– Что тут обсуждать, всё кончено, – начал Хаул разговор с позитивной ноты, и Морган положил перед ним на стол большого коричневого паука, чтобы хоть немного его утешить.
Покончив со шляпкой, Софи решила одним махом разобраться и с остальными проблемами, а потому напекла блинчиков и созвала всех на семейный совет.
Майкл примчался сразу. Правда, слово «совет» за волшебным словом «блинчики» он не расслышал и принялся молча метать еду. А Хаул сделал вид, что не расслышал слово «блинчики». Он медленно и плавно, как опадающий лист, опустился на стул и уставился на банку с клубничным вареньем. Вернее сказать, его взгляд, полный вселенской тоски, устремился прямо сквозь стекло и яркий сироп, мимо ягод куда-то в темные глубины отчаяния.
Паук смотрел на Хаула с откровенной иронией.
– Что за пессимизм?
– Я отвергнут этим миром, – сообщил Хаул слабым голосом.
– Пф, – фыркнула Софи не слишком культурно. Она была довольно неплохо знакома с собственным мужем и догадывалась, что сейчас он только и ждет, что все начнут его жалеть, прыгать вокруг него и всячески ему угождать. Не дождется!
Хаул украдкой взглянул на отражение в дверце серванта и поправил свисающую на лоб прядь так, чтобы довести трагичность своего образа до пронзительного совершенства.
– Не знаю, что теперь делать. Разве только… – он жалобно вздохнул, – писать стихи.
– Никаких стихов! – отрезала Софи. Она хорошо помнила его предыдущие поэтические потуги, травмировавшие психику домочадцев рифмами вроде «коты – цветы» или «скажи – ежи». – Все не настолько плохо! Я бы даже сказала, все вообще очень хорошо.
– Пф, – передразнил Хаул.
– Да, подумайте сами, теперь мы свободны! Захотим – вообще переедем отсюда куда-нибудь к морю. Хаул, ты же давно хотел к морю?
– Хотел, – согласился Хаул грустно.
Пауку надоело оказывать моральную поддержку, и он пошел обратно к Моргану, чтобы попробовать варенье.
– И без дела мы не останемся. Давайте откроем что-то вроде агентства или бюро. Люди будут обращаться к нам по разным вопросам, а мы будем делать добрые дела.
– Платные добрые дела, – поправил Майкл, проглотив очередной блинчик и тут же берясь за следующий. Тело таких размеров требовало усиленного питания, поэтому высота стопки стремительно уменьшалась. Хаул словно невзначай бросил на нее взгляд и немного выпрямился.
– Ну что ж, по крайней мере, не придется больше вставать ни свет ни заря, – нехотя протянул он, сообразив, что с трагедией следует закругляться.
– И тебе не нужно будет торчать во дворце, – Софи опять вспомнила про всяких принцесс да красивых графинь с герцогинями.
– Да уж! В этом дворце и то нельзя попробовать, и это, и не тронь вкусные портьеры, – поддакнул Кальцифер. – Нечего там делать в этом дворце.
– А как меня замучили всякие нудные заказы, вроде сотен бездонных фляжек для армии, – воскликнул Майкл. – Теперь мы можем браться только за самые интересные дела. И высокооплачиваемые, – добавил он, подумав.
Все заметно повеселели, а Морган вытащил из варенья любопытного паука, ополоснул его в своем чае и изрек непререкаемым тоном:
– А я вам сразу сказал, если много работать, можно стать совсем несчастным.
Ребенок не знал, что означает слово “уволен”, а когда ему объяснили, что теперь папа не будет каждый день ходить на работу, долго не мог взять в толк, что в этом собственно плохого.
Блинов в тарелке осталось уже совсем немного, поэтому Хаул бесцеремонно пододвинул их к себе и стал наверстывать упущенное, лишь изредка мыча что-то с набитым ртом, пока остальные домочадцы совещались и решали, что их новому бюро срочно необходима красивая вывеска.
Во внутреннем дворике, выполнявшем роль склада для всякого крупногабаритного барахла, нашлась широкая доска. Майкл распилил ее надвое, а Хаул где-то выкопал баночку зеленой краски и кисточку. Водрузив будущую вывеску на стол, большие и маленькие волшебники собрались вокруг нее. Открывшееся поле для творчества будоражило воображение.
– Сначала надо травку нарисовать, – сказал Морган. Он все рисунки начинал с травки.
