Скрипач

С трудом дослушав аплодисменты и откланявшись зрителям, Тесса скользнула за кулисы, где её застал очередной приступ кашля. Тяжело и глубоко вдохнув несколько раз, девушка выпрямилась и отправилась в свою гримерную. Мало что различая перед собой, она открыла дверцу шкафа и вытащила оттуда свою обычную одежду. Переодевшись, девушка присела за стол, чтобы снять с лица нанесенный грим. - Цветы? – удивилась Тесса, поднимая со стола букет и придвигая его к лицу, чтобы вдохнуть сладкий аромат роз. Небольшая бумага упала на пол. Тесса, вздохнув, наклонилась и подняла её. В сердце что-то затрепетало. «Я давно пленен Вашим талантом и, дабы выразить свой восторг Вами, я преподношу этот скромный подарок. Белые розы – лучшие цветы, которые отражают вашу чистоту и благородность». Прочитав это, девушка ещё раз улыбнулась и, уткнувшись лицом в букет снова, глубоко вздохнула. Белые розы воскресили в её памяти дорогие воспоминания, которые, впрочем, Тесса старалась забыть. Прижав букет к груди, девушка просидела в гримерной до тех пор, пока совсем не догорели свечи, после чего накинула на плечи тонкий плащ и вышла на улицу. Накрапывал мелкий дождик, но на тротуарах уже успели скопиться небольшие зеркальные лужицы. Тесса сняла с ног старые туфли и, взяв их в руки, совсем как в детстве, пошла босиком домой. С её золотистых кудрей на лицо стекала вода, но девушка будто бы не замечала этого, задумавшись о чем-то своем. Проснувшись рано утром, Ганс взял скрипку и отправился играть на площади. Народ толпами сновал по улицам, останавливаясь напротив скрипача и бросая деньги в футляр. Простояв с инструментом с восхода солнца и до полудня, Ганс решил поискать другую работу, где бы ему платили строго оговоренное жалование. Пошатавшись по городу, Ганс не нашел ничего лучше, как податься на пристань. Как раз в то время, когда Ганс Люсьен пришел к пирсу, причалила груженая баржа. Договорившись насчет работы, юноша ещё несколько часов перетаскивал всевозможные мешки, тюки и бочонки с баржи на берег. Получив положенные гроши, он распрощался со своим новым начальством и обещался быть назавтра с восходом солнца на пристани. Побродив около получаса по городу, Ганс вновь оказался у театра. Внимательно рассматривая афишу, Ганс не видел ничего, кроме времени последнего представления. Он до сих пор не терял надежды увидеться с Тессой, но теперь понимал, что не нужно торопить событий. Зайдя в здание театра, Ганс поглядел на большие круглые часы, висящие над входом и, узнав, что до начала спектакля осталось около получаса, направился в цветочную лавку, где его встретила обрадованная старушка. Купив букет из одиннадцати белых роз, юноша поспешил в соседний магазинчик, где продавались разнообразные сладости. Ганс в очередной раз осознавал, что ему придется потратить деньги, заработанные в Париже, но не мог ничего с собой поделать, успокаиваясь лишь тем, что потом заработает и вернет нужную сумму. Купив несколько яблок в карамели (а Ганс знал, что Тесса их безумно обожает), завернутых в пестрые упаковки, юноша купил небольшую корзинку и, уложив туда свои дары, поспешил к театру. Пробравшись знакомым до боли ходом за кулисы, Ганс зашел в гримерную девушки и, написав очередную записку, положил цветы и корзину на стол, укрепил бумажку на витой ручке и, удостоверившись, что все сделано, удалился. Но сегодня он не пошел прямиком на чердак, а направился вниз по лестнице. За несколько лет, что Ганс отсутствовал в городе, ступеньки окончательно покрылись налетом плесени и стали ужасно скользкими. Придерживаясь за отсыревшую стену, Ганс медленно спускался в подвал. Вероятно, после его ухода сюда никто не спускался более… В низенькой комнатке все оставалось на своих местах. Отодвинув длинную прядь нитей паутины, Ганс прошел через миниатюрный дверной проем. Обернувшись направо, юноша увидел знакомое зеркало, только оно все было в пыли, что даже не видно было отражения. Ганс осторожно провел рукой по запылившейся глади, оставив светлые полосы на отражающем полотне. Взглянув на отражение своего худощавого лица, Ганс отвернулся и продолжил осмотр. На столе он