Искушая судьбу

      Гермиона приподняла край занавески, закрывающей окно кареты, и перед ней предстала панорама великолепного восхода солнца. Всё обещало ещё один прекрасный день; насколько хватит глаз, небо было чистым и голубым. По настоянию Гермионы Пудж вёз их всю ночь, не считая двух остановок на водопой, которыми они с Аннис воспользовались, чтобы перекусить холодным мясным пудингом и превосходным сыром, предусмотрительно взятыми кучером в дорогу.       От этой пищи и тряской езды желудок Гермионы, и без того расстроенный вследствие нервного напряжения, всё более давал о себе знать. Она постаралась объяснить Пуджу свою торопливость желанием невесты поскорее увидеть своего жениха. На самом же деле ей хотелось поскорее попасть в родной особняк, и с каждой милей это чувство становилось всё сильнее.       Это в сочетании с подспудным страхом от предстоящего появления перед Малфоем в роли его нареченной делало пребывание в замкнутом пространстве кареты ещё более томительным.       Надеясь хотя бы немного снять накопившееся внутреннее напряжение, Гермиона глубоко вдохнула утренний воздух. За всю ночь она не уснула ни на минуту, слишком занятая мыслями о том, что ей предстоит. Что же касается Аннис, та, оказалось, абсолютно ни о чём не беспокоилась и, несмотря на рытвины и ухабы, всю ночь прохрапела, как пьяный матрос. Она не проснулась даже тогда, когда Пудж умудрился, потеряв дорогу, завести их прямо в вонючую трясину, после чего Гермиона долго удивлялась, где Драко откопал своего кучера, который не умеет править лошадьми.       Во время долгой бессонной ночи Гермиона могла довольствоваться лишь тем, что, выглядывая из окна кареты, считала звёзды и предавалась воспоминаниям о детстве. Она уже почти забыла, как сильно была привязана к этой дикой и прекрасной земле, прошло уже столько лет с тех пор, как она была здесь в последний раз.       Когда рассвело, окружающий пейзаж начал принимать всё более знакомые очертания и она стала узнавать кое-какие приметные места. Вчера вечером, когда солнце начало уже склоняться за горизонт, они миновали гигантский дуб Алму у графства Килдер, где, как говорили, была похоронена голова мифического героя Фергала Мак-Мейла Дуина после того, как он погиб в битве. На закате проехали скалу под названием «Людоед», которая на свете заходящего солнца очень напоминала гигантского тролля, поджидающего зазевавшегося прохожего.       Чем дальше они отъезжали от города, тем гуще становился лес и деревья полностью загораживали солнечный свет. В таких местах Пудж обычно погонял лошадей, пытаясь, очевидно, поскорее миновать грабителей, которые могли прятаться в тень деревьев.       Но чем более узнаваемыми становились для Гермионы эти места, места, в которых она находилась после окончания школы, тем больше она поражалась тому осквернению и разрушению, которым они подверглись при правлении злодея Эйбрамсона.       На протяжении десятков миль им не встретилось ни одного живого существа — ни человека, ни животного, Высокие могучие замки, простоявшие столетия, крепости, которые, как ей казалось, будут возвышаться здесь до окончания веков, сожжённые и разрушенные армией Эйбрамсона во время её жизни здесь, превратились в почерневшие развалины. Равнинные участки, некогда на целые мили занятые полями золотистой пшеницы и ржи, сочными пастбищами, на которых вскармливались знаменитые лондонские овцы, были сожжены, а затем засолены, чтобы на них не смогло больше вырасти ни травинки.       На протяжении всего пути Гермионе время от времени попадались на глаза свидетельства гнева Эйбрамсона: скотина, оставленная перебиваться на скудных остатках пастбищ, и мёртвые тела — множество тел, валяющихся в канавах и подвешенных на цепях ко всякой более-менее пригодной ветке, разодранных волками и хищными птицами, — предупреждение каждому, кто дерзнет противиться воле Эйбрамсона. И запах, этот ужасный запах смерти, который, казалось, приставал ко всему, чего бы ни касался. Гермионе казалось, что она никогда не сможет смыть его со своей кожи.       