Увидимся...

Его спасают сигареты и отличный коньяк, с которым он играет, небрежно прокручивая его в бокале и наблюдая за тем, как янтарная жидкость обволакивает стеклянные стенки. Отливает золотым блеском в свете неярких ламп и мерцает огненными искрами, преломляя тонкие лучи софитов, иногда направленных на их столик. Сегодня большой приём в честь дня города, и самая влиятельная семья занимает почётные места в центре зала, за одним столом с мэром и важными чиновниками, имеющими общие дела с Диланом. Их карманы рвёт от купюр, но жадность и желание жить ещё лучше толкает на незаконные махинации и сомнительные сделки. Потонет один — потонут другие, поэтому все осторожничают, отлично зная, в какое дерьмо они вляпались, и что из всей их компании только Торрес может выйти совершенно сухим. Слишком хитрый и умный, чтобы утонуть на мелководье, вместе со всеми ними, заинтересованными, чтобы его бизнес всё время был на плаву. Иначе... иначе красивая жизнь закончится позором и тюремной камерой. Клаус говорит сухо и по делу и только тогда, когда к нему обращается кто-нибудь из присутствующих, всё больше смотрит на бокал в своей руке или в сторону. Всё меньше — на неё и "отца", сидящих почти напротив и выглядящих вполне счастливыми. Особенно она, одетая в непозволительно элегантное платье, сотканное из эротичной сдержанности и откровенной провокации: её любимый вырез на спине и струящаяся ткань винного оттенка. Неброский браслет на тонком запястье и серьги-нитки, колыхающиеся при каждом движении её головы. Свободная от украшений длинная шея и помада в тон платья, покрывшая её вкусные губы. Об этих губах он не может не думать, поэтому такой серьёзный, поэтому такой сдержанный и даже немного злой, отчего Дилан то и дело бросает на него непонимающий взгляд, а другие перестают вмешиваться в его замкнутость и отстают с разговорами, не желая портить настроение Майколсона ещё больше. Клауса нельзя недооценивать и дружба с ним лучше чем недовольная снисходительность с его стороны. Мальчишка скоро займёт место отца, а слухи о его деловой хватке уже давно развеяны городскими сплетнями, предупреждающими всех, что "сын" такой же проницательный как "отец", столь же умен и продвинут, особенно в финансовой части, которую и взял в свои руки полностью. Отличия имеются тоже, и главное из них в сострадании — Клаус ценит человеческие жизни, Дилан нет. — Ники, какие-то проблемы? — голос Дилана вырывает его из раздумий, и Клаус отвлекается от коньяка, переводя внимания на "отца", ждущего от него объяснений. В поле зрения попадает и Кэролайн, спрятавшая лукавую ухмылку в бокале с вином. Чертовски красивая и недоступная, навевающая ему фантазии о их последней встрече одним лишь таинственным взглядом, ласкающим, пошлым, многообещающим. Чтоб её... — Всё отлично, пойду проветрюсь, — Клаус допивает до дна, поджимая губы и наконец улыбаясь, пусть и несколько притворно, но "отцу" не обязательно знать, как внутри всё переворачивается при виде их обманчивого счастья, как его тошнит, когда она игриво жмётся к нему и что-то шепчет ему на ухо, как тяжело делить женщину и по сути стоять на втором плане. Чертовски тяжело. — Зараза, — шипит он, пробираясь к выходу и затылком чувствуя её взгляд. Он провожает его до выхода, а потом оставляет в покое, и Клаус делает глубокий вдох, распрямляя напряжённые плечи и медленно прогуливаясь по подъездной дорожке. Парочка деловых звонков и тишина осенней ночи, не вмешивающейся в его одиночество. Беседка, на которую от натолкнулся чисто случайно, затерявшись на территории, и мысли о той, которая проделала огромное расстояние от обыкновенной нимфетки до желанной женщины. Жалких четыре месяца, прожитых здесь и перевернувших его относительно спокойную жизнь. Наверное, ему стоит расслабиться, уехать на пару деньков в Нью-Йорк и вспомнить молодость. Клаус прислоняется к каменной колонне, упираясь затылком в прохладный камень и прикрывая глаза. Дышит глубоко и с удовольствием, вдыхая осеннюю свежесть и прислушиваясь к звукам, среди которых отчётливо слышны чьи-то шаги. И он догадывается, что это она. Улавливает её клубничный запах и недовольное ворчание, когда острые каблучки застревают во влажной земле. — Ты