***
Даже в самом страшном сне Майклу не привиделось бы, что их первое расследование может закончиться вот так. Он готов был участвовать в сражениях за коровью честь, выказывать всяческий героизм и вернуться домой покрытый ранами и кровью врагов. Он мечтал, чтобы подвиги его были овеяны славой или хотя бы увенчаны успехом. А разбежавшиеся куры, напуганная Агнесса и проломленный забор в его представление об успехе совсем не вписывались. Как и всякий юный волшебник, больше всего на свете он боялся оказаться выставленным на посмешище, поэтому хмурые лица деревенских, во взглядах которых не промелькнуло ни капли уважения, не говоря уже о маломальском восторге, повергли его в глубочайшее уныние. А самое неприятное, что Хаул этого словно не замечал. Он был не менее самодоволен, чем обычно, и даже немного обиделся, когда никто не захотел брать чудесные найденные им вилы. – Ну, что ж, как хотите, – бросил он раздраженно, разжал пальцы, и железяка шмякнулась на траву, едва не развалившись от удара окончательно.Глава 4, в которой Хаул находит прекрасные вилы
11 декабря 2015 г. в 16:03
Деревня Косточки занимала отличное место в предгорье Драконьего хребта между холодной, но кристально чистой речкой на западе и бескрайними яблоневыми садами на востоке. Хребет надежно защищал ее от северных ветров, сады кормили яблоками половину Ингарии, а жители вполне себе процветали и потому находили время оторваться от праведных трудов, чтобы полюбоваться каким-нибудь необычным зрелищем, вроде прибытия столичных магов.
Зрелище, надо сказать, их не разочаровало: троица к деревне приблизилась весьма живописная. Самый главный волшебник был на голову выше всех присутствующих. Он возвышался мрачной горой, в своем длинном черном камзоле, застегнутом на пару сотен черных пуговиц, в тяжелых черных ботинках и с небольшим черным саквояжем в руках. Рядом с ним в воздухе висело огненное существо неизвестной природы. Его голубое лицо было украшено хищным крючковатым носом, а из широкого тонкогубого рта выглядывали клыки. И нос этот, и клыки, и в особенности заостренные кверху уши, оканчивающиеся язычками пламени, вызвали в сердцах встречающих трепет и уважение. Потому что огненное дыханье, к примеру, или огненный взгляд попадаются на каждом шагу, ими никого не удивишь, а вот огненные уши – это то, с чем действительно стоит считаться.
Несколько разбавлял всю эту пугающую мрачность третий гость. Он цвел среди травы как столбик гиацинта примерно пяти футов и десяти с половиной дюймов высотой и благоухал соответствующим образом. Только не гиацинтами, а почему-то настурциями. Аромат его духов донесся до встречающих еще на расстоянии доброго ярда, что с волшебником этим случалось довольно часто, особенно когда он приближался с наветренной стороны.
Жители их уже заждались. Прибыть маги должны были утром, а сейчас время близилось к обеду, но издревле так повелось, что уважающий себя чародей никогда и никуда не приходит вовремя, чтобы никто не подумал, что он на побегушках. Правда, Хаул об этом правиле даже не подозревал и опоздал по совершенно объективным, независящим от него обстоятельствам – он не знал, что надеть.
Его вздохи, невнятное бормотание и какое-то трагичное неодобрительное уханье вывели из себя даже привыкшую ко всему Софи. Она вытащила мужа из внушительных размеров гардероба в спальне и нырнула в него сама.
– Вот отличный зеленый камзол, – из плотного ряда одежек высунулась ее рука с костюмом. – Надень его.
– Ты что, с ума сошла?! – Хаул был чрезвычайно оскорблен. – Там, наверное, и так все зеленое. Я буду сливаться с окружающей обстановкой, и меня никто не заметит!
– Ах, ну да, и как я не подумала, – пробормотала Софи. На самом деле зеленый она предложила именно потому, что не прочь была сделать Хаула как можно незаметнее для всяких красивых девушек, которые наверняка в изобилии водятся среди жителей сельской местности. – А вот этот фиолетовый?
Хаул искренне изумился.