С каждой милей, остановленной ими позади, и с каждым разрушенным владением, мимо которого они проезжали, Гермиона начинала всё больше бояться того, что ожидало её впереди. Осталось ли от особняка что-нибудь, стоящее того, чтобы за это бороться, — если вообще что-нибудь осталось? Она знала, что Малфой был владельцем этой земли и обитал здесь. Она досталась ему от дяди, искателя приключений, получившего это владение за денежную поддержку, оказанную им делу Эйбрамсона. Что, если особняк, её дом, разрушен, как многие другие, и ей достанутся лишь бесформенные развалины да воспоминания о былом? Что она будет делать, если, начав эту опасную игру, выдав себя за ту, кем не являлась, она обнаружит, что от особняка не осталось ничего, чем стоило бы завладеть?       «Это не имеет никакого значения», » решительно подумала она. Даже сам Эйбрамсон никогда бы не смог уничтожить особняк, особняк, некогда противостоявший более яростным нападениям, для того, чтобы возрождаться вновь, с каждым разом всё более несокрушимым, всё более величественным.       И вдруг, как будто для того, чтобы продемонстрировать, что все её страхи были напрасны, карета миновала длинный поворот и впереди, за глубоким ущельем, прорезающим скалистый массив, на сотни футов возвышающийся над рекой Дор, внезапно показался особняк.       При виде обожаемого Гермионой дома у неё перехватило дыхание. Особняк был построен двумя столетиями ранее человеком по имени Руперт де Калевен. Он состоял из двух равелинов со стенами шестиметровой толщины, внешняя стена была разъедена непогодой и вся заросла плющом. Вдоль южной стены бежал небольшой ручеёк, впадающий в прячущееся глубоко в лесу озерцо. Объятая утренним туманом, гордо возвышалась одинокая крепостная башня, вторая была разрушена ожесточённым огнём гигантских мортир Эйбрамсона.       Нет, особняк не изменился. Несмотря на эту войну и все вызванные ею смерти, его прекрасные серые стены продолжали стоять и, хотя внутрь его вторглись враги, он по-прежнему оставался тем же сказочным особняков, которым был для неё всегда.       Нет, всё же кое-что изменилось, поняла она, когда карета объехала особняк и показался его фасад. К западной стороне было пристроено новое здание, более современной постройки, сложенное из скрепленного известью красного кирпича, с высокими застеклёнными окнами и широкой пологой парадной лестницей, ведущей к двустворчатой двери, такой непохоже на привычную тяжёлую деревянную дверь с отпускающейся решёткой перед ней. По обе стороны двери стояли кариатиды, изображающие Афродиту и Афину, а ведущую к ним лестницу охраняли два каменных льва с поднятыми головами, как бы готовые прыгнуть на непрошеного гостя.       Непонятно почему, но после того как Гермиона из окна кареты увидела особняк стоящим на своём месте, она решила, что он остался прежним, и теперь, при виде его нового облика, в ней что-то дрогнуло.       Но спустя мгновение всё опять встало на свои места.       При виде своры лающих серых овчарок, мчавшихся навстречу приближающейся карете, Гермиона тут же вспомнила, зачем она здесь находится. Несмотря на все перемены, это был особняк, особняк, который бесспорно и по праву принадлежал ей. Её прошлому. И никто, даже сам Алфор Эйбрамсон, не имел права отобрать его у неё.       — Он изменился, — сказала Аннис, как бы прочитав её мысли.       Только тут Гермиона заметила, что её служанка уже проснулась.       — Да, но по крайней мере они не разрушили его до основания, как особняк Кланнис. Оставили всё как есть, даже развалины разрушенной башни. И кроме того, не кажется ли тебе, что новое здание смотрится, скорее, как пристройка к старому особняку и не затмевает его?       И вновь, что за последние два дня вошло уже у неё в привычку, Аннис ответила Гермионе молчанием, как бы говоря, что девушке никого не удастся обмануть своими словами. Гермионе была ненавистна сама мысль о том, что служанка права, но она не могла позволить, чтобы подобное незначительное изменение повлияло на её планы. Да и могла ли она рассчитывать на то, что особняк останется совершенно неизменным? Почти десять месяцев защитники особняка выдерживали осаду, удерживая солдат Эйбрамсона, сбрасывая камни и горячие уголья из очагов на головы осаждающих, пытающихся, используя свои раздвижные лестницы, взобраться на стены. Однако, несмотря на их яростное сопротивление, в одну ненастную ночью эйбрамсонцы, захватив ворота, наконец взяли особняк штурмом. За прошедшие с тех пор годы, пока её здесь не было, многое могло бы случиться такого, что изменило бы его облик. Многие пытались разрушить особняк, но, несмотря на все перемены, он всегда будет жить в её сердце.       