издеваешься? Оставь меня в покое, — он не открывает глаз и сдерживает улыбку, когда она добирается до его укрытия и подходит совсем близко. Наверняка улыбается тоже, только улыбка её кокетливая и хитрая, как и её смеющийся взгляд, как всё в ней, ведь она нарушает правила игры и подвергает их опасности быть раскрытыми. — Мне скучно без тебя, Ник, — прохладные ладони касаются его груди, и Кэролайн прижимается к нему всем телом, проводя кончиком носа по его шее и вдыхая пряный аромат парфюма. Он не отталкивает, наслаждаясь её ласками, а она действует смелее и скользит по его коже языком. — Горький... — У тебя есть Дилан. Проваливай к нему, — он открывает глаза и смотрит на неё серьёзно-серьёзно, ненавязчиво удерживая за плечи и указывая подбородком в сторону дома. — Я серьёзно, Кэролайн, проваливай. Иначе он заметит. — Не заметит, он ушёл раскуривать сигары со всеми остальными. За столом остались одни женщины, они презирают меня. А я их, так что это не лучшая для меня компания, — она привстаёт на носочки, обхватывая его лицо ладонями и осыпая лёгкими поцелуями. Надувается словно ребёнок, когда он избавляется от её рук и в очередной раз уворачивается. — Ну, Клаус. Знаешь, я могу пойти сейчас к нему и шепнуть что-нибудь пошлое на ухо. Например то, что я хочу почувствовать его в себе. Чтобы он оттрахал меня так, как всегда трахает: нежно и трепетно, прислушиваясь к моим желаниям. Чтобы он ласкал меня пальцами, языком, членом. Чтобы он довёл меня до оргазма и получил ответное удовольствие. — Ну ты и сука, Кэролайн, — Клаус мотает головой, усмехаясь и злясь на неё. Ощущает предательское возбуждение от её наигранно томного шёпота, горячего дыхания, ласкающего кожу, её тела, прильнувшего к нему. Кладёт ладони на её талию и отстраняет от себя, сдерживая крепкое ругательство, готовое сорваться с губ. Маленькая манипулирующая ими сука. — Что ж, я пришла сказать это тебе, но раз ты не хочешь... Она разворачивается, чтобы уйти, но не успевает сделать ни шагу, потому что Клаус, яростно сжавший челюсти, перехватывает её за предплечье и резко тянет на себя, уступая своё место и прижимая к колонне лицом. Кэролайн резко выдыхает, слегка ударяясь щекой и обхватывая колонну руками, непроизвольно стонет и трётся об его пах ягодицами, когда он подходит сзади и наваливается на неё, одновременно задирая платье и лаская внешнюю сторону бёдер. Он не сдержан и зол на неё, и ей это нравится. Нравится его грубость и порывистость, его напряжение, подавляющее её, нравится то, как он обхватывает её шею одной рукой, обездвиживая и не давая повернуться, а второй рукой отодвигает трусики и судорожно расстегивает ширинку. Никаких прелюдий, но ей и не нужно. Она возбуждена до предела этим проявлением силы и власти с его стороны. Она довольно улыбается и выгибается навстречу. Она протяжно стонет, царапая полированный камень ногтями и принимая его в себя. — Клаус... — Отлично, ты хотя бы помнишь, кто трахает тебя. Смотри не назови моё имя, когда он будет это делать, — он подправляет свои слова глубокими толчками, целуя её в шею и исследуя грудь через тонкую ткань платья. Сжимает талию, не контролируя силу, но тут же отпуская — могут остаться синяки, и тогда у Кэролайн могут быть проблемы. Её проблемы — его проблемы, поэтому Клаус действует более аккуратно. Он продолжает в неё вколачиваться, дыша рвано и громко, но уже сдерживая себя. Проклинает эту болезненную зависимость, которая всё больше бесит и толкает его на обман, но уже не боится в ней признаться, точно зная, что это пройдёт. Когда-нибудь они насытятся друг другом и оставят отношения в прошлом. Всё будет по-прежнему, и их игры закончатся. Они забудут об этом, и он вовсе не оправдывает свои поступки, нет. — Забудем, да? — Что? О Господи, Ник, — она запрокидывает голову на его плечо, прикрывая глаза и наслаждаясь этим диким темпом. Разводит ноги чуть шире, предоставляя его пальцам, ласкающим плоть, лучший доступ, и изгибается сильнее, готовясь сорваться. Дрожит в ожидании и резко замирает, обессиленно обхватывая колонну и прижимаясь к ней разгорячённой щекой. — Хорошо трахать — ваша семейная черта. Она обрубает его одной фразой, и он, готовый кончить, ошарашенно застывает, уже