***
Драко открыл глаза и удивился, обнаружив, что его голова лежит не на подушке. Проникающий через открытые окна яркий солнечный свет вызывал острые приступы головной боли. Где же, чёрт побери, Хоггарт? Почему он не разбудил его раньше? Драко закрыл глаза и застонал. Во рту было сухо, как будто он был набит песком, глотать было почти невозможно. Голова раскалывалась, тело болело, даже зубы — и те болели при малейшим движении, и он, прикрыв одной рукой лицо от слепящего солнца, другой пошарил вокруг в поисках подушки. Однако вместо этого он нащупал нечто совсем иное. Тело. Напряжённое, неподвижное тело, лежащее рядом с ним. «О Мерлин», простонал он про себя. Теперь придётся объясняться с какой-нибудь перепуганной горничной, которую он прошлой ночью, будучи в невменяемом состоянии, затащил в свою постель. Не удивительно, что Хоггарт не пришёл будить его. Тело, лежащее рядом с ним, пошевелилось. Очень медленно, чтобы свести приступы головной боли к минимуму, Драко повернулся на бок и открыл глаза, прищурился при виде представшего перед ним ведения снова закрыл их. «Нет, этого не может быть! Мерлин, скажи, что это не так!» Он снова открыл глаза, надеясь на то, что это просто дурной сон. — Астория? — с трудом произнёс он. Не говоря ни слова, но и не отрицая его предположения, она просто смотрела на него сквозь эти свои ужасные очки — неужели она даже спит с этой чёртовой штукой на носу? Сон слетел с него как по мановению волшебной палочки. — Астория, что, чёрт возьми, вы делаете в моей постели? И где, дьявол его побери, Хоггарт? — Он сел, потряс головой и приложил руку к заколовшему виску. — Нет, не отвечайте. Что вы делаете здесь — вполне очевидно. Хотелось бы мне только вспомнить, как, чёрт побери, вы тут очутились. Он обхватил голову руками, надеясь успокоить пульсирующую боль в висках, и постарался вспомнить хоть какие-нибудь события минувшей ночи. И не смог ничего припомнить. Даже то, каким образом попал в свою постель. Он снова взглянул на Асторию, втайне надеясь, что она испарилась. Но она по-прежнему была здесь и смотрела на него, как будто он был самим дьяволом во плоти. И молчала, круглыми глазами уставившись на его совершенно обнажённое тело. В довершении ко всему на ней был этот вечно дурацкий белый чепчик, хотя и слегка помятый. — Не пугайтесь, — сказал он, потянувшись, чтобы успокоить её. Она отпрянула и закрылась простынёй. — Чёрт побери, Астория, я не собираюсь причинять вам зла. Я просто хочу убедиться в том, что с вами всё в порядке. Астория затихла. Он протянул руку, взял у неё простыню и отбросил её в сторону. Она вся окаменела от страха, всё её тело было напряжено. Опустив глаза вниз, он понял причину этого. На белой ночной рубашке ярко выделялись пятна крови. Рукав был порван на плече, а надорванное кружево воротника свисало вниз. Мерлин мой, не удивительно, что она смотрит на него, как будто у него выросло три головы. — Астория, я не могу представить никакого объяснения тому, что произошло здесь этой ночью. Не знаю, что на меня нашло. Не помню даже, как всё было, но, очевидно, что я причинил вам зло и самым отвратительным образом лишил вас невинности. Искренне и глубоко сожалею об этом. Она по-прежнему молчала, глядя на него, как испуганная лань на охотника. — Не смотрите на меня так. Скажите же что-нибудь. Скажите, что с вами всё в порядке, что вы прощаете меня, что выйдете за меня замуж, как только я смогу раздобыть специальное разрешение. Астория заморгала: — Выйти за вас замуж? По крайней мере, она может говорить. — Да, я, конечно, понимаю, что сейчас это, вероятно, последнее, чего вам хотелось бы, но это — единственный способ каким-то образом