в тени деревьев, с тоской смотря на булку, которую мне придется есть в сухомятку. Тяжело вздохнув, я откусила ароматный кусок выпечки и рассеяно начала смотреть перед собой. До этого весь день светившее солнце скрылось за тяжелыми мрачными облаками. Подняв голову вверх и прислушавшись к необычной тишине и ощутив напряженность в воздухе, я усмехнулась, - будет дождь, - пробубнила я рассеянно себе под нос и, дожевав выпечку, стряхнула крошки на покрытый мелкими трещинами асфальт. Настроение мое было под стать погоде. Вновь мной овладела та тяжелая беспросветная депрессия, что не проходила все время, что я провела в больнице. - Ишь ведь ты, жалко ей себя стало, - начала я с некоторым злорадством отчитывать себя, - бедная ты наша несчастная... И в прошлом застряла, и семью свою никогда уже не увидишь, и домой-то тебе не вернуться, и жилья-то нету, и денег мало... Податься некуда... Вот и решила водочку себе купить... Что я, не знаю что ли, зачем тебя на алкоголь потянуло? Горе свое она запить решила, тоже мне... Прям все проблемы этим решатся, а вот нефига! - я злобно улыбнулась, сжимая руки в кулаки. Как никогда сейчас хотелось унизить себя в собственных глазах, ибо раздражение больше некуда было деть, - напиться вздумала, депрессия у не видите ли... Голова у нее болит! Ха! Тоже мне, проблемы нашла! Вместо того, чтобы тут сидеть на лавочке, лучше бы пошла жилье себе искать! Но нет ведь, сижу все и сижу... - подперев голову рукой, я явно ощутила как злоба на себя и на собственное положение медленно, но верно сменяется беспросветным безысходным отчаянием и тоской. Губы мои непроизвольно сжались, а на глаза начали навертываться слезы. Так плохо мне не было еще никогда, и ничто уже не могло исправить этого, - Егор-Егор... - тихо промолвила я, чувствуя, как первая слеза катится по щеке, - что же ты бросил меня тут одну... Куда же ты исчез... - вновь ощутив накатывающую жалость к себе, я болезненно нахмурилась, на мгновение ощутив, что голова у меня и вправду как-то не очень хорошо болит. Приложив ладонь ко лбу, мне все стало ясно, - класс, еще и температура... Поторопилась видимо... Зря из больницы так рано сбежала... Как бы снова туда не попасть... Хотя нет, лучше я сдохну на свободе, чем вновь вернусь в эту тюрьму... - я горько усмехнулась и подняла глаза вверх.