Увидимся...

Ему с ней комфортно и спокойно, по-домашнему тепло и ровно. Без вспышек злости и раздражения, уже привычных в обществе Кэролайн, которая может вывести его одной колкой фразой при всём при том, что раньше он не позволял себе срываться. Но чёртова девчонка всё изменила, подстроила под себя и удобно этим пользуется. Грейс не такая, Грейс не играет с ним и не испытывает терпение, Грейс — отличный друг и приятель, понимающий бес слов, чувствующий без объяснений. Она не замахивается на большее, требуя от него серьёзных отношений, и не качает права, прекрасно зная, что у него кто-то есть. Этот кто-то прочно засел в мысли, потому что Майколсон слишком серьёзен. Он молча ведёт машину, не поддерживая разговор и нетерпеливо постукивая по рулю пальцами — хочется вырваться из города и выжать по полной, поиграть на перегонки с ветром и выплеснуть лишний адреналин, скопившийся тугим узлом в горле. И пока Грейс справляется с косячком, закручивая травку в бумагу, он нарушает правила, не останавливаясь на мигающий красный. Подбрасывает скоростей и, наконец расслабляясь, выезжает из города. — Потише, ковбой, у меня в субботу вечеринка, — Грейс вжимается в кресло, а сама улыбается, чиркая зажигалкой и раскуривая самодельную сигарету. Задерживает дым в лёгких и выпускает прямо в лицо Клауса, когда он поворачивается к ней и, ухмыляясь, изгибает брови. — Пригласишь? — Брось, Ники, ты всегда желанный гость в моём доме. И можешь привести с собой малышку. — Обойдётся, — обрывает он её резко и снова темнеет, сбрасывая с лица ухмылку. Он свалил, чтобы отдохнуть от неё, а не разговаривать на эту тему. — Интересно, как Дилан ещё не заметил, — Грейс разворачивается к нему вполоборота, пристально смотря на его профиль, на его плечи и руки с закатанными по локоть рукавами рубашки. Чёртов Майколсон идеален, и если бы она не познала разочарование от первой любви с ним, то вполне возможно вновь бы влюбилась. — Что не заметил? Что ты имеешь в виду, Грейс? — То, как ты на неё смотришь... — Да ладнооо, тебе показалось, — он неловко улыбается, передёргивая плечами и чувствуя непонятный холод, тянется за косячком и, получая его, на миг утопает в плотном дыме, скрывающем его от проницательного взгляда зелёных глаз. — Брось, Ники, мне ты можешь доверять. Если ты не хочешь говорить на эту тему — не будем, но не принимай меня за дуру. Так или иначе я всегда буду на твоей стороне. Всегда. Чтобы ни случилось. Ты меня понял? — и Грейс замолкает, всё прекрасно понимая, в том числе какую опасную игру затеяли эти двое. Она становится задумчивой и будто печальной, и только лишь когда Клаус берёт её ладонь в свою, крепко-крепко сжимая, оживает, одаривая его поддерживающей улыбкой. — Спасибо, Грейс. Надеюсь, ничего не случится, — он отпускает её руку и показывает в сторону задних сидений, где припасено несколько бутылок алкоголя. Хлопает её по заднице, когда она тянется за ними, и отмахивается от ответного удара, вжимая голову в плечи. Как в старые-добрые времена, когда они собирались компанией и ехали отдыхать, уводя из-под носа родительские тачки. — Помнишь? Кажется, это та дорога? — он резво сворачивает, отчего она подскакивает на месте и недовольно ругается, упираясь рукой в консоль. Ещё несколько дюймов, и её лоб встретился бы с лобовым стеклом, но Клаус, увлечённый скоростью, не замечает, мчась по старой заросшей дороге, ведущей в каньон, где есть одно отличное место — площадка на самом краю скал, к которым и ведёт эта неровная дорога. — Майколсон, твою мать, нельзя потише. — Можно, но в таком случае будет неинтересно. Просто пристегнись, — он не жалеет машины, выезжая на выбоины, когда-то промытые дождём и избороздившие дорогу, и поднимает за собой облако пыли, взбираясь вверх по каменистой почве. Громкое урчание мощного мотора, справляющегося с трудностями, и точка назначения. — Вот и приехали, можешь расслабиться, — очаровательно улыбается, заглушая двигатель и открывая дверцу. — Пошли. Здесь звёзды намного ближе. — Очень романтично, — она шутливо ворчит, но всё же выходит из машины, задирая голову кверху и разглядывая усыпанное блеском небо. — Боже мой, как красиво, — чуть вздрагивает, когда он подходит сзади и обнимает, устраиваясь подбородком на её плече. Обнимает одну, а думает о другой, с которой желал бы разделить эти прекрасные мгновения. Вот только она далеко сейчас, в объятиях "отца", не подозревающего, какая ложь творится за его спиной. — Что ж, давай веселиться, Клаус. Предлагаю начать с виски, — Грейс сбрасывает с себя оцепенение и возвращает весёлость, заряжая ею и Клауса, готового на