исправить то, что я с вами сделал. Я знаю, что вы хотели дождаться приезда вашей семьи, устроить торжественную и блестящую церемонию. Но, боюсь, что мы не можем ждать столько. Видите ли, в результате того, что случилось этой ночью, может появиться ребёнок, и... — Ребёнок? — Да, ребёнок, и я знаю, что после всего случившегося вы должны желать мне погибели и вечных мук, но поймите, Астория, этой ночью я был не в себе. Очевидно, мы с Блейзом выпили слишком много, и я потерял чувство всякого приличия. Даже не знаю, как вы сюда попали. Хотел бы знать. — Вы принесли меня сюда. Драко остолбенел от изумления: — Я принёс вас сюда? Как же я это сделал? Выломал дверь вашей спальни и, как варвар, взвалил вас на плечо? — Нет, это было не так. Я была в коридоре, в восточном крыле, и направлялась в библиотеку взять что-нибудь почитать. Было уже поздно. Вы говорили, что разрешаете мы пользоваться вашими книгами, а я не могла уснуть, поэтому и хотела взять какую-нибудь книгу. Мы повстречались на лестнице, и вы пригласили меня зайти в вашу спальню. Сказали, что хотите кое-что показать, — она помолчала, — нечто, что покажется мне более интересным, чем любая книга. При этих словах Драко содрогнулся. Он изнасиловал её, невинную девушку, и обещал, что ей это будет интересно? Мерлин мой, какое варварство, каким же он оказался зверем. В надежде успокоить её, Драко протянул к ней руку, но она вся съёжилась от страха. — Астория, я не могу винить вас в ваших чувствах ко мне. Понимаю, как это страшно и что у вас есть полное право ненавидеть меня, но... Дверь в спальню Драко внезапно распахнулась, и внутрь ворвался Блейз. — Драко, вставай. Астория пропала и... — Он остановился, увидев, куда пропала Астория. — О, мне кажется, ты знаешь где она... — Где он? Ему сказали, что моя девочка исчезла? Что он собирается предпринять? В комнату ворвалась Аннис и тоже замерла, увидев свою хозяйку в постели Драко. Будто бы шокированная, на всплеснула руками. — Да поможет нам Мерлин, моя девочка обесчещена. — Никто не обесчещен, — ответил Драко, начиная же раздражаться. Он встал. — Просто всё произошло несколько в другом порядке, чем обычно, и... При виде совершенно голого Драко на лице Аннис появилось такое выражение, как будто он только что вился из преисподней. Драко взглянул на своего друга: — Подай мне, пожалуйста, халат, Блейз. Одевшись, он вновь повернулся к служанке: — Как я уже сказал, Астория вовсе не обесчещена. Как раз в это время она встала с постели и стали заметны пятная крови на порванной рубашке. У Аннис вырвался крик. — Проводите вашу хозяйку в её комнату и проследите, чтобы она приняла ванну. Немного настоя из первоцвета миссис Брианны тоже не помешает. Если кто-нибудь будет спрашивать, говорите им, что Астория плохо себя чувствует. А я немедленно займусь добыванием специального разрешения на нашу свадьбу. — Но что, если... Драко прервал её: — Никто, кроме нас четверых, не должен знать того, что произошло этой ночью. Мы просто кажем, что Астория и я так влюбились друг в друга, что были не в состоянии ждать, пока прибудет её семья. Каждый, кто скажет что-нибудь другое, будет иметь дело со мной. — Тут он повернулся к Асторие, по-прежнему молчавшей. Его голос смягчился: — Боюсь, что большая свадьба, на которую вы рассчитывали, теперь стала невозможна. — В сложившихся обстоятельствах она не только невозможна, но и неуместна, милорд. Её страдальческий тон задел гордость Драко. — Ради Мерлина, извините меня, Астория, за то, что я раздаю распоряжения направо и налево, даже не спросив вашего согласия. Вы вовсе не обязаны выходить за меня замуж. Понимаю, перспектива замужества со мной сейчас