– Нет, надо нарисовать магический посох и звезды, – возразил Майкл. – Так будет солиднее.
– Ничего мы рисовать не будем, сделаем надпись. Это понятно и элегантно, – заявил Хаул. Ему хорошо было заявлять – банку с краской он крепко держал в левой руке, а кисточку – не менее крепко – в правой, и чувствовал себя хозяином положения. – Напишем «Бюро магических услуг».
– Добрых! – потребовала Софи. – Добрых магических услуг.
– Ладно, – согласился Хаул и изобразил неимоверно корявую надпись «Бюро добрых магических услуг».
– Очень элегантно, – съязвил Майкл, который обиделся, что Хаул отклонил его идею про посох и звезды.
– Похоже на травку, – одобрил Морган. Он пока еще знал не все буквы, поэтому чтение таких каракулей было за пределами его возможностей.
После этого они несколько минут горячо спорили, что бы еще такого изобразить. Майкл требовал хоть одну звездочку и надпись «оплата наличными», Софи хотела полное расписание работы с указанием двухчасового обеденного перерыва, а Морган вопил, что на травке обязательно должны быть цветочки. Но Хаул отмел все их претензии одним-единственным взмахом руки. Никакого волшебства ему для этого не понадобилось, просто он забыл, что в этой самой руке как раз держал баночку с краской – все отскочили подальше от брызг и невольно замолчали.
– Никаких звездочек и цветочков! – отрезал он. – Мы – серьезная организация!
Он взял щит и вышел в Маркет-Чиппинг, чтобы прикрепить его над дверью. Но оказалось, что над дверью уже прикреплен козырек от дождя, и вывеску вешать некуда. Справа от проема располагалось окно, и оставалось только одно место, куда она могла бы поместиться – на стене слева.
Не утруждая себя возней с молотком и гвоздями, чародей приклеил ее на заклинание и отошел на шаг назад, полюбоваться полученным результатом.
Все остальные уже стояли и «любовались» ужасно недовольные.
– Ну и куда идти, спрашивается? – заметила Софи, поджав губы.
Вывеска занимала участок стены между дверью в ходячий замок и другой, очень похожей на нее дверью к их соседу мистеру Моррису, который был совершенно ни при чем.
– Да, выглядит непонятно, – согласился Хаул.
Он сбегал за краской, написал слово «Вход» и нарисовал кривую, как и все остальное, стрелку, указывающую вправо.
– Вот теперь отлично, – сам себя похвалил он. Больше его не похвалил никто. Промолчал даже Морган, потому что травка – это, конечно, хорошо, но без животных, людей или хотя бы цветочков смотреть на нее совсем неинтересно.
Насупленное семейство вернулось в дом и разбрелось по своим делам, а Хаул вышел в Кингсберри и с помощью заклинания дублирования соорудил точно такую же вывеску слева от кингсберрийской двери. Правда, стрелка и надпись «Вход» были уже не нужны, но ему было лень их стирать, да и показывали они правильно – на нужную дверь. Так что нет никакого смысла напрягаться, решил Хаул. Он вообще не совершал ни одного действия, хоть сколько-то напоминающего трудовой процесс, если в нем не было самой крайней необходимости.
Весьма довольный собой чародей прочитал Моргану пару страниц книжки про одного паренька по имени Мор, которого никто не хотел брать в ученики, протопал в спальню и улегся в кровать, опрометчиво полагая, что утром обнаружит вывеску в том же виде, в каком ее и оставил. Но, как известно, даже самые великие чародеи могут ошибаться.
Этой ночью на обитателей ходячего замка напала необычайная активность. Всем почему-то приспичило разгуливать по дому и тайком выходить на улицу, хотя трудно даже представить, что порядочному человеку может понадобиться на улице после ужина, горячей ванны и хорошей книжки с картинками. Но факт остается фактом.
Первой из постели выбралась Софи. Едва дождавшись, когда Хаул захрапит, а Майкл перестанет топать кругами по своей комнате, она спустилась в прихожую, повернула метку на двери, чтобы та указывала оранжевой стороной вниз, и вышла в непроглядную тьму ночного Маркет-Чиппинга. В руке у нее было страшное орудие – толстый чернильный карандаш, которым она подписывала банки со всякими соленьями да вареньями.