Гермиона закрыла глаза и попыталась представить себе особняк таким, каким он остался в её памяти, особняк, который она любила больше всего на свете. Она глубоко вдохнула воздух, наполненный ароматом цветущих вишен и лип, стройными рядами тянувшихся вдоль узкой дороги. Наконец-то она была дома, в этом царственно-величественном каменном особняке, в котором она жила, по которому, преследуемая по пятам Аннис, бегала, прячась в каждом укромно уголке и карабкаясь вверх по сотне ступеней, ведущих на вершину Мёртвой башни.       Той самой башни.       Лишь только в памяти Гермионы всплыло это древнее название, у неё перехватило горло. Никто с уверенностью не мог сказать, когда башня получила своё зловещее название. Все прошедшие столетия это было, пожалуй, единственное место в особняке, всегда ассоциирующееся с несчастьями и трагедиями. Из поколения в поколение среди обитателей особняка передавались истории о безвременных смертях неких злосчастных индивидуумов, всегда неким мистическим образом связанных именно с этим местом.       Однако, она никогда не боялась башни — её зловещее прошлое не имело к ней никакого отношения. Её друг Буз часто старался напугать её историями о злых духах, но она только смеялась над ним и никогда не верила этим историям. До самого последнего дня её прибывания в особняке, когда солдаты всё-таки сломили защиту замка и все пророчества о башне воплотились для неё в реальность.       — Взгляни, моя госпожа Гермиона, — сказала Аннис, когда карета выехала на дорогу, ведущую к новому зданию, — это Ваш сад.       При виде цветущих роз и рододендронов, посаженных по бокам, Гермиона не смогла сдержать счастливой улыбки. Когда она видела в последний раз этот сад, плодородная черноватая почва которого была культивирована и засажена её руками, он был полностью вытоптан башмаками садовых гномов. Сейчас, при виде этого многоцветья, наполняющего воздух прекрасными ароматами, могло показаться, что всего происшедшего тогда просто не было.       Карета плавно затормозила, Гермиона услышала, как Пудж, кучер, слезает с козел, сердце её забилось быстрее. У неё появилось ощущение, как будто она вернулась в особняк действительно по праву, и уверенность в том, что её воля будет исполнена.       Даже Аннис, несмотря на весь её скептицизм, была, казалось, счастлива от того, что наконец-то вернулась сюда, в её глазах появился какой-то тёплый блеск.       — Мы здесь, моя леди Гермиона. Мы наконец-то вернулись домой.       Домой.       — Да, я знаю. Хотя никак не могу поверить, что это не сон, Аннис. Прошло столько времени, я почти уже начала думать, что мы никогда не доживём до этого дня. Пора начинать осуществление плана, и запомни: с этого момента ты должна называть меня Асторией.       Дверца кареты торжественно отворилась. В проёме появилась затянутая в перчатку рука, готовая помочь ей сойти. Гермиона опёрлась на неё, собравшись с духом, чтобы не выказать естественного чувства отвращения при встрече с этим человеком, за которого она собиралась выйти замуж.       Однако человек, осторожно взявший её за руку, несомненно, не был Драко Малфоем. Он был одет в великолепную, чёрную с золотом, ливрею и был лакеем, может быть, даже дворецким.       — Добро пожаловать, мисс Астория, добро пожаловать в особняк! Я Вилберн Эртон, дворецкий Драко Люциуса Малфоя. — Он говорил как джентльмен и был человеком пожилым, но, несмотря на свою солидную комплекцию, стройным и гибким. Каштановые волосы поседели на висках, а во взгляде было что-то ястребиное. — Его светлость приносит вам свои глубочайшие извинения за то, что он не смог сам встретить вас, — его присутствие срочно понадобилось на северной границе владений. Боюсь, что кто-то из этих безбожных людей утащил овцу. Хотя у вас не должно быть никакого повода для страха. Здесь, в особняке, вы в полной безопасности.       Гермиона промолчала, не зная, что сказать. Знал бы он, что держит за руку одну из этих безбожных людей.       — И надолго уехал Драко Люциус Малфой?       Её хороший английский выговор не вызвал у него подозрений.       — Нет, мисс Астория. Его светлость полагает вернуться к ночи. Он подумал, что вы устанете с дороги, поэтому просил меня показать вам ваши апартаменты, чтобы вы смогли отдохнуть перед его возвращением к ужину. Надеюсь, однако, что дорога не слишком утомила вас. — Он проводил её по лестнице к парадной двери, возле которой стояла пожилая женщина. — Это миссис Брианна, наша экономка. Она проводит вас к себе. Багаж принесёт лакей. Комната вашей матери расположена прямо напротив вашей.       