кажется вам менее чем привлекательной, но обещаю, что никогда больше не заставлю вас пережить подобное. И если вы в состоянии поверить мне, то могу заверить — ранее со мной не случалось ничего подобного. И никогда больше не случится. Не знаю, какая муха меня укусила. До этого я никогда не брал женщин насильно. Знаю, что вам будет трудно простить меня и что вам кажется почти невозможным согласиться на свадьбу со мной. Но, несмотря ни на что, я предлагаю вам это, Астория. Если вы согласитесь, то будете хозяйкой особняка, вам будет оказываться всяческое уважение и дана полная свобода в управлении этим владением. Гермиона смотрела на него, кающегося и полного стыда, предлагающего ей всё, о чём она мечтала все эти пять лет, и даже более того, и ей было стыдно за то, каким образом она этого достигла. Она обманула его самым низким образом, заставила думать о самом себе как о насильнике, о подлеце, сомневаться в своей порядочности, и от этой мысли победа уже не казалось ей такой полной. В первый момент Гермионе захотелось отказаться от его предложения, оставить особняк и забыть обо всех планах мщения, но что-то удержало её от этого шага, она сама не знала что — какая-то тайная сила, побуждающая её к дальнейшему действию. Поэтому она шагнула вперёд и протянула ему руку: — Я выйду за вас замуж, милорд.Глава 9
12 марта 2015 г. в 17:10
Гермиона остановилась перед дверью, ведущей в спальню Малфоя, и медленно повернула ручку. Раздался щелчок, в мёртвой тишине, царящей в западном крыле дома, прозвучавший как выстрел. Она осторожно толкнула дверь от себя — огонёк свечи, которую Гермиона держала в руке, задрожал. Внутри не чувствовалось ни малейшего движения, ни единого звука, комната освещалась только небольшим пламенем, горевшим в камине на другом конце комнаты. Догорающие уголья странным оранжевым светом освещали тёмные панели стен и отбрасывали колеблющиеся тени на прекрасный фламандский ковёр и полированные половицы.
Гермиона шагнула внутрь и тихо закрыла за собой дверь. У неё тряслись руки. Она задула свечу, положила ей на оказавшийся поблизости стол и двинулась дальше.
В отличие от изысканной, розового и красного дерева, меблировки её комнаты, здешняя была изготовлена из цельного дерева грецкого ореха и, подобно её хозяину, была тёмной, массивной и солидной. В этой комнате, казалось, всё было более крупных масштабов, начиная от облицованного мрамором камина, в котором вполне могли бы поместиться во весь рост человек семь, и кончая стоящим перед камином мягким креслом, ручки которого были вырезаны в виде змеиных голов.
Осторожно двигаясь по комнате, она увидела лежащие под скамьёй ботинки слизеринца и рядом с ними небрежно брошенные бриджи и рубашку. Возле умывальника на маленьком столике стоял наполовину пустой бокал бренди. В другом конце комнаты, в тёмном углу, на приподнятом над полом помосте стояла высокая кровать с балдахином, на которой спал он.
На толстых столбах балдахина были вырезаны такие же змеиные головы, как и на ручках кресла, а ножки кровати имели вид флага факультета Слизерин. Роскошные, синие с золотом, занавеси были отдёрнуты, складки парчи богато поблескивали в колеблющемся свете очага. Подойдя к кровати, она остановилась и посмотрела на Малфоя.
Он лежал на спине, откинув одну руку на лежащую рядом с ним подушку, и спал глубоким сном. Судя по сердитому выражению лица, его сны были не слишком приятными. Грудь была обнажена, её рельефно выраженные мышцы покрыты волосами, спускающимися к плоскому животу и исчезающими под простынёй, облегающей длинные ноги. Она ясно могла видеть контуры мускулистых бёдер, бледная кожа которых просвечивала сквозь белизну ткани.
