Искушая судьбу

      — А почему эта девушка не снимает свою маску? — спросила мать Астории, и её глаза подозрительно сузились.       Аннис встала между ними, отодвинув Гермиону назад, за свою спину.       — О, не надо, мадам, вы не должны требовать этого. Лицо моей бедной дочери болезнь пощадила ещё меньше, чем моё. Оспа проела почти половину её щеки, и даже у взрослых мужчин при одном только виде этого на глазах проступают слёзы. Её бывший суженый, этот трус Алвин Одли, взглянул только раз на неё и тут же дал стрекача. Её сердце до сих пор разбито, можете мне поверить.       Она ободряюще похлопала Гермиону по руке.       — Всё в порядке, моя дорогая. Нельзя же вечно прятать своё лицо под маской, ты же понимаешь. Когда-нибудь тебе придётся открыть его. Будь же храброй девочкой, моя дорогая, покажи им своё лицо сейчас.       Прежде чем потянуться к маске рукой, покрытой ужасно выглядевшей глиняной смесью, Гермиона помедлила, как будто пытаясь набраться храбрости. Сердце учащённо стучало у неё в груди, потому что она знала, что её лицо не было раскрашено и она не могла придумать, как поступить, если мать Астории не остановит её, прежде чем...       — Подождите!       Гермиона быстро убрала руку.       Мать Астории отступила назад и с выражением отвращения на лице покачала головой.       — Пожалуйста, мисс, оставьте свою маску на месте. Вам нет необходимости открывать лицо. Я понимаю ваше нежелание и выражаю самое искреннее соболезнование из-за случившегося с вами несчастья. Вы должны быть благодарны Господу Богу за то, что он сохранил вам жизнь. Он своим милосердием спас вас; другим повезло гораздо меньше. — Она отступила назад, перекрестилась и продолжила: — По его же милости вы встретили нас. Можете возвращаться в карету одни. Благодарю вас за то, что проделали такой путь.       — Что вы хотите этим сказать, мадам? — спросила Аннис с подчёркнутым изумлением.       — То, что вы можете возвращаться без нас.       — Вы не собираетесь ехать в особняк?       — Нет. Мы не собираемся ехать в особняк и вообще куда-нибудь в этом проклятом Богом городе. Не собираемся никуда, кроме как в место, откуда приехали. Я забираю свою дочь, и вы возвращаемся домой. Вы можете сказать Драко Люциусу Малфою, что мы заболели и должны были вернуться назад. Если хотите, можете даже сказать, что наш корабль затонул в море и никакой свадьбы не будет. Во всяком случае, сейчас. Да и никогда не будет!       С этими словами она повернулась к Астории и ухватила её за руку.       — А он ещё говорил, что Лондон стал теперь совсем другим — безопасным городом, идущим к процветанию. Я всегда знала, что нас ждёт здесь нечто ужасное, но твой крёстный отец Алфор ничего не хотел слушать. Он сказал, что здесь ты будешь в безопасности. Но оспу не смогут остановить даже тысячи армий. Это он задумал, чтобы ты вышла замуж за совершенно незнакомого человека, выходца из семьи, знаменитой едва ли не самыми крупными скандалами в английском обществе, человека, известного в Англии как Драко Люциуса Малфоя; он даже не посоветовался со мной.       — Мама...       — Послушай, Астория, его собственный отец пытался лишить его права наследства, потому что не верил в то, что Драко Люциус Малфой справится, но в конце концов бедняга всё же был вынужден согласится. Вот, — она махнула рукой в неопределённом направлении, — вот человек, за которого твой отец согласился отдать тебя замуж, человек, для встречи с которым мы пересекли море. И что же мы здесь находим? — Она взмахнула другой рукой. — Болезни, грязь и в довершении всего ещё и оспу! Уверяю тебя, что это предзнаменование. Я пыталась убедить твоего отца, предупреждала его о том, что нечто в этом роде должно будет произойти, но он тоже не захотел слушать меня. Сам Бог отвернулся от Лондона за то, что что в нём такие люди.       Тут она повернулась к Гермионе и Аннис, которые следили за её напыщенной речью.       — Я не позволю, чтобы моя дочь страдала за ваши грехи. Это воля Божья. И запомните, что я вам скажу. Вы накликали на свою голову Армагеддон, и я не собираюсь становиться одной из его жертв. Слава Богу, что клятвы ещё не были произнесены. Пойдём, Астория, я постараюсь, чтобы мы попали на первый же корабль, отплывающий в Англию. Там мы позаботимся о том, чтобы подыскать тебе другого, более подходящего мужа, на котором не лежит печать скандалов и болезней.       — Но, мама, что нам делать с нашим багажом? С моим приданым? Не можем же мы бросить его...       — В Англии мы купим себе новую одежду, Астория. На всём этом уже лежит проклятие оспы. Неужели ты хочешь, чтобы твоё лицо выглядело так же? Пойдём! Поторопись! Не дыши глубоко и закрой рот и нос носовым платком, пока мы сами не подхватили болезнь. О, дорогая, мне кажется, что моя кожа уже начала чесаться! Говорят, что на ранних стадиях эта болезнь вызывает сердцебиение, а я начинаю чувствовать слабость. Может быть, я уже подхватила её. Торопись, Астория, идём поскорей!       Гермиона не успела и глазом моргнуть, как они ушли. Они с Аннис молча смотрели вслед. Гермиона про себя подумала, что, отослав эту мышку-дочь и её сварливую мать прочь, она, несомненно, оказала Малфою услугу.       — Кто бы мог представить, — сказала Аннис. — Юная невеста передумала выходить замуж за его светлость! Даже оставила тебе свой багаж. Очень любезно с её стороны, тебе так не кажется?       — И как раз вовремя. — Гермиона взглянула на угольную повозку. Она была совершенно пуста — в ней не осталось ни единого кусочка угля. Отскочившее колесо было уже поставлено на место. Кучер повозки — настоящий кучер, — всё ещё сжимающий в руках кружку с пенистым сливочным пивом, был извлечён из своего кресла в пивной и теперь громогласно сокрушался о потере своего груза. Потом он вскарабкался на козлы, потряс в воздухе кулаком и возвратил проклятия, которые выкрикивал ему кучер, правивший каретой из особняка.       — Скорее, Аннис, прикрой лицо маской. У нас уже нет времени, чтобы смыть с тебя эту глину. Карета лорда уже спешит, чтобы забрать его суженую, и мы не должны их разочаровывать.       Гермиона сняла маску и рукой разгладила складки своего сизо-серого шёлкового платья, купленного на последние деньги, которые ей удалось выкроить из скудной платы, полученной за несколько месяцев работы у Оливандера. Когда кучер остановил карету прямо перед ними, она попыталась изобразить из себя подобие матери Астории и, чтобы усилить впечатление, принялась нетерпеливо постукивать носком туфли.       — Не вы ли будете госпожа Астория? — спросил кучер, глядя на неё сверху вниз из-под полей своей широкой чёрной шляпы. Это был плотный человек с большим животом, распиравшим домашнего пошива бриджи, на грязно-серой рубашке виднелись следы подливы от завтрака.       Гермиона вздёрнула подбородок:       — Да, это я. Вы опоздали. Я уже начала думать, что меня оставили на произвол судьбы на этой ужасно пристани.       — Его светлость сказал мне, что волосы у вас каштановые, а лицо как у ангела. И он оказался совершенно прав.       Эта цветастая фраза, подумала Гермиона, скорее всего была не комплиментом, а попыткой успокоить её гнев, вызванный столь долгим ожиданием. Кучер спрыгнул с козел, что, по мнению Гермионы, для столь грузного человека было настоящим подвигом, вдёрнул шляпу и согнулся в поклоне, показав при этом свой круглый и абсолютно лысый череп.       — Моё имя Арин Адамсон, мисс Астория, но вы можете, как и все, называть меня Пудж. Извините за опоздание. Застрял вон за той проклятой тележкой. При всём своём желании не мог проехать. Но я задал этим чёртовым бродягам... — Он запнулся. — Извините, мисс Астория, но я задал этому человеку жару за то, что он заставил вас ждать. Лучше бы нам поскорее уехать отсюда. Улицы забиты битком, некоторые даже совершенно перегорожены столкнувшимися повозками — день сегодня базарный, вот в чём дело. Мне понадобится много времени, чтобы найти дорогу. Чтобы выбраться из города к сумеркам, нам нужно торопиться. Это ваш багаж?       Он указал на оставленные саквояжи, по-прежнему стоявшие там, где только что находились Астория и её мать. Гермиона кивнула и отошла в сторонку, а Пудж начал грузить вещи.       — Тогда давайте трогаться, — сказал он, прикрепив последний саквояж к задку кареты. — Я хочу отъехать как можно дальше от города. Сельские дороги немного размокли от недавних дождей, а на трактах полно грабителей и прочей швали. Но вам не о чем беспокоиться. — Он похлопал себя по карману. — Его светлость дал мне пистолет, чтобы я мог защитить вас.       Несколько сомневаясь в том, что этот нервничающий человек будет способен попасть хотя бы в стену амбара, не говоря уже о грабителе, Гермиона не менее ответила:       — Это звучит весьма успокаивающе, мистер Адамсон.       — Пудж, мисс Астория. — Тут он посмотрел на Аннис и остановил взгляд на маске, скрывающей её лицо. — Не желает ли ваша матушка, чтобы я помог ей снять плащ? Сейчас у нас стало довольно жарко, и в карете будет душновато.             — Это не моя мать. Это моя служанка Аннис. Дорога не пошла ей на пользу — морская болезнь и всё прочее. Её немного лихорадит, так что она не хочет снимать плащ и поедет со мной внутри.       Глазки Пуджа за толстыми щеками сузились в щелочки, отчего он напомнил Гермионе ту самую нежившуюся в грязи свинью.       — Но мне кажется, его светлость сказал, что вы прибудете вместе с матерью.       — Так и должно было быть, но перед самым отъездом мама заболела. Боюсь, что она не вынесла бы подобного путешествия. Мы не могли задерживать из-за этого корабль, поэтому Аннис поехала вместо неё. Мать прибудет в особняк, как только окажется в состоянии перенести дорогу.       Это объяснение, казалось, удовлетворило Пуджа, он кивнул и, напялив свою шляпу, направился к козлам.       — Тогда едем в особняк.       Но, увидев, что Гермиона не двинулась с места, он, припомнив обязанности кучера, остановился и, обернувшись, вновь снял шляпу.       — Простите великодушно, мисс Астория. Я не привык возить столь блестящих леди. Позвольте.       Он открыл дверцу кареты и опустил деревянную подножку, чтобы они могли подняться внутрь. Гермиона взглянула на него и опять не двинулась с места.       Пудж робко улыбнулся и предложил ей руку.       — Вы позволите, мисс Астория?       Гермиона протянула руку, давая ему возможность помочь ей забраться внутрь. Пудж деликатно взял её за пальцы, но, заметив на нежной коже следы глины, выпучил глаза.       — Боже милостивый! Что это с вашей кожей?       Гермиона отдёрнула руку и спрятала её под складками платья.       — Ничего страшного. Просто сыпь от морского воздуха. Я не послушалась совета моей служанки, не надела вовремя перчатки, и вот результат. Из-за этого и она надела маску — слишком нежная кожа, понимаете? Хотя это не стоит беспокойства, можете мне поверить. Аннис обещала мне, что к тому времени, как мы будем в особняке, сыпь исчезнет.       Не давая Пуджу времени на размышления, она ухватилась за поручни и без всякой помощи вскарабкалась внутрь кареты. Аннис быстро последовала за ней и захлопнула дверцу перед самым носом изумлённого Пуджа.       — Мы чуть-чуть не попались, — сказала Гермиона, задёргивая промасленную льняную занавеску окна. Она откинулась на потрескавшееся кожаное сиденье и облегчённо вздохнула. — Хотя, когда он увидел мою руку, у него чуть глаза из орбит не вылезли. — Карета тронулась, и она выглянула из-за занавески. — Если бы он ещё увидел твоё лицо, то, наверное, вообще упал бы в обморок. Ладно, Аннис, теперь мы едем. Ты можешь снять свою маску.       Из-под чёрного вельвета маски показалось изъязвлённое лицо Аннис.       — И надо де было тебе выбрать именно этот, наверное, самый жаркий день за всю историю Лондона, чтобы нацепить на меня плащ и маску. Я чуть не задохнулась под ними.       Аннис стащила плащ, бросила его на сиденье напротив себя, положила на него ноги и расстегнула две верхние пуговицы платья.       — Сперва оспа, потом морская болезнь, — сказала она, обмахиваясь рукой. — Скоро по этому твоему безумному плану потребуется, чтобы ты объявила меня мёртвой. — Она взглянула на Гермиону, которая с трудом удерживалась, чтобы не рассмеяться. — Что вы находите в этом такого смешного, юная мисс?        — О, Аннис, твоё лицо! Оно выглядит ужасно. Им можно до смерти напугать даже самого храброго человека. Неудивительно, что те двое ретировались как можно быстрее. Большую скорость просто уже невозможно было развить. Я думала даже, что мать Астории в обморок упадёт. Ты видела выражение её лица? С каждой минутой оно становилось всё более паническим.       Аннис улыбнулась, отчего отметины на её лице проступили ещё отчётливей. Она сковырнула с носа больной фурункул и покатала его между ладонями, пока тот не превратился в шарик глины розового цвета.       — Ну что ж, значит, то, что моя мать когда-то играла на сцене, в конце концов пригодилось. Она научила меня изменять свою внешность. Но я и над тобой неплохо поработала. — Потянувшись, она дёрнула Гермиону за прямой локон, который, освободившись от шпильки, упал на её плечо. — Кто бы мог подумать, что под этим прямым волосом на самом деле каштановые и вредные волосы. Благодари Бога, что Астория не имела коротких волос. Мне понадобилась бы масса времени, чтобы подстричь твои вредные волосы, и это было бы надолго. Сейчас, по крайней мере если ты решишь прекратить свои глупости, то всегда сможешь отцепить эти локоны.       — Нет, этого не будет, так что выброси свою мысль из головы. Пока ведь всё идёт удачно, не так ли?       Аннис с угрюмым выражением лица откинулась на спинку сиденья.       — Мало того, что ты выдала себя за крестницу этого дьявола Эйбрамсона, но чтобы выйти замуж за англичанина?! Твоя дорогая мать, если бы узнала об этом, в гробу перевернулась бы.       — Моя дорогая мать, если ты не забыла, сама была замужем за англичанином.       — Твой отец — совсем другое дело. Он совершенно не походил на англичанина.       — Однако в его жилах текла самая голубая английская кровь.       — Что ж, всё равно я против этого вашего заговора. Не знаю, о чём думал твой друг Буз, когда заронил в твою упрямую голову семена этого плана. Если хочешь знать моё мнение, это приведёт нас на виселицу. — Она искоса взглянула на Гермиону и, хорошо скопировав манеру матери Астории, добавила: — Или к Амрагеддону.       Но Гермиона не собиралась уступать ей, особенно сейчас, когда всё шло так хорошо.       — Буз просто предоставил мне необходимые сведения. Идея была полностью моей. И тебя, кажется, никто не заставлял участвовать в этом. Ты можешь бросить всё в любой момент. Собственно говоря, — на её губах появилась дразнящая улыбка, — не хочешь ли ты, чтобы я приказала кучеру остановиться и ты смогла сойти, пока мы не миновали городские ворота?       Аннис не ответила. Зная, что никогда не покинет свою госпожу, она молча рассматривала дорогу сквозь щель в оконной занавеске. Они только что проехали стоящие на берегу реки Вуэль Ворота святого Мунго и теперь направлялись к высокому шпилю собора святого Патрика.       Гермиона открыла свой ридикюль, достала оттуда небольшую тряпку и протянула её Аннис.       — Возьми. Тебе лучше стереть эту глину, иначе его светлость, Драко Люциус Малфой откажется пустить нас в мой замок.       Аннис взяла тряпку и начала снимать с себя маскировку.       — Хотелось бы мне, чтобы ты отказалась от своего плана. По мне, он не сулит нам ничего хорошего. А если Малфой обнаружит, что ты не настоящая Астория? Я слышала, что у него дьявольский характер и соответствующая этому сила. Однажды он поймал браконьера, и так ударил его, что расплющил ему нос в лепёшку.       Представив себе эту картину, Гермиона содрогнулась, но быстро постаралась выбросить её из головы.       — Не говори ерунды. Воры — это как раз он и ему подобные. Особняк более ста лет принадлежал мне то того, как этот злодей Эйбрамсон украл его у нас. И за что? За то, что я отказалась от работы в Министерстве Магии и мало использую магию. Всего-навсего! У них не было никаких доказательств.       — Я знаю всё это не хуже тебя, но Протектору нет до этого никакого дела.       — Будь он проклят, этот Протектор.       — Держи язык за зубами, девочка.       — Прости, Аннис, но мне кажется, что я имею полное право попытаться получить назад то, что у меня незаконно отняли. Кроме того, каким образом Малфой сможет догадаться, что я не настоящая Астория? Он её даже некогда не видел. Всё ухаживание велось по почте и длилось всего шесть месяцев. Буз перехватывал все письма. Я знаю о нём всё, что мне нужно. И вспомни слова её матери. Этот брак был устроен отцом Астории и Эйбрамсоном. Родители девицы даже не знают Малфоя, а он знает об Астории только то, что она прибыла в Лондон, чтобы выйти за него замуж. Ему известно, что волосы у неё прямые и каштановые, и благодаря твоим снадобьям теперь у меня такие же. Ему и в голову не может прийти, что сейчас она уже платит за проезд, чтобы пересечь пролив и добраться до Англии, предпочитая не выходить замуж за больного оспой человека, которого даже никогда не видела. Кроме того, очевидно, что Малфой не испытывает особой нежности к своей нареченной, иначе он сам бы привёз ей в особняк.       — Да, но что, если её мать напишет Малфою по возвращении в Англию?       Гермиона пожала плечами:       — Какое мне до этого дело? К тому времени, как они пересекут море, доберутся до своего маленького поместья, объявят о неудаче отцу Астории, отправят письмо и оно дойдёт сюда — если оно дойдёт, — я уже сделаю всё, что мне необходимо. Выйду замуж за Драко, буду, надеюсь, уже носить под сердцем его ребёнка и наконец-то отомщу ему за то, что он разрушил мою семью.