Гермиона повернулась к нему:       — О, моя мать не смогла поехать со мной. Она заболела незадолго до отъезда. Это моя служанка Аннис. Я хотела бы, чтобы она расположилась в одной комнате со мной.       — Мы поставим для неё раскладную кровать в вашей гостиной. — С этими словами миссис Брианна, плотная женщина с седыми волосами и такими полными и круглыми щеками, что они походили на сочные яблоки, взяла всё под свой контроль, как только они расстались с Вилберном Эртоном в холле. — Очень рада, что вы наконец здесь, мисс Астория. После всех этих недавних неприятностей в округе мы беспокоились, что вы не сможете благополучно добраться сюда.       — Неприятностей?       — Да. Мистер Эртон ведь сказал вам, что в окрестных лесах обосновалась банда тори. Они крадут овец и скот из особняка и окрестных поместий, а недавно даже ограбили жену лорда Лейквуда, когда она ехала в своей карете по ту сторону реки. Отобрали все её драгоценности, даже обручальное кольцо. Теперь бедняжка заперлась в своих комнатах и никуда не выходит из боязни, что её опять ограбят.       Гермиона тотчас же подумала об Бузе.       — Но эти воры не причинили ей вреда?       — Напустили на не страху, но нет, больше никакого вреда они ей не причинили. Но вам не о чем беспокоиться, мисс Астория. Его светлость гарантировал полную безопасность вашего путешествия. Разумеется, возникни в этом необходимость и принимая во внимание высокое положение вашего крёстного отца, граф мог бы привлечь для вашего экспортирования хоть всю армию особняка.       Гермиона молча кивнула в знак согласия. Она не имела известий об Бузе вот уже почти шесть месяцев с тех пор, как он в последний раз передал ей необходимые сведения. Именно он выяснил, что особняком владеет Драко Малфой, и выведал детали, для её успешного перевоплощения в Асторию. А теперь Буз даже не знал, вышло ли из этого что-нибудь. Гермиона была очень удивлена и в тоже время очень разгневана что особняком владеет школьный враг. Просто так бы она ничего не оставила.       По последним известиям, Буз связался с какой-то бандой вроде той, о которой говорила миссис Брианна, и Гермионе не хотелось думать о том, что его могли поймать и сейчас он может уже быть на пути в Азкабан с перспективой провести всю свою жизнь в оковах или, ещё хуже, висеть на виселице на обочине одной из сельских дорог.       На всём пути, каждый раз, когда карета проезжала мимо одной из этих ужасных клеток с останками какого-нибудь бедолаги, она пыталась убедить себя, что это не могут быть останки Буза. Но никогда не была в этом до конца уверена. Все тела уже подверглись разложению, а до этого были расклёваны птицами, поэтому невозможно было достоверно определить, было ли какое-нибудь из них телом её друга. Однако с каждым новым трупом, мимо которого они проезжали, шансы на то, что среди них был труп Буза, увеличивались.       — Сюда, пожалуйста, мисс Астория.       Как только за ней закрылись двери особняка, Гермиона неожиданно почувствовала себя неуверенно. Что, если в конце концов они обнаружат обман? Вероятно, её арестуют и она сгниёт в Азкабане. Хотя она слышала о женщинах, которых повесили только за то, что они укрывали у себя патриотов Волан-де-Морта. Какое же наказание полагается ей за то, что она выдала себя за крестницу самого протектора?       Следующие слова миссис Брианны потонули в возбуждённом лае нескольких овчарок, ринувшихся вперёд, чтобы поприветствовать Гермиону. Один из псов, ещё щенок, прыгнул на неё передними лапами, смотря преданными чёрными глазами.       — Ну, здравствуй, — рассмеялась Гермиона, потрепав серую голову щенка.       — Пошёл прочь, ублюдок! — Миссис Брианна быстро отогнала животное, взмахнув подолом своего длинного платья. — Извините, мисс Астория, эти звери иногда не принимают во внимание собственный вес. Они считают своим долгом броситься на каждого посетителя, как только тот переступит порог дома. Хотя их нечего бояться. Они совершенно безобидны. Его светлость держит их скорее для компании, чтобы они согревали ему ноги в холодные вечера, чем для защиты.       — Всё в порядке. Я считаю, что они просто чудесны. — Гермиона чуть было не сказала, что они напомнили ей о собаке, которая была у неё, большом пятнистом псе по имени Таффи, но вовремя прикусила язык. Она вспомнила, как тот каждое утро поджидал её на лестнице, когда она должна была спуститься из своей комнаты, потому что ему не позволяли подниматься наверх. Интересно, что случилось с этим ласковым гигантом после штурма? Наверное, он подобно прочим обитателям особняка был брошен на произвол судьбы и обречён на голодное существование, в то время как новые господа питались по-королевски, пользуясь результатами чужого непосильного труда.       