Он был совершенно наг.
От этой мысли сердце Гермионы забилось сильнее. Время настало, мелькнула у неё мысль. Она знала, что ей следует делать. Гермиона подошла поближе, остановилась у края кровати и вгляделась в его лицо.
Сердитая гримаса исчезла, и теперь на лице было более мирное выражение. Волосы выглядели темнее, чем при свете дня, на подбородке она увидела небольшую ямку и удивилась тому, что не заметила её раньше. Не успев отдать себе отчёта в том, что делает, она потянулась, чтобы поправить длинную прядь волос, упавшую ему на лоб.
И чуть не вскрикнула, когда он вдруг открыл глаза и схватил её за запястье.
Гермиона не шевельнулась, была просто не в состоянии сделать этого, сердце её отчаянно билось. Она не знала, что её делать, и замерла неподвижно, как статуи львов, охраняющих вход в особняк, не решаясь даже моргнуть. Малфой не произнёс ни слова, только смотрел на неё, всё сильнее сжимая ей руку. Его рука выглядела так, как будто ему ничего не стоило сломать ей кости. Он должен был быть одурманен. Аннис заверила её, что все его чувства притупятся — все, кроме тех, которые управляют желанием. Но сейчас глаза его были открыты, как будто он понимал, что она находится в комнате.
И всё-таки она не сопротивлялась и не старалась вырваться. Что-то в его взгляде — его отрешённость и какая-то отдалённость — говорило ей, что в действительности он видит не её. Он видел какую-то другую женщину, которая, должно быть, ему снилась. Гермиона медленно протянула другую руку и всё-таки отбросила волосы с его лба. Потом, потянув вниз, он привлёк её на свою обнажённую грудь, и заплетённая на ночь коса упала ему на плечо.
Её груди оказались плотно прижатыми к нему, и сквозь тонкую ткань ночной рубашки она почувствовала тепло его тела. Подобная близость вызвала в ней странное ощущение. Пытаясь удержать равновесие, Гермиона ухватилась за его плечи и почувствовала под ладонями ровное биение сердца и горячую кожу. А его рука уже лежала на её ягодицах и нежно поглаживала их.
Находясь в таком непривычном для себя интимном положении, она испытывала одновременно и страх, и любопытство. Как это может быть, спрашивала она себя. Этот человек был её врагом. Он был не только школьным врагом, но он и ему подобные были виноваты в крушении её собственного мира. На нём также лежала вина в разрушении и разграблении её дома. Как же может она желать сейчас на его груди, позволят ему касаться своего тела подобным образом?
Нет, возразила она самой себе, сейчас в его кровати лежала не она. В ней лежала Астория. И если она этой ночью сделает всё, как следует, то станет его женой.
Но почему-то никак не могла представить себе Асторию, чопорную пуританскую мисс, лежащей на обнажённой груди мужчины в одной скромной, но лёгкой ночной рубашке.
Гермиона собралась с духом. Она сможет сделать это, всё настойчивей твердила она себе. Должна сделать, если хочет, чтобы мечта о возвращении особняка воплотилась в реальность.
Нерешительно опустив голову, она коснулась его губ своими. До этого ей не приходилось целоваться с мужчинами, но рот оказался мягким, тёплым, и ощущение было отнюдь не неприятным. Она закрыла глаза, постаралась расслабиться и не сразу заметила, когда его губы пришли в движение. И только когда он пробежал языком по её губам, она поняла, что возбудила в нём желание.
Гермиона немного изменила позу, слегка раскрыла губы и почувствовала во рту его язык, а руку на затылке. Такое непривычное вторжение чуть было не заставило её инстинктивно отдёрнуть голову, однако Гермиона, боясь сделать что-то не так, заставила себя снова расслабиться. Она чувствовала на своих губах вкус огненного виски и, хотя это было ей непривычно, подобное интимное соприкосновение двух ртов показалось ей совсем не отвратительным. Когда же его язык коснулся её языка и нежно поласкал, по всему телу пробежал странный холодок. Дыхание её участилось, и она неуверенно ответила на его поцелуй.