не чувствуя и не желая чувствовать удовольствие. Ревность сшибает с ног. — Да пошла ты, — Клаус зло рычит, поправляя свою одежду и не замечая её хитрой улыбки. Она продолжает стоять к нему спиной, и, как только он делает шаг назад, платье, собранное в гармошку на её талии, соскальзывает вниз, прикрывая красоту женского тела. Кэролайн поворачивает голову, наблюдая за его порывистыми движениями, когда он закуривает сигарету и выдыхает дым вверх, облизывая пересохшие губы. — Это последний раз, когда ты сравниваешь нас. Тебе всё ясно? — Заметь, Ники, ты не сказал, что это вообще наш последний раз, — наконец она поворачивается к нему и обнимает сзади, радуясь его реакции и точно зная — ревнует. Ни в какую не отступает, когда он пытается скинуть её объятия, и прижимается к его широкой спине, чувствуя необъяснимую грусть от мысли о том, что на самом деле всё намного сложнее, и эти игры увлекают и её тоже. — Могу сказать. — Не можешь. Слишком поздно. Я соврала тебе, ты во всём лучше, — она шепчет это, облизывая кромку его уха и отпуская. — Прости меня. — Иди к нему, Кэролайн, правда. Он может заподозрить. — И чего ты больше всего боишься? Разочаровать его или попасть под горячую руку? Ты никогда не задумывался, что будет с нами, если он узнает? Ты ведь знаешь, как он решает проблемы, — Кэролайн теряет кокетливость и обнимает себя за плечи, ощущая прохладу вечера и впервые задумываясь над тем, что их связь может быть раскрыта, а реакция Дилана... Вряд ли он простит обман, даже близким людям. Или простит... Отпустит и забудет, вот только уходить не хочется, потому что её вроде как всё устраивает. — Я боюсь своих желаний, толкающих меня на этот обман. Я боюсь потерять его уважение, так что прошу тебя, будь осторожна, — он говорит это, глядя прямо в её глаза, серьёзно, откровенно, доверительно. Он озвучивает свои страхи, боясь и за неё тоже, ведь она рискует намного, намного больше. — Иди же. Я что-нибудь придумаю на этой неделе. — Хорошо, я буду ждать, Ники, — она поправляет платье, волосы, осматривает себя со всех сторон и уходит, а Клаус ещё задерживается, вновь закуривая сигарету и оттягивая время. Возвращается спустя полчаса и как ни в чём не бывало садится за стол, бросая быстрый взгляд на пристально наблюдающего за ним "отца", который в свойственной ему манере прищуривает глаза, изучая настроение "сына", в последнее время ставшего более замкнутым и напряжённым. Дилан опускает глаза, на секунду задумываясь, и тепло улыбается, когда Кэролайн кладёт свою ладонь поверх его ладони. Склоняется к ней ближе, желая сказать ласковое слово, и делает глубокий вдох, ощущая едва уловимый запах табачного дыма, въевшегося в её волосы и смешавшегося с клубничным ароматом. Ерунда, ничего необычного. И он шепчет, проводя ладонью по её бедру и не замечая напряжённого лица Клауса, сделавшего большой глоток коньяка и отвернувшегося от них в другую сторону. К чёрту, нужно относиться ко всему проще. Можно найти Грейс, которая всё равно должна здесь появиться, и отлично провести время, ещё лучше взять бутылочку коньяка и, врубив музыку, ловить драйв в пустыне. И не мешало бы вытравить аромат Кэролайн со своих ладоней. Он не успевает об этом подумать как его шею оплетают руки и улыбающаяся Грейс склоняется через плечо, целуя его в щёку. — Привет, красавчик, — шепчет она и выпрямляется, уже здороваясь со всеми. Одна её рука всё же остаётся на его плече, и Клаус, перехватывая её, встаёт со своего места. — Простите, дамы и господа, но мне пора. Пошли, — уже Грейс говорит он и, снимая со спинки стула пиджак, кидает быстрый взгляд на Кэролайн, застывшую как изваяние с фальшивой улыбкой на губах. Она кривится, наблюдая за тем, как он приобнимает Грейс за талию, и прикусывает губу от разочарования, отворачиваясь и принимая совершенно безразличный вид. — Что за театр, Майколсон, куда ты меня тащишь? — Мне скучно и нужен предлог, чтобы уйти, — они уже идут к выходу, когда он слышит вибрацию телефона и, достав его из кармана, читает: "Желаю отлично провести время". Едва заметно улыбается, чувствуя удовлетворения от реванша, и пишет ответ: "Ревнуешь?" — Давай, Грейс, ты ничего не теряешь, поверь, со мной намного веселее. — Верю...