Пятая шляпка для Марты

      К счастью, первый клиент только что заработавшего предприятия явился в Бюро «Й», как называл его Хаул, после того, как семья отобедала. А то следующей же ночью Софи снова пустила бы в ход свой любимый чернильный карандаш и добавила в вывеску еще и время обеденного перерыва.       – Открывайте, – протрещал Кальцифер. – Вот и ваш первый шанс оказать платную добрую услугу.       И он засмеялся скрипучим смехом. У демонов свой юмор, не всегда понятный людям.       С минуту в прихожей, по совместительству магической лаборатории, а теперь еще и по совместительству приемной, стояла страшная суета: Майкл освободил стол и пододвинул к нему с одной стороны кресло для Хаула, а с другой – стул для гостя; Софи подобрала пару валяющихся вещей и сунула их за шкафчик с зельями, с глаз долой; а Хаул выманил из-под комода книжку «Смертельное проклятье или прямое убийство: проблемы эффективности» и вежливо попросил ее удалиться, чтобы не распугивать посетителей. Потом еще секунд десять все дружно решали, кто будет вести прием. Потому что делать этой толпой из четырех человек и одного демона было совершенно нецелесообразно.       Стук в дверь повторился. Теперь он звучал громче, настойчивее и даже как-то нагло. Похоже, клыки на вывеске не оказали должного устрашающего эффекта.       Наконец, Софи, Майкл и Кальцифер ретировались, а Морган залез под стол. Он стеснялся чужих людей, и когда в дом приходили незнакомцы, обычно бежал прятаться, но пропустить столь знаменательное событие он не мог, поэтому решил, что лучше всего будет наблюдать из укрытия.       Хаул открыл дверь. На пороге стоял человек в обычной одежде крестьянина – кабачкового цвета куртке со множеством карманов, каждый из которых закрывался клапаном и застегивался на большую медную пуговицу. И Хаул, и Морган были настолько заворожены сиянием этого пуговичного изобилия, что не сразу заметили: правый рукав посетителя был пуст.       – Вы работаете или нет? – спросил крестьянин недовольно. – Почему не открываете? Позовите мне какого-нибудь волшебника, – он недоверчиво оглядел Хаула от острых носов модных кремовых туфель до такого же длинного острого носа, торчащего на ухоженном как у девушки лице.       – Чародей Хаул Пендрагон к вашим услугам, – сказал Хаул, слегка поклонившись. Он ожидал, что это имя произведет некоторое впечатление на посетителя, но не тут-то было.       – Ладно, Пендрагон, так Пендрагон, – согласился тот. – У меня к вам дело. У нас там …эээ… коровы пропали.       – Минуточку, – бросил Хаул. Он метнулся к двери в гостиную, приоткрыл ее и ужом проскользнул в образовавшуюся щель.       За дверью его ждала оставшаяся троица.       – Вы слышали, – заныл он. – Коровы! А где коровы, там и навоз. Эти два явления в природе неразрывно связаны, знаете ли.       Но никто Хаула не пожалел. Майкл сказал, что нельзя отказывать первому клиенту – это будет страшным ударом по их репутации, а Софи просто прижала его к стене, потрясла мелким костлявым кулачком перед самой его физиономией и безжалостно вытолкала обратно, на растерзание коровам.       Гость тем временем стоял не шелохнувшись. В домах безумных магов не стоит совершать резких движений, а лучше вообще не двигаться без разрешения, поэтому крестьянин лишь с опаской разглядывал окружавший его бардак. Вся комната была завалена какими-то странными вещами: подсохшими цветами дикого шиповника вперемешку с кусочками бледно-розового шелка, нитками, обрезками лент, мешочками и связками чего-то подозрительно напоминающего кости, и еще карандашами. Зеленые, желтые, фиолетовые, длинные и короткие, заточенные и стершиеся, они торчали из банки с шиповником и из корзинки с шитьем, лежали на полу, на полках, виднелись среди горы расшитых подушечек в кресле и высовывались из корешков книг. То тут, то там стояли горшочки, баночки и бутылочки с этикетками, испещренными непонятными закорючками. Но в основной своей массе эти емкости сосредоточились на нескольких узких полочках на стене, причем расставлены они были так, что зеленые бутылочки на фоне коричневых баночек образовывали большую букву «Х», вызывающую некоторые сомнения относительно гостеприимства здешних обитателей. Подтверждали эти сомнения три корочки хлеба, уложенные рядком в центре пустого очага.       