Потом руки Малфоя, медленно лаская тело Гермионы, спустились к её талии и, слегка приподнявшись, он перекатился и лёг поверх неё. Гермиона понимала, что теперь, придавленная его телом, с ушедшей в подушку головой, она уже не сможет отступить. Он был таким большим и сильным, что даже если бы она и захотела этого, то у неё ничего бы не вышло. Их совокупление было неизбежным. Гермиона попыталась расслабить напряжённое тело, но сердце стучало как молот. Она взглянула вверх и, увидев в его глазах странный золотистый огонёк, поняла, что это желание.
Слизеринец возвышался над ней, опираясь на локти, пальцы одной руки легко пробежались по её виску. Потом он снова наклони голову, и Гермиона приготовилась к новому поцелую. На этот раз его поцелуй был крепким и требовательным, и к тому времени, когда он оторвался от неё, она чуть не задохнулась. В голове крутились мысли о бегстве, но в горящем огнём теле каждое нервное окончание ожидало чего-то.
Он поднял голову и, не говоря ни слова, некоторое время рассматривал её лицо в тусклом свете пламени камина. Потом его взгляд переместился ниже, за взглядом последовали пальцы, остановившиеся на маленьких перламутровых пуговицах, на которые застёгивался ворот ночной рубашки. Внезапно, со скоростью, которой она никак не могла ожидать от этих больших рук, он начал расстёгивать их, пока не достиг последней на животе. Не в силах пошевелиться, Гермиона вся напряглась и только судорожно вздохнула, когда его руки отвели в стороны мягкую ткань, прикрывающую грудь.
От страха и унижения она закрыла глаза. Ни один мужчина не видел её в таком положении, поэтому, когда он опустил голову и она почувствовала его рот на своём соске, у неё вырвался сдавленный крик. И хотя от стыда ей захотелось отвернуться, всё же по телу прокатилась волна какого-то необычного возбуждения. Никогда раньше она не чувствовала своего тела с такой полнотой, как будто каждая клеточка, каждый нерв радостно пели. Внезапной ей захотелось, чтобы он продолжал; прижимаясь ближе, она выгнула спину, и его руки скользнули под неё. Крепко обнимая, он целовал её грудь, волны возбуждения прокатывались по её телу.
Наконец Малфой оторвался от неё, простыня соскользнула с его тела, и взгляд Гермионы задержался на его животе. Она знала, что он проникнет в неё, нарушит её девственность и причинит боль. Это пугало, но в то же самое время ей хотелось узнать, как это всё будет.
Он задрал подол её ночной рубашки выше бёдер, к талии. Прикосновение его шершавых рук к коже заставило её содрогнуться, а он, передвинувшись, оказался у неё между ног. Потом осторожно поднял её колени вверх. Когда он снова приблизил свой рот к её губам, Гермиона закрыла глаза и приготовилась. Рука двинулась вниз, лаская её живот. Она напряглась, ожидая того, что последует дальше, и вскрикнула, почувствовав, как его палец медленно скользнул внутрь.
Инстинктивно мышцы её лона напряглись, зажав палец. Он вытащил его и обвёл им вокруг её самого интимного места, нащупывая влажный и горячий центр его. Это движение вызвало в ней такой всплеск эмоций, что она закричала. Такого она не испытывала никогда, ощущение было одновременно прекрасным и пугающим. Интенсивность его всё нарастала, но вместе с ним увеличивалась и её напряжённость. Гермиона опять закрыла глаза. Она не понимала, что с ней творится, но знала, что не хочет, чтобы это кончалось. Желание стало ещё сильнее, ещё нестерпимее, и ей показалось, что от переполнявших её чувств она вот-вот умрёт.
