Скрипач

Через несколько часов Ганс Люсьен вернулся в свой дом, где сжег все старые письма и бумаги, в которых встречалось упоминание о нем, после чего забрал старые ноты и захватил немного провианта. Когда же все было готово, он забрал Анну-Марию и небольшой дорожный мешок с вещами. Ещё через несколько часов он был рядом с вокзалом. Как только наступило утро, Ганс купил билеты и первым же поездом отправился в Мюнхен. *** По приезду в Мюнхен, Ганс Люсьен несколько дней играл на улицах, чтобы собрать деньги на пищу, затем, после покупки достаточного количества провианта, полотняных штанов и рубашки, отправился в дальнейший путь пешком. Днем он шел под палящим летним солнцем, прячась от жары под сенью деревьев, а ночью собирал лапник и разводил костер, чтобы согреться. Оставшись наедине с собой, он не испытывал более тех мучений, которые толкали его к ужасным, глупым и бессмысленным поступкам. Ему было совестно за то, что он сделал, но приступы безумия более не преследовали скрипача. За совершенные преступления он наказывал себя тяжелыми, длинными дневными переходами и ночевками в холоде и на жесткой подстилке. Когда Ганс добирался до крупного города, то играл на скрипке на улицах и площадях, а заработанные деньги тратил на то, чтобы поесть или оплатить комнатку для ночлега. Иногда выдавались такие дни, что несмотря на продолжительную игру в течение всего дня, Ганс не получал ни копейки. Тогда молодому человеку приходилось останавливаться в городе (точнее, организовывать стоянку в лесу рядом с городом) на несколько дней, чтобы заработать достаточно средств для продолжения пути. Отросшая жесткая щетина и длинные волосы делали лицо Ганса почти неузнаваемым, но несмотря на это, некоторые люди признавали в нем известного скрипача, на что Ганс ничего не отвечал, делая вид, что не слышал, либо был слишком увлечен игрой, чтобы ответить. Помимо игры на скрипке молодой человек брался за любую, подчас грязную и тяжелую работу. Ему казалось, что тяжелая физическая работа очищает его душу, стирает из памяти ужасные моменты прошлого. Ганс работал на пристанях, перетаскивая грузы на отплывающие баржи, разгружал приходящие, на лесозаготовках рубил деревья и очищал их от ветвей и суков. Приходя в небольшие деревеньки, Ганс косил траву, собирал подсохшее сено в стога, а, ночуя под открытым небом, становился пастухом для табунов лошадей. За это он получал горячие обеды от местных пожилых матушек-помещиц, чем был вполне доволен. Так прошло лето. Наступила красочная осень. Листва на деревьях сделалась красновато-желтой и, опадая, устилала леса золотистым ковром. Жухлая трава и подсохший мох приятно шелестели под ногами. Ганс с трепетом и какой-то особой детской радостью вслушивался в переливы птичьих трелей и шорох отрывающихся и падающих листьев. Яркие краски окружающего мира рождали в душе юноши невыразимо приятное поэтическое чувство восторга и умиления. Иногда, не останавливая ходьбы, Ганс Люсьен доставал скрипку и начинал играть, подражая звукам леса. Природа шептала, шелестела, шуршала, звенела, и Ганс слушал, наполняя душу этими звуками. Приникая к кристально чистому ручью, чтобы напиться, скрипач вслушивался в прозрачное, бодрое журчание, производимое потоком, и смеялся, взметая в воздух мириады хрустальных капелек, которые, разлетаясь, переливались и сверкали под лучами солнца. Стоял один из таких ясных и солнечных осенних дней, когда Ганс, обновленный и переродившийся под влиянием окружающей красоты, пришел в очередной город. Широкая просека рядом с железнодорожными путями была покрыта желтовато-коричневой травой, среди которой там и тут виднелись небольшие зеленые островки. Пройдя от опушки до железной дороги, юноша зашагал по шпалам. Его настроение было подобно этому осеннему дню – такое же ясное, чистое и светлое. С трепетным вниманием скрипач рассматривал черепичные крыши, обожженные палящим солнцем. Приблизившись к вокзальной станции, Ганс вдруг замер на месте; сердце забилось особенно сильно, ровно и радостно. Он узнал… Почти бегом он пустился по знакомым улицам. Узнавая площади и узкие улочки, которые почти не изменились со времени его отъезда, Ганс улыбался и шел ещё быстрее. Наконец, достигнув того дома, на чердаке которого он жил с тех пор, как сбежал с пристани, молодой человек с легкостью поднялся по ступенькам и, оказавшись на чердаке, с благоговейным чувством радости и спокойствия прижался к старой печной трубе. Ганс долго сидел, закинув голову назад и закрыв глаза, наконец, вздохнув, он поднялся и обошел чердак. Все вещи, которые он оставил, лежали на своих местах, только покрылись толстым слоем пыли. Ганс вдруг вспомнил тот день, когда он уехал.Тогда с самого утра юноша успел забрать все вещи из театра и перенести их сюда, а после пошел к Ришалю… Ганс начал разбирать стопку бумаг, оставшихся после отъезда. Здесь были старые ноты и множество писем, разложенных по отдельным пачкам, перевязанным бечевкой. Распечатав одну пачку, Ганс начал читать. Он писал к некоей ТересеАйхенвальд. Ганс начал вспоминать фамилию, но никак не мог припомнить. Тогда он распечатал письма и углубился в их чтение. «Тереса Айхенвальд… Актриса… Тесса… Тесса!» - вспоминал Ганс, и вдруг его будто поразило молнией. Как он мог забыть?! Его любимая, милая Тесса!.. Ганс улыбнулся и продолжил читать. Пролистав большую часть писем, которые юноша хранил, как ценную реликвию, он прижал бумаги к груди и шумно выдохнул. Он вернулся. Насовсем. Воспоминания, радостные воспоминания, вмиг нахлынули на скрипача. Так, отдавшись во власть картинкам прошлого, Ганс провел ещё несколько часов. Приближался вечер. Наконец, молодой человек аккуратно сложил все бумаги обратно в ящики и решил отправиться за съестным. Выйдя на улицу, Ганс по старой привычке зажмурил глаза и прислушался. Тихое цоканье лошадиных копыт, скрип каретных рессор, негромкие голоса, реже смех, шелест ветра в кронах немногочисленных деревьев… В этот момент все эти звуки казались юноше такими родными и знакомыми до боли, что он только благоговейно зажмурился ещё сильнее, продолжая разделять общий гул города на отдельные голоса. Наслаждаясь шумом, который показался бы любому приезжему просто сочетанием безобразных шорохов и свистов, Ганс медленно шел к городскому рынку, где в одной из лавок пекарь продавал самый душистый и вкусный хлеб, который когда-либо приходилось есть юноше. Ноги сами вели его в нужном направлении, поэтому Ганс наслаждался одному ему понятной красотой провинциального города. Купив хлеба, юноша отправился к театру, чтобы узнать, какие представления планировались на ближайшее время и приобрести билеты. Встав напротив афиши, Ганс пытался различить буквы при тусклом свете вечернего солнца. Не без труда молодой человек узнал, что назавтра планировался последний показ оперетты «Женевьева Брабантская», пришедшей из «Буфф-Паризьен», и невольно поморщился от неожиданного напоминания о неприятных мыслях. Решив проснуться пораньше и приобрести билет, юноша отправился обратно на чердак, где отужинал и лег спать на холодный деревянный пол.