Но самым пугающим было не это. Справа от входа у стены стоял стол. Абсолютно пустой, без единого предмета (даже карандаша) он выглядел так, словно с него второпях смахнули все содержимое не разбирая. И если хозяева совершенно не постеснялись остального безобразия вокруг, то страшно даже представить, что могло располагаться на его столешнице. И вот под этим столом сидел ребенок. Самый настоящий человеческий ребенок – темноволосый и весьма упитанный мальчик. Он, не моргая, уставился на гостя, а гость уставился на него, тоже боясь моргнуть.       – Что ж, коровы, так коровы, – обреченно вздохнул вернувшийся Хаул. Он явно не видел в обстановке ничего странного. Крестьянин украдкой стер ползущую по шее каплю пота и сделал судорожный вдох. – Кто вы, откуда, садитесь и рассказывайте.       Чародей указал посетителю на стул, а сам грациозно устроился в кресле среди подушек и карандашей. Перед собой он положил лист чистой белой бумаги.       Услышав знакомое шуршание и стук пододвигаемой чернильницы, Морган не выдержал. Он вылез из-под стола и заявил, что ему нужно все то же самое, потому что он будет рисовать картинку. Так что Хаул принес из кухни высокий детский стульчик, а ребенок тем временем собрал несколько карандашей из тех, что валялись ближе всего. Половина из них были фиолетовыми.       – Я из деревни Косточки, – наконец начал посетитель, усевшись. Его единственная рука, лежащая на колене, почти перестала дрожать. – Зовут меня Пирс.       – Ну что ж, Пирс, так Пирс, – не остался в долгу Хаул и даже из принципа не стал интересоваться, что это – имя, фамилия, место работы или род деятельности.       – Работаю пастухом,– продолжил Пирс. – И позавчера у нас пропали три коровы.       – Ха! – воскликнул Хаул, обрадовавшись. – Так для этого и существуют поисковые заклятья. Бутылочка хорошего зелья, и дело с концом.       – Да уж сами догадались. Не сработало оно.       – Наверное, у какого-нибудь шарлатана приобрели.       – Ничего подобного. У самого кудесника Салимана.       После этой новости Хаул окончательно потерял надежду отделаться от неприятного дела, смирился со своей участью и обмакнул перо в чернила.       – Ладно, – сказал он. – Я вас слушаю.       – Пропали прямо с пастбища, как в воздухе растворились. Были – и нету. Хорошие коровки все, мирные. Сначала две – Берта и Сьюзи. Мне, конечно, не поверил никто – думали, что недоглядел, чуть не побили. У старосты на такой случай всегда припасено поисковое заклятье. Мы его применили и ничего – оно покрутилось, покрутилось по траве и осыпалось.       Хаул, держа перо в правой руке под немыслимым углом, написал на своем листе только одно слово: «ЖФОВП». А Морган взял коричневый карандаш точно так же неправильно в левую руку и нарисовал в рядок три овала, выглядящих довольно двусмысленно. Совершив эти странные действия, оба вопросительно уставились за умолкнувшего рассказчика.       Пастух нервно сглотнул. Он как-то не ожидал, что его слова будут фиксироваться в такой нетрадиционной форме. Но, присмотревшись получше, понял, что «Ж» – это никакая не «Ж», а цифра «3» и буква «К». «Ф» – тоже не «Ф», а буквы «О» и «Р». А закорючка, которая, на первый взгляд, могла быть только «П», да и то с натяжкой, на самом деле – «Ы». Получилось «3 коровы». Это даже немного разочаровывало. Оказалось, что ни эти каракули, ни надписи на бутыльках и горшочках, явно сделанные той же самой рукой, не были таинственными руническими письменами. Впрочем, степень жуткости почерка сидевшего перед ним чародея сама по себе вызывала уважение.       – Тогда староста послал в город своего сына, – продолжил Пирс. – И он купил самое лучшее свежее заклятье у кудесника Салимана. Но оно тоже не сработало. Вообще ничего не показало. И пока все думали, что делать дальше, пропала еще одна корова – Круглое Пятнышко. Вот тут уже все испугались, – пастух потер руку о штанину таким жестом, как люди потирают ладони друг о друга, и странновато ухмыльнулся.       