«Серьезная организация, значит, – ворчала она про себя. – Да во всех серьезных организациях должно быть расписание работы! Ладно еще в Кингсберри, но в Маркет-Чиппинге, где куча людей знает меня с пеленок, все так и начнут по-свойски заявляться к нам в самое неподходящее время. Как он этого не понимает, балбес».
Она облизнула карандаш и на свободном участке возле слова «Вход» написала «10:00 - 17:00.» Полдела было сделано. Оставалось лишь четко, однозначно и без какой-либо двусмысленности указать выходные дни, потому что она не собиралась позволить им всем стать «совсем несчастными», как сказал Морган. Так что, облизнув карандаш еще разок, Софи недрогнувшей рукой вывела: «Суббота – Воскресенье». И в этот момент совершенно непредвиденная проблема встала перед ней ребром: теперь расписание выглядело так, словно их новое бюро собирается работать только по субботам и воскресеньям с десяти до пяти, что не соответствовало действительности. Пришлось дописать слово «Выходной», но места для него почти не осталось, и оно втиснулось лишь по диагонали: «Выход» под каракулями Хаула, «но» – примерно на одном уровне с ними, а «й» оказалась выше всех.
«Так-то лучше, – думала Софи, пытаясь в темноте разглядеть получившийся результат. – А этот лентяй даже если будет недоволен, переделывать все равно не станет – это же столько работы».
Покончив с трудами праведными, Софи со спокойной душой и совершенно синим языком вернулась в спальню, юркнула под одеяло и мгновенно заснула, как засыпают люди, совесть которых кристально чиста.
Но если вы подумали, что вот теперь-то все обитатели ходячего замка дрыхли без задних ног, набираясь сил перед новыми приключениями, то ошиблись, как и Хаул. Майкл не спал. Он вообще долго не ложился, мерил шагами свою комнату и пытался сосредоточиться на книге «Основы маркетинга» – одной из тех, что Хаул притащил из своего мира.
Чтение не шло, а в голову упорно лезли всякие тревожные мысли. Слово «услуги» казалось ему каким-то неоднозначным, а сочетание «добрые услуги» звучало совсем уж бесплатно и не обещало никакого финансового процветания.
Он лег в постель, но едва мог заставить себя лежать неподвижно от волнения. Как назло вдруг вспомнилось, что Хаул колдовал для бедняков за гроши, когда у них и самих не было еды. И что он вообще ни разу не потребовал побольше денег ни у кого, кроме короля, да и то лишь пытаясь таким образом отвертеться от работы. Беспокойство его от этого возросло многократно.
Наконец Майкл не выдержал. «Нет, так мы никогда не разбогатеем!» – в сердцах подумал он, решительно откидывая одеяло. Остатки зеленой краски Хаул куда-то засунул, причем, скорее всего, и сам уже забыл куда, поэтому Майкл позаимствовал в комнате Моргана мелок, в темноте показавшийся ему зеленым, а потом на цыпочках, точно так же, как Софи несколько минут назад, прокрался в прихожую.
К его удивлению метка на двери оказалась выставленной оранжевым, хотя он точно помнил, что вечером после Хаула на улицу никто не выходил. Пришлось, затаив дыхание и стараясь производить как можно меньше шума, поворачивать ее красной стороной. Потому что попасть ему нужно было именно в Кингсберри, чтобы внести некоторые коррективы в вывеску для богатых столичных жителей. А еще, в отличие от Софи, он хорошо знал принцип работы данного заклинания дублирования. Как-никак прошел полный курс обучения у чародея Пендрагона, гномы дери его за ногу. Чары эти относились к разряду постоянно действующих: связь между объектом номер один и всеми его копиями никогда не прерывалась, и время от времени происходила «синхронизация данных», как это называл Хаул. Он вообще любил использовать всякие странные слова. Все изменения, которые вносились в первоначальный объект, передавались дубликатам, а первоначальным объектом, и это Майкл тоже хорошо запомнил, была вывеска в Маркет-Чиппинге.
Впрочем, для нашей истории важно лишь, что Майкл вышел в Кингсберри и выполнил задуманное. Он был по-мужски краток и добавил всего одно слово – «платных», вклинив его немного наискосок между «добрых» и «магических».
После вышеописанных операций обе вывески выглядели уже довольно странно, но на этом все не закончилось. Ведь оставалось еще два существа, пожелания которых Хаул не соизволил учесть, орудуя кисточкой с зеленой краской. Существами этими были очень взрослый человеческий ребенок четырех с половиной лет и совсем юный огненный демон, едва отпраздновавший свое первое тысячелетие.
