Увидимся...

      Его ноги крошат высушенную солнцем траву, а глаза прослеживают путь трещин, исполосовавших совершенно лишённую влаги землю с немного красноватым оттенком. Мёртвая земля с погребёнными в неё мертвецами — людьми, что являются родными и близкими, для кого-то необходимыми, для кого-то самыми любимыми, потеря которых вырывает сердце и иссушает его точно так же, как и палящее солнце Аризоны, накаляющее воздух вокруг.       Здесь особая тишина и спокойствие, здесь время замедляет ход и уже не влияет на этот тесный и маленький мирок с каменными надгробиями и увядшими цветами, постепенно превращающимися в жухлые гербарии. Оставлять их здесь бесполезно — всего час, и от былой красоты и сочности не остаётся и следа, но Клаус всё равно кладёт роскошный букет на могилу перед собой, проводит ладонью по высеченному на надгробии имени, смахивая красную пыль, и выпрямляется, всё так же безотрывно смотря на буквы, сложенные в имя его брата и друга.       Майки, прожившего чуть меньше двадцати лет.       — Кто это сделал? — он достаёт пачку сигарет, привычным жестом снимая с неё тонкую плёнку и отрывая фольгу, чиркает зажигалкой и вместе с горячим воздухом вдыхает ядовитый дым. Лёгкие разрывает, но это лучше, чем вскипающее внутри желание уничтожить весь мир, схватившее его за горло так крепко, что табачный дым задерживается внутри намного дольше положенного.       — Уже неважно, Майки отомщён, — голос Дилана хриплый и слишком низкий, но всё же твёрдый и не вызывающий никаких сомнений — он бы этого так не оставил. И Клаус верит, чувствуя некий укол обиды — в то время как хоронили его брата, он находился в полном неведении, работая, а может быть, развлекаясь. И будто читая его мысли, Дилан произносит: — Прости, Ник, что я не сообщил тебе сразу, иначе бы ты, не задумываясь, приехал сюда, а я не мог потерять ещё одного сына. Слишком опасная была игра.       — Это сделал Элмерс?       Дилан удивлённо вскидывает брови, поражаясь осведомлённости Клауса, а потом принимает обычный вид и, оборачиваясь назад, туда, где оперевшись о машину и подставив лицо солнцу стоит Кэролайн, согласно кивает.       — Да. Пойдём, моя девочка заждалась. — При этих словах Клаус брезгливо кривит губы и усмехается, кидая недокуренную сигарету на землю и растаптывая её подошвой ботинка. Сколько таких девочек он видел за всю свою жизнь? Меркантильные и корыстные стервы, ублажающие богатых папочек и посещающие его клуб, чтобы по-хорошему оторваться, купаясь в восхищённых взглядах своих любовников. — Она тебе не понравилась.       — Нет, — ответ Клауса короток и сух, он не хочет продолжать эту тему и доказывать отцу, что её так называемая любовь вовсе не к нему, а к его деньгам, раскиданным по многочисленным банкам мира.       — Я прошу тебя, Ник, будь к ней терпимее. Я знаю, как это выглядит, и догадываюсь, что ты думаешь по этому поводу, но я хочу, чтобы ты кое-что понял: она дорога мне. Кэролайн помогла мне справиться со всем этим. А мне хватает мысли о том, что её любовь ко мне может быть искренней, — Дилан чуть замедляет шаг, желая понять и прочувствовать настроение сына, с секунду смотрит в его напряжённое лицо, а потом продолжает путь, точно зная, что Клаус его понял и не будет вмешиваться в их отношения.       — Садись в машину, жарко, — он целует девушку, которая, игнорируя презрительный взгляд Клауса, обнимает его за плечи, а потом легонько хлопает её по попке, подталкивая к машине и с затаённой нежностью смотря, как она скрывается в салоне автомобиля.       Обычные мужские посиделки: бокальчик коллекционного виски, горький аромат сигар и деловые разговоры. Дилан осторожно и неторопливо подготавливает почву, ненавязчиво рассказывая сыну о состоянии дел и доверяя ему самые сокровенные тайны своего бизнеса, потому что Клаус единственный оставшийся в живых преемник, в будущем должный занять его место. Он показывает ему нужные бумаги, будто торопясь ввести в курс дела и осознавая, что его власть подходит к концу, и не потому, что кто-то посмеет его свергнуть, а потому, что ему отчаянно хочется покоя — прожить остаток жизни в этом самом доме, возделывая клумбы и выращивая цветы, помогающие ему отвлечься от реальности, — и обязательно рядом с Кэролайн. Его Кэролайн.       — Завтра вечером я познакомлю тебя с нужными людьми. Некоторые из них шли со мной с самого начала, — Дилан замолкает, краем глаза замечая вошедшую в комнату Кэролайн. Шёлковый халатик, едва ли доходящий до колена и накинутый, по-видимому, на обнажённое тело. Распущенные волосы, ещё влажные от воды, и совершенно лишённое косметики лицо, ставшее ещё более детским и невинным. Она, нисколько не стесняясь, подходит к нему сзади и обнимает за шею, хитро-хитро улыбаясь и кидая на скривившегося Клауса лукавый взгляд. Тонкие руки скрещиваются на мужской груди, и Кэролайн с интересом смотрит на реакцию "пасынка", молча наблюдающего за всей этой сценой.       — Уже поздно и мне скучно, милый, — она откровенно пошло шепчет на ухо Дилану, прекрасно зная, что её не оттолкнут и не нагрубят — как-никак она его слабость, и надувает губы, когда он просит её подождать ещё чуть-чуть.       А Клаус с полуулыбкой откидывается на спинку стула, отчего-то чувствуя маленькую победу над посмевшей прервать их девчонкой, думающей, что она самое важное в жизни Дилана, но ведь ещё есть он — Клаус и бизнес, требующий много внимания.       — Я скоро приду, моя девочка, — Дилан целует её ладонь, а Кэролайн разочарованно выдыхает, выпрямляясь и забирая стоящий на столе стакан.       — Ладно. Я хотела бы завтра съездить в город, за покупками. Ты ведь не против? — её речь приторно-сладкая и с капризными нотками, вынуждающими Клауса улыбнуться — а она умеет манипулировать мужчинами. Он хочет сказать что-то резкое, обличающее её натуру, но, вспомнив разговор с отцом, сдерживается, обращая всё своё внимание на лежащие перед ним бумаги. Договора и контракты, счета и балансовые отчёты — слишком много всего, чтобы тратить время на обыкновенную пустышку с кукольным личиком.       — Без проблем, Кэри, Ник тебя свозит. — И Клаус резко поднимает голову, сталкиваясь с решительным взглядом отца, желающим, чтобы самые близкие ему люди наконец нашли взаимопонимание. — А теперь иди, нам нужно поработать.       Кэролайн морщит нос, но тем не менее слушается, исподлобья глядя на недовольного таким поворотом событий Клауса, хотевшего с утра проехаться по старым местам и навестить знакомых, которых не видел около шести лет. Всё меняется из-за игрушки отца, точно знающего, что сын ему не откажет. И он не отказывает, порывисто делая затяжку и кидая вслед уходящей девушке, чтобы она была готова к девяти.       Утро встречает его горячим кофе, настолько крепким, что Клаус не может сделать больше двух глотков. Он нервно барабанит по столу пальцами и смотрит на наручные часы, отсчитывая минуты и радуясь, что Кэролайн до сих пор не спустилась, а это значит, что она могла передумать. Дилан, уехавший с раннего утра и давший необходимые наставления своим людям, оставил для неё платиновую карточку, лежащую на столе и бликующую в ярких солнечных лучах. Интересно, сколько денег необходимо, чтобы Кэролайн раздвинула ноги?       — Доброе утро, — она врывается в столовую ярко-жёлтым смерчем, мгновенно подлетевшим к столу и выхватившим чашку из его рук. Насыщенный аромат клубники вяжет воздух, и Клаус глубоко вдыхает, наблюдая, как обнаглевшая девушка медленно попивает его кофе. Короткое платье лимонного цвета из летящего шёлка, воздушным куполом окутавшее стройное тело; босоножки на высоком каблуке такого же оттенка и очки авиаторы, скрывающие насмешливый блеск её голубых глаз. Он раздражённо встаёт, спуская на глаза солнечные очки, и молча направляется к выходу, слыша за спиной частое-частое цоканье каблучков и недовольное ворчание по поводу того, что он не дал ей насладиться напитком.       Всё так же молча он дожидается, когда она сядет в машину — на удивление не сзади, как он того хотел, а рядом, на водительское сиденье, сверкая обнажёнными бёдрами и насыщая его своим запахом, сладким-сладким, вынуждающим его облизнуться.       Помнится, в детстве он любил клубнику. Сильно.       — Ну что, едем? — Кэролайн пристёгивает ремень и врубает музыку на полную катушку, обворожительно улыбаясь, когда Клаус поворачивается к ней и сжимает губы, наверняка желая сказать что-то колкое.       — Как скажешь, — он пожимает плечами и с трудом отводит взгляд от её стройных ног, вжимая педаль газа и отворачиваясь к окну. Нужно поскорее избавиться от неё, сбросив в каком-нибудь магазине, и обязательно проветрить салон.       Слишком сладко и нечем дышать.