Хаул внимательно слушал и что-то записывал. «ПОШПОЬОО ЗАПЛЯМЬО ШОШОМ ОБОШШЛ ОЛПОПППЙ ФШОП» – выходило из-под его пера.       – На пастбище коров больше не отпускают, держат в сараях – стерегут. А меня староста послал в город, найти какого-нибудь колдуна по вызову, чтобы он приехал к нам и разобрался, да поскорее.       «Ха! – написал Хаул. – ПОЛДДП ПО ВПЗОВД».       С рисунком дела обстояли не лучше. Под тремя овалами, о которых уже упоминалось, Морган нарисовал еще один рядок из трех коричневых продолговатых объектов. Не потому, что он не мог отличить «три» от «шести», нет. Дело в том, что «три» – было его любимым числом, и ему так понравился процесс рисования трех овалов, что он не удержался и повторил его еще разок. Ну, не идти же против своих желаний, в самом деле!       После этого, хорошенько поразмыслив, ребенок взял фиолетовый карандаш и заштриховал обозначенные контуры. Туловища были готовы, осталось разобраться с остальными частями. Как выглядят коровы, он знал: у них было по две передних ноги и по две задних, но неистребимая любовь к числу три оказалась сильнее любви к правде. Поэтому отбросив сомненья, юный художник пририсовал всем шести фиолетовым коровам по три ноги и залюбовался полученным результатом. Морган еще только искал себя в живописи, но уже сейчас можно было с уверенностью сказать, что реализм как направление его не привлекал.       Самое трудное началось потом. Изобразив справа от животных их однорукого пастуха, ребенок глубоко задумался. Ему было так жалко этого бедного человека, что он решил: пусть невозможно сделать ему руку в жизни, но уж на рисунке он его без руки не оставит и, уверенно взяв фиолетовый карандаш (сегодня его тянуло на фиолетовый), пририсовал гостю отличную правую руку. Конечность получилась тонкой и длинной – ниже колен, и какой-то не очень красивой. Тогда, сменив карандаш на голубой, он приделал ему еще одну. Чтобы на этот раз уж точно не ошибиться, Морган проводил линии медленно, поэтому они вышли слегка волнистыми, а сама рука – короткой и широкой. Но художник остался доволен. Еще бы, теперь у человека вместо одной было три руки, а три – самое лучшее число.       Дальше дело пошло как по маслу: этим же голубым цветом он изобразил солнышко, а потом серым – два дерева по краям и облачка в форме зубов, нависающие над всей этой красотой.       Он так увлекся, что даже перестал слушать, о чем еще отец расспрашивает пришельца. А тот торговался с клиентом по поводу сроков, когда они с учеником прибудут в деревню, чтобы заняться активными поисками на местности. Староста хотел видеть мага уже сегодня, но маг к этому был морально не готов, поэтому, они сошлись на девяти-десяти часах завтрашнего утра.       Наконец, Хаул взял свой листок с записями, оканчивающимися словами «ПАВФПЯПА ФШОП», а сверху на него положил рисунок Моргана. Выражение лица пастуха, рассмотревшего детскую картинку, описанию не поддавалось, а чародей ничуть не удивился.       – Молодец! – похвалил он сына, не моргнув глазом. – Отлично получилось.       – Вот тут немножко рука некрасивая, – Морган ткнул в кисть на первой, длинной руке пастуха. Он попытался изобразить пальцы, но вышел какой-то ужасный крюк.       – Прекрасная рука, – возразил Хаул. Если его не смутили ни трехногие коровы, ни их трехрукий пастух, то уж какой-то крюк точно не напугал. – Идентичность в искусстве вовсе не обязательна.       Творчество должно быть свободно от рациональной эстетики!       Морган засопел от удовольствия и гордо выпятил грудь, а Хаул засунул оба листочка в тонкую картонную папку с шелковыми завязочками и почти разборчиво, печатными буквами написал на обложке: «ДЕЛО № 1».

***

      – … и этот маг прибудет завтра. Ты успеешь?       – Мне не помешает какой-то маг! – голос прозвучал оскорбленно. – От тебя требуется только привести мне еще три коровы. Неужели ты не способен выполнить такое простое задание, ничтожество?       – Их больше не отводят на пастбище, – второй собеседник говорил с просительными интонациями. – В коровниках держат, в деревне. Как же я их украду?       – Ты жалок, – сухо и трескуче прокаркал первый. – Ну почему мне достался такой идиот. Слушай, что ты должен сделать…