Парочка действовала сообща. Проснувшись от странных звуков, Морган не пошел к родителям, как сделал бы в любую другую ночь, а подкрутил лампу поярче и разложил свои любимые рисунки ровным слоем по всей комнате. Внимание его привлекла одна из последних работ – портрет отца. Он изобразил его улыбающимся, и сам был доволен, получилось так похоже, что не отличить. И он точно помнил, что папе портрет тоже понравился. По крайне мере, смеялся он очень громко (наверное, сильно радовался) и хвалил его, говорил, что ему, Моргану, непостижимым образом удается схватить самую суть.
Взяв рисунок, начинающий художник спустился в прихожую и позвал Кальцифера.
– Чего тебе? – демон заворочался под поленьями и нехотя высунулся язычком голубого пламени.
– Пожалуйста, нарисуй вот эту картинку на той доске, которую папа вчера повесил на доме, – попросил Морган. – Там только непонятные буквы, похожие на травку, а это некрасиво. С картинкой будет гораздо лучше, все увидят и обрадуются.
Кальцифер полностью разделял его мнение. Он считал, что на вывеске обязательно должны быть звезды, желательно падучие, или хотя бы языки пламени. А одна надпись без картинок – это вообще глупо.
Он выбрался из-под поленьев, взял у Моргана листок, проглотил его и облизнулся.
– Хороший рисунок, – одобрил он. – Вкусный.
А потом вылетел в Маркет-Чиппинг и с разгона ударился о вывеску, после чего на ней остались выжженные линии, полностью повторяющие портрет чародея Хаула кисти юного Моргана Пендрагона. «Из раннего», как сказали бы ценители искусства.
Кальцифер тоже болел за общее дело и хотел украсить скучную табличку, поэтому от всей души увеличил изображение, так что кружочки глаз, торчащие в разные стороны волосы и большие неровные уши разместились где-то по периметру, выступая за края доски, а смеющийся рот с детально прорисованными зубами занял удачное место возле стрелки.
Доведя таким образом вывеску до полного совершенства, демон улетел по своим загадочным ночным делам, а Морган пошел к родителям, взобрался на кровать, улегся между ними и счастливый заснул.
Вот и всё. Через полчаса «данные синхронизировались», написанное Софи в Маркет-Чиппинге перенеслось в Кингсберри, и столичная вывеска приобрела тот самый безумный вид, о котором уже шла речь в начале нашего повествования.
***
На следующее утро настроение у всех было отличное. Когда новый день только начинается, вся семья в сборе, и пахнет чем-то вкусным, совершенно невозможно грустить и предаваться хандре.
Хаул хоть и спал изо всех сил, но все равно не дотянул до обеда. Часы не пробили и половины двенадцатого, когда он с полосой от подушки через всю щеку протопал на кухню и, окинув одобрительным взглядом ярко-бирюзовую юбку жены, уселся за стол в ожидании завтрака.
Чародей не выносил скучных и унылых нарядов. Стоило лишь какому-нибудь серому или коричневому платью попасть к ним дом, как он расправлялся с ними так быстро и изощренно, что у Софи дух захватывало. Поэтому ей ничего не оставалось, как возиться у плиты в элегантной юбке и блузе с кружевной манишкой. В одной сковороде у нее поднимался пышный омлет, а во второй аппетитно шкворчали любимые колбаски Хаула. Короткие и толстенькие, плотно уложенные одна к одной, они шипели и подпрыгивали. Чародей взял вилку и попытался стащить самую маленькую, но тут же был пойман за руку.
– Не хватай куски, – одернула его Софи.
Хаул послушно вернулся за стол и стал ждать.
Майкл уткнулся в книжку «10 секретов богатства». Читал он медленно и сосредоточенно, шевеля губами и делая пометки в маленьком черном блокнотике.
Морган тоже был здесь. Он давно позавтракал кашей и, наверное, уже нарисовал полотно-другое на радость потомкам, но за компанию со всеми решил еще раз немного подкрепиться и пил молоко с овсяной печенькой. Софи пекла их большущими, немного мягкими, как лепешечки, и очень вкусными. Правда, обычно хозяйки кладут в овсяное печенье изюм, но в ходячем замке почему-то никогда ничего не пекли с изюмом. С одной ребенок расправился сам, а вторую тихонечко засунул в левый карман брючек, припрятав ее для воробьев.