что угодно, лишь бы отвлечься. Виски, коньяк, бурбон — пошла нахер, Кэролайн Форбс. Эта безумная ночь отвлекает его, а Грейс помогает забыться, и он возвращается домой только под утро, уставший и довольный, не желающий никого видеть и почти забывший о Кэролайн. Почти, потому что как только он входит в стены родного дома, она напоминает о себе этим проклятым клубничным ароматом, зажавшим грудь глубоким вдохом, когда он набирает полные лёгкие воздуха и старается не дышать. Раз, два, три, до пульсации в голове и громкого стука сердца, требующего кислорода. Громкий выдох и вновь этот запах. Клаус крадётся к лестнице, слыша голоса на кухне и надеясь, до молитвы надеясь что его не заметят. Напрасно, потому что "отец" слышит, знает, чувствует его присутствие. — Ники? — Доброе утро всем, — совершенно наигранная улыбка и усталость во всей позе, когда он прислоняется к косяку плечом и молча смотрит на "отца", удивлённо вскинувшего брови. А она, сидящая за столом и обхватившая чашку двумя руками, даже не шелохнулась, не взглянула, не ответила, продолжая сверлить взглядом кувшин с соком. Отлично, хоть какая-то хорошая новость — может, она всё-таки от него отстанет и перестанет мучить. Только, блядь, от этой мысли становится до жути тошно. — Как повеселился? — Чудесно. Ты ведь не собираешься меня отчитывать? — Клаус проходит к столу и, поворачивая стул спинкой к нему, садится. Наливает целый стакан сока и выпивает, с громким стуком ставя стакан обратно. Просто посмотри, Кэролайн... Но она продолжает сидеть с опущенной головой, ни говоря ни слова, и он не может прочитать ни одной эмоции, хотя отчётливо чувствует её обиду, вот только подтверждений нет. — Нет, о чём ты. Ты уже взрослый. Мне нужна твоя помощь, Ники, — Дилан потирает бровь большим пальцем и смотрит на Клауса в упор, режет и кромсает испытующим взглядом, вынуждая его насторожиться. — И как я могу тебе помочь? — Ты нужен мне в Неваде, съездишь в Лас-Вегас и решишь кое-какие проблемы. Заодно отдохнёшь, я слишком многое на тебя взвалил в последнее время. Клаус кривит губы и пожимает плечами — ему всё равно куда ехать и что решать, тем более сейчас, когда всё как-то странно коверкается, в том числе его представления о честности. Перед "отцом". Из-за неё. — Почему не сам? — Потому что я должен быть в Нью-Йорке, послезавтра. Я не могу разорваться, — Дилан невозмутим, а Клаус на миг застывает, против своей воли бросая взгляд на Кэролайн, которая при этих словах поднимает голову и перехватывает его внимание. Они думают об одном и том же — об отличном шансе встретиться, но Дилан рушит их желания, вставая из-за стола и поясняя: — Я вернусь к четвергу, а вот тебе придётся задержаться, пока ситуация не прояснится. Дня три-четыре, Ники, прости, если испортил тебе планы. — Ничего. Когда выезжать? — Сегодня. Кэролайн отворачивается, а Клаус медлит, переворачивая в пальцах зажигалку. Бесполезно ждёт, когда она вновь посмотрит на него, а потом резко поднимается, следуя за "отцом", уже покинувшим кухню. Девчонка капризничает, это нормально. Ненормально то, что она продолжает дуться весь день, и в те редкие моменты, когда они сталкиваются, не обращает на него никакого внимания, продолжая заниматься своими делами и выбешивая его ещё больше. Хочется объяснений, и неопределённость пугает, потому что всё это похоже на обыкновенную ревность. Но ведь она не имеет на него прав, как и он не имеет. Это игра, секс, желание, ничего больше, никакого развития, один и тот же этап — без многоточий и обещаний. Не должно быть иначе и не может существовать. И Клаус понимает это, он собирает сумку, желая побыстрее выехать, и выбирает свой любимый внедорожник, а не вертолёт "отца", который доставил бы его всего за час. Но у него ещё есть время, много-много времени, целая ночь на дорогу и четыре дня на дела. Он выходит из своей комнаты, в белой футболке с треугольным вырезом и бежевых брюках, идеально ухоженный и до неприличия уверенный, сбросивший с себя напряжение и взявший свои мысли под контроль. Не спеша идёт по коридору, прислушиваясь к звукам и мечтая не напороться на Кэролайн, всем своим видом показывающую, что ей до него нет никакого дела. Действительно нет, даже тогда, когда она вылетает из спальни и неожиданно встаёт у него на пути. Лишь на миг касается равнодушным взглядом и хочет обойти, как Клаус всё же не выдерживает, сжимая челюсти и перехватывая её за запястье. — Да что с тобой? — он выпускает из пальцев сумку и оттесняет её к стене, прижимая ладони к поверхности по обе стороны от её головы. Не даёт выскользнуть и не боится быть застуканным — он