нашел обломанные перья, обломки угольных карандашей, полуистлевшую бумагу и огарки свечей. Присев на скрипучий диван, юноша вздохнул, предаваясь воспоминаниям. Глядя на эту убогую подвальную комнатку, куда лишь изредка проникали лучики света, Ганс радовался. Он не мог понять, но почему-то здесь ему было спокойно и легко. Не хватало лишь какой-то детали. А какой именно, Ганс понять был не в силах. Из зала послышались крики и аплодисменты. Кончился первый акт представления. Юноша с сожалением вспомнил о том, как он в первый раз пришел в театр и играл на скрипке, стоя за кулисами. Он бывал на всех сценах Парижа, покорил своим талантом старушку-Европу, сыскал уважения многих великих музыкантов своего времени, но ничего бы не хотел сейчас, кроме как попасть снова в те времена и сыграть арию пастушки. Тем временем, этажом выше, мучимая очередным приступом кашля, Тесса спешила в гримерную, чтобы принять лекарство. Войдя, она открыла шкаф и, найдя там небольшой мешочек, в котором хранились лекарства, взяла его и направилась к столу. И в тот момент, когда она подняла глаза, девушка увидела стоящую на столе корзину и букет цветов, лежащий рядом с ней. Вспомнив вчерашний вечер, Тесса решила сначала отыскать записку. Приподняв букет, она увидела небольшую бумажку, свернутую треугольником. Развернув, девушка принялась читать шепотом. «Я знаю, что недостоин Вашего внимания, но Вы для меня представляетесь действительным ангелом добродетели и посему я полагаю, что Вы должны пожалеть несчастного страдальца, плененного Вашею красотой…» Дальше девушка молча пробегала глазами по строчкам, не желая произносить вслух слова, так глубоко проникающие в её душу. В первый раз увидев букет из белых роз, она испугалась и в тайне обрадовалась. Эти цветы напоминали ей об одном человеке, которого она любила больше всех на свете, но вместе с тем боялась и почитала как величайшего музыканта. Боясь признаться себе в том, что ей хотелось бы, чтобы это был он, Тесса вспоминала их последнюю встречу и понимала, что надежды что-либо исправить уже нет. А затем, охваченная очередным приступом кашля, Тесса начинала думать о своей болезни и понимала, что терпеть осталось недолго. Сотрэль, услышав стихнувшие аплодисменты на некоторое время перестал обращать внимание на происходящее вокруг и погрузился в свой отдельный мир, как бывало порой, когда он играл на скрипке и не слышал ничего более музыки. Теперь же он пытался услышать свое сердце. Но сердце молчало. Как бывает обыкновенно после минуты сильнейшего напряжения, человек чувствует усталость и полное внутреннее опустошение, так и Ганс после минут сильнейшей радости и неустанной внутренней работы над собой был опустошен и спокоен до апатичности. Что-то притягивало его к этой каморке в подвале театра, но вместе с тем, что-то гнало его отсюда. Он хотел бы оказаться далеко-далеко и больше никогда не вспоминать… но чувство пьянящей радости, которое он испытал по приходу в этот провинциальный город, и теперь удерживало его на месте. Просидев неподвижно ещё около часа, юноша, наконец, поднялся и поспешил на свой чердак, где сквозь дыры в кровле было видно то звезды, то рваные дождевые тучи, снующие по ночному небу. Гансу Люсьену не хотелось сейчас строить каких бы то ни было планов и мечтаний, не хотелось куда-то спешить, что-то делать… Ему не хотелось даже есть или спать. Душа его металась среди этих бесплотных земных мечтаний, не находя ни в чем желаемого, важного и нужного именно в этот момент. Так, глядя на черневшееся высоко над землей небо, Ганс думал о вечном, размышлял о природе человеческих желаний, непостоянстве и сложности, или даже невозможности, однозначных ответов на все. Неведение было мучительно, но вместе с тем сладко. Забравшись на чердак, юноша по привычке пристроился спиной к печной трубе и, закрыв глаза, отдался власти сновидений. Ему снилась Тесса. Точнее, те моменты, связанные с ней, которые остались в памяти. Осознавая, что он находится во сне, Ганс старательно отбрасывал все плохие воспоминания и ничтожные мысли, полностью отдаваясь тому чувству, так неизбежно влекшему его в этот город.