Вот эту почти идиллическую картину и нарушило появление Кальцифера. Он вернулся с ночной прогулки и первым увидел получившийся шедевр при свете дня.
– Вы вообще в своем уме или как? – спросил он в обычной для демонов манере. – Вы чего на табличке понаписали?
Все высыпали на улицу в Кингсберри и уставились на плод совместного ночного творчества.
На вывеске царил полнейший хаос: от наезжающих друг на друга букв, цифр и закорючек, не поддающихся никакой идентификации, рябило в глазах, а под всей этой какофонией красовалась стрелка, указывающая прямо в зубастую пасть самого устрашающего вида.
Хаул встряхнул головой и прочитал:
Бюро добрых но выход платный х магических услуг
Доброту прекрасно иллюстрировали два ряда острых клыков, изображенных чуть ниже, так что платность выхода не казалась такой уж необоснованной. Но это было слишком даже для ходячего замка, поэтому Хаул встряхнул головой во второй раз и мысленно сгруппировал слова иначе:
Йплатных
Бюро добрых но магических услуг
Этот вариант понравился ему больше. Особенно интриговало заявленное противоречие: как будто услуги могут быть или добрыми, или магическими, а обладание двумя этими характеристиками одновременно представляется чем-то необычайным. Хаул почувствовал, как какая-то струнка в душе приятно завибрировала от этой идеи. Его всегда привлекали опасные умствования и некоторые темные оттенки в колдовстве. Но слова «йплатных» он припомнить не мог, поэтому с грустью отмел и эту трактовку.
Й
Бюро добрых но платных магических услуг
Вход 10:00 – 17:00. Выход Суббота – Воскресенье
С третьей попытки Хаулу все-таки удалось сложить слова в боле-менее удобоваримую конструкцию. Буква «Й», правда, осталась незадействованной, но была в этом какая-то изюминка. Как будто «Й» – это и есть название их организации, имя собственное.
– Что это? – спросил он для порядка и подергал себя за сережку.
Вопрос был чисто риторический. И любитель расписаний у них в семье, и главный радетель о справедливости вознаграждения были ему прекрасно известны. А уж собственный портрет, выполненный в технике художественного выжигания по дереву, он узнал с первого взгляда.
– Это не я! – выпалила Софи. Надпись «платных», добавленная темно-красным мелком Моргана, ужаснула ее до глубины души. Она вообще считала, что слова «добрый» и «платный» не имеют никакого права встречаться в одном предложении.
– И не я! – Майкл разглядывал нарисованные клыки. «Грязные гномы! – выругался он про себя. – Пасть… Теперь к нам никто не обратится. Так мы никогда не разбогатеем!»
– И не я! – сказал Морган очень серьезно и важно. «Все пропало, – думал он. – Ну зачем они добавили столько слов и цифр? Если цветовую гамму еще можно назвать приемлемой, то соотношение объекта и пространства полностью нарушено, что искажает сюжетное восприятие. А композиция… Эх, каждый день показываю им, как надо рисовать, показываю, а они…» Он тяжело вздохнул.
Хаул тоже тяжело вздохнул и подергал себя за вторую сережку для симметрии ощущений. «Да, – подумал он, – выглядит ужасно. Но не переделывать же заново, в самом деле. Это же столько работы!»
Он еще разок окинул очень недовольным взглядом свое семейство, но никто и не подумал затрепетать.
– Ладно, пойдемте завтракать, – сказал он, наконец. – А то там колбаски совсем сгорят.
И все ринулись на кухню, изображая крайнюю обеспокоенность состоянием колбасок. Наверное, где-то в глубине души они все-таки немножечко потрепетали. Ну, самую малость.
Вот так в славном городе Кингсберри на светло-желтой, слегка облупленной стене дома № 14 в Королевском переулке появилась та самая вывеска, удивившая утренних прохожих. И если вы подумали, что людям она показалась не слишком привлекательной и вызывающей доверие, то, значит, вы совсем не разбираетесь в магах. В Ингарии все знают, что хорошие волшебники всегда немного не в себе, а уж великие – вообще как один безумны.
Может поэтому, а может по какой-то другой причине, но в этот же день к ним в дверь постучали.