Слизеринец убрал руку и лёг на неё. Гермиону почувствовала настойчивое давление его возбуждённой плоти. Она вся словно окаменела, а он, обняв её и положив голову ей на плечо, проникал в неё всё дальше, раздвигая плоть, наполняя её, вызывая неприятные ощущения. В ожидании того момента, когда он проникнет в неё до конца и причинит неизбежную боль, каждый мускул её тела напрягся. Но где-то внутри она хотела, чтобы он взял её, хотела слиться с ним окончательно и полностью, и это пугало её больше всего.
И тут, неожиданно для себя, она почувствовала, что его объятия ослабли, а голова упала набок. Руки больше не сжимали её тело, губы не касались её губ. Все мышцы его тела расслабились, хотя только что она ощущала их крепость. Вдруг Гермиона услышала его ровное дыхание и поняла, что он заснул.
Заснул. В тот самый момент, когда она должна была потерять девственность, он рухнул на неё в вызванном питьём оцепенении. Зелье Аннис усыпило его прежде, чем он смог закончить своё дело. Никак не желая поверить в случившееся, Гермиона несколько показавшихся ей бесконечными минут лежала, бездумно глядя на вельветовые занавеси кровати. Тело её ещё трепетало, эмоциональное возбуждение спадало, оставляя после себя чувство неудовлетворённости и незавершённости задуманного.
Её захотелось громко выругаться, но страшно было двинуться и даже дышать. Гермиона была озабочена и испугана случившимся, своей реакцией на его действия. Она ведь не хотела, не собиралась ничего чувствовать, но чувствовала, и именно это ужасало её. Каким бы отвратительным ни казался подобный поступок, она шла на это по необходимости, по долгу, ради особняка. Но, как она теперь ясно понимала, когда пальцы Драко ласкали её, когда он лежал на ней, готовый к тому, чтобы взять её, все мысли о особняке вылетели у неё из головы, и на какой-то миг ей хотелось только его.
— Детка? — Шепот Аннис раздавался из другого конца комнаты.
Гермиона повернулась в направлении звуков, но ей мешало плечо слизеринца.
Аннис подошла поближе и остановилась возле постели. При виде обнажённого тела Малфоя, распростёртого на её юной хозяйке, в глазах служанки появилось беспокойство.
— О, девочка, с тобой всё в порядке? Этот зверь сделал тебе больно?
— Нет, Аннис, он не сделал мне больно. У него не было этой возможности. Твоё питьё сделало больше, чем обещало. Сейчас он уже целиком во власти сна. — Она тщетно попыталась пошевельнуться. — Впечатление такое, как будто меня придавила лошадь. Должно быть, во сне он весит раза в два больше. Ты должна помочь мне выбраться, самой мне вряд ли это удастся.
Объединёнными усилиями они смогли наконец перевалить тело слизеринца на другую сторону постели. Он спал так крепко, что при этом даже не шелохнулся. Гермиона начала подниматься, и при виде её расстёгнутой ночной рубашки и обнажённой груди глаза Аннис потемнели.
— Он тебя взял?
Застёгивая рубашку, Гермиона слезла с постели:
— В общем, нет, он уснул, прежде чем смог завершить дело. Поэтому, кажется, все наши труды этой ночью окончились неудачей.
Ей показалось, что она услышала, как Аннис пробормотала что-то вроде «Слава Мерлину», но предпочла не обращать на это внимания.
— Что же нам теперь делать? Теперь мы никак не сможем доказать, что он покусился на Астории... на мою девственность. Как теперь заставить его жениться на мне?
Проверяя, нет ли никого вокруг, Аннис выглянула за дверь и поманила Гермиону за собой.
— Может быть, мы всё же сможем извлечь кое-какую пользу из этой ночи. Но нужно спешить. Дел у нас много, а рассвет совсем уже скоро.