должен знать, что ей движет. Чёрт побери, он не может уехать, не разобравшись в причине её холодности. — Отвали от меня. — Нет, я не уйду пока ты не скажешь, в чём дело. И мне плевать, если сейчас нас увидит Дилан. — Я наигралась, понял? — она чуть ли не выплёвывает эти слова, вскидывая подбородок и смело глядя в серые, постепенно темнеющие от гнева глаза. Клаус тяжело дышит, сжимая кулаки и разрываясь от ярости — так бы и придушил вместе с её выходками. — Наигралась, значит? А может, это просто ревность? — Ха, ты шутишь? К Грейс?! Да она переспала со всей мужской половиной города. А ты придаёшь себе слишком большое значение, Ники, — она произносит его имя с едким сарказмом, прищуривая глаза и усмехаясь. — Ты мне нахрен не сдался, ясно тебе? У меня есть Дилан. Вот же сука. — Твою мать, твою мать, твою мать... — его выдержку прорывает, и Клаус колотит ладонью по стене при каждой фразе, близко-близко к лицу притихшей от испуга Кэролайн. Она часто моргает, задыхаясь от волнения и оглядываясь по сторонам, а потом вжимается в стену, когда он нависает над ней и обхватывает её подбородок пальцами. Склоняется так близко к её губам, что она чувствует его горячее и частое дыхание. И горечь его слов чувствует тоже. — Мне так сложно с тобой, блядь, так сложно, Кэролайн... Но это даже к лучшему. Надеюсь, наша связь останется между нами, а ты будешь счастлива, ведь у тебя есть Дилан, — он повторяет её слова и резко отпускает, надевая на себя безразличие и похуизм. Наклоняется за сумкой и улыбается, словно и не было между ними этой болезненной сцены. — Мне пора, я и так потратил на тебя много времени. Уходит, не оборачиваясь и сохраняя достоинство, хотя внутри разъедает обида, что какая-то малолетка обвела его вокруг пальца, и он даже сочувствует "отцу", точно также, как и он, попавшему на её крючок. Но теперь это только его проблема. Похер. Город грехов встречает его непривычной для осени духотой, от которой он прячется в номере отеля где-то на самой окраине Вегаса. Игнорирует бурлящий энергией центр и располагается в люксе, плотно зашторивая окна и приказывая не беспокоить — ночная поездка должна быть компенсирована хорошим сном, но он как назло далеко, также далеко как и Кэролайн, поставившая жирную точку в их только начавшихся отношениях. Вот так просто, словно и не было этой испепеляющей страсти, ненормальной, даже дикой, привязывающей, такой привязывающей, что даже после её слов он не может не вспоминать момент расставания. Отвратительно горький и неприятный, о котором он забывает только тогда, когда возвращается после деловой встречи и включает ненавязчивую тихую музыку. Устраивается напротив большого панорамного окна и, смакуя элитный виски, смотрит на огненное мерцание города, залитого многочисленными лампочками и тысячами эмоциями, начиная от восторга, заканчивая разочарованием. И всё же хорошо, что он выбрал тишину, в ней намного комфортнее, и время будто останавливается, замирая на губах удовлетворённой улыбкой — всё в норме: проблемы решены и контракт о покупке земли под строительство казино почти в кармане. Осталось совсем чуть-чуть, гораздо быстрее, чем предполагал Дилан, наверняка уже сваливший в Нью-Йорк и оставивший свою девочку без присмотра. Будто специально отправивший его в Вегас, подальше от Кэролайн. Специально, да? И Клаус не успевает об этом подумать, как на столике вибрирует телефон, заставляя его поморщиться — меньше всего хочется с кем-либо разговаривать. Он не торопиться взять трубку, допивая до конца, и только после этого, не глядя на экран, подносит телефон к уху. — Клаус? Напрягается, слыша её сломленный голос и последующую за ним тишину, только и разбавляемую её частым и нервным дыханием. Молчание затягивается, а в его голове проносятся миллионы мыслей, и его сердце замирает от плохого предчувствия, потому что он помнит лицо "отца" в момент выстрела, того самого выстрела, который унёс жизнь Элмерса. — Кэролайн? Что случилось? Скажи мне. — Клаус, — она всхлипывает, наверняка прижимая ладошку к губам и не желая окончательно сорваться. И ей, наверное, сейчас жутко стыдно: за свои слова, за своё поведение, за свои игры. — Клаус, пожалуйста, мне так одиноко без тебя. Я прошу тебя, приезжай... Он закрывает глаза, вслушиваясь в её откровения и поджимая губы. И ему бы послать её нахуй после последней выходки, но язык словно прилип к нёбу. — Кэролайн, я за четыреста миль. Это далеко. Я вернусь в субботу. — Он тоже скоро вернётся. — Снова это молчание и далёкие-далёкие всхлипы, её боль и желание увидеть его. Его только. — Ники, я прошу. — Хорошо, выезжаю...