Гермиона проследовала за миссис Брианной через центральный холл, пахнувший пчелиным воском и лимонным маслом и блестевшей тщательно начищенной фурнитурой, к гигантской дубовой лестнице, ведущей на второй этаж. Окружающие их стены от пола до потолка были отделаны тем же самым мореным дубом, отливавшим золотом в свете свеч и покрытым резьбой под мятую ткань. Высокий потолок был отштукатурен и украшен весьма художественно выполненными фресками, изображающими шаловливых херувимов и птиц.       Едва они повернули, собираясь подняться по второму пролёту лестницы, как Гермиона резко остановилась при виде гигантского портрета, висевшего на стене прямо над ними. На нём был изображён мужчина верхом на могучем чёрном жеребце. Его густые платиновые волосы, казалось, светились в солнечном свете, падающем откуда-то сверху. Свирепые серые глаза смотрели с портрета прямо на неё и словно пронизывали её насквозь, а рот кривился в лёгкой усмешке, как будто он уже раскусил все её хитрости.       Без всяких слов Гермиона поняла, что это он.       Драко Люциус Малфой. Даже его изображение выглядело таким могучим и грозным, что казалось, он может уничтожить её одним ударом своей мощной, одетой в перчатку руки. Гермиона почувствовала, что при одном взгляде на него её пронизала ледяная дрожь.       — Ах да, вот и наш господин, Драко Люциус Малфой, — сказала миссис Брианна. — Я совсем забыла, что вы его никогда не видели. Разве он не красив? И внушает уважение. Ему, после той скандальной истории и её последствий, это было необходимо, но он смог подняться выше своего двусмысленного положения. Не обращайте внимания на угрожающее выражение его лица. На самом деле он совсем не так страшен и при близком знакомстве весьма приятен в общении, а, став его женой, вы, без сомнения, будете иметь возможность познакомиться с ним поближе. Следуйте, пожалуйста, за мной, мисс Астория. Мы приготовили для вас спальню в западном крыле. К вашему приезду мы отделали её на женский вкус, так что она стала совсем светлой и весёлой. Надеюсь, она вам понравится.       Гермиона почти не слышала того, о чём ей говорила миссис Брианна. Она всё ещё находилась под впечатлением этого портрета, портрета Малфоя, и никак не могла оторвать взгляда от этих необычных серых глаз. Они каким-то образом притягивали её, вызывая сердцебиение, на ладонях, стиснутых в кулаки, проступил пот. В её ушах всё ещё стояли слова миссис Брианны. Угрожающее выражение лица? Нет, скорее, даже наводящее ужас. Это выражение могло вызвать слабость в коленях даже у большинства мужчин. Не удивительно, что он так быстро поднялся.       Боже мой, что же она наделала?       Ей казалось, что это будет нетрудно — одурачить изнеженного школьного врага, ради собственной выгоды. Думала, что он будет проводить большую часть времени в своих поместьях, что особняк — только часть его владений, а, взглянув на холл, поняла, что он серьёзно обосновался здесь. И он выглядел не как человек, способный выслушивать аргументы других, а, скорее, как тот, чьё слово является законом. Требующим беспрекословного подчинения. Не терпящим возражений. А чего ещё она могла ожидать, спросила она себя. И за такого человека она собралась выйти замуж?       Гермиона с трудом оторвала взгляд от его грозного облика. Она не должна себе позволить, чтобы он, этот человек, которого она ещё только должна была увидеть, заочно производил на неё такое впечатление. В конце концов, перед ней находился всего лишь портрет, а не облечённый в плоть и кровь человек. Вероятнее всего, художник, изобразив Малфоя столь могучим и страшным, просто приукрасил его.       Конечно, это должно быть именно так. Ни один мужчина не может быть столь свиреп в реально жизни. Просто её подвели нервы, вот и всё, — нервы, расшатанные возвращением домой после стольких лет отсутствия, пробудившимися воспоминаниями о той ужасной ночи, самим участием в этой опасной игре. Пути назад нет, сказала она себе. Только не теперь, когда она столь близка к тому, чтобы предпринять ответные действия, действия, о которых мечтала и которые планировала с той самой страшной осенней ночи.