– Софи, у меня нет фиолетового костюма. Мне совершенно не идет фиолетовый, он убивает мой цвет лица.
– А это что? – Софи указала на роскошный шелковый камзол из узорчатой парчи.
Чародей закатил глаза.
– Это же фиалковый! Ты что, совсем не видишь разницы? К тому же у него вот здесь кантик оторвался. – Он показал на узкую полоску ткани, вставленную в шов между рукавом и плечом. – Зацепился за что-то.
– Давай сюда, – Софи отобрала у Хаула одеяние. – Я пришью, а ты марш завтракать.
Хаул всегда был рад свалить работу на кого-нибудь другого, поэтому с деланной покорностью отправился в кухню.
– Только, Софи, – крикнул он уже с лестницы. – Умоляю, фиалковыми нитками, а не фиолетовыми. Мне тут не нужно радужного многоцветия.
Но стоило лишь двери за Хаулом закрыться, как Софи взяла фиолетовые шелковые нитки, иглу, ножницы и приступила к работе. «Фиолетовый с фиолетовым – это у него многоцветие, ага… – ворчала она про себя. – Совсем распоясался!» Аккуратно подпоров подкладку, она прочно пришила кантик изнутри маленькими, идеально ровными стежками.
– И только попр-р-р-р-робуй пор-р-р-рваться, – прорычала она нитке, перекусывая ее острыми белыми зубами.
Потом маги усиленно завтракали. Софи волновалась, что вдали от дома среди чужих людей у них не будет возможности поесть, поэтому кормила так, словно это был последний завтрак в их жизни.
В общем, вышли они позже запланированного. Но судьба все никак не могла угомониться и водрузила на их жизненном пути еще одно препятствие, причем в самом что ни на есть материальном смысле: Королевский переулок перегораживал гигантский ботинок. Он стоял чуть по диагонали, плотно прижимаясь к стене по одной стороне улицы носком, а по другой – задником. Верх подошвы доставал среднему человеку до пояса, берцы возвышались над крышами, а просвет возле каблука был таким большим, что у всех на глазах в него свободно прошла собака и потрусила по своим собачьим делам.
Конечно, чародеи могли бы по примеру собаки пролезть в эту щель и тоже потрусить по своим делам, но вот так начинать работу их нового бюро добрых услуг было негоже. Так что они не пожалели ни пиявок, ни ромашкового корня отменного качества и состряпали приличную дозу уменьшающего зелья. Перед тем, как вырасти, ботинок явно прогуливался по каким-то отбросам. Поэтому Хаул плеснул на него из бутылочки с максимально возможного расстояния, зарывшись носом в надушенные кружева на рукаве, а Майкл, тоже стараясь не приближаться, сделал несколько красивых, хоть и совершенно не нужных, пассов руками на радость зевакам.
Дело это было плевым, но все-таки потребовало некоторого времени, и к деревне они подошли, когда солнце уже стояло в зените.
От толпы встречающих отделился маленький сухощавый и неимоверно энергичный человек с умными темными глазами и короткими волосами, стоящими строго вверх, как будто некая невидимая сила тянула их в небо.
– Ну что, – начал он недовольно, – добро пожаловать, что ли. Я староста. И где вас гномы носят? У нас еще три коровы украли, так мы совсем без скотины останемся.
Над губой у него топорщилась щеточка усов, и когда он говорил, усы шевелились, как живая мохнатая гусеница, совершенно завораживая.
– Но что поделать, зло уже свершилось, – сообщила гусеница, извиваясь в танце. – Так что пойдемте обедать. – И староста махнул рукой ловким жестом, выражающим и досаду, и приглашение одновременно. В деревнях издревле считали, что злой колдун – это просто голодный колдун. И, надо признаться, колдуны отнюдь не спешили развеять это заблуждение.
Дом старосты Уоллеса стоял ближе к западной части недалеко от берега. Его белые стены на солнце казались ослепительными, а под окнами пенились какие-то лохматые розовые цветы. Миссис Уоллес, полная и улыбчивая женщина, возилась на кухне, непрерывно болтая о своем старшем сыне, который служит во дворце в королевской гвардии, и о младшем сыне Генри, тоже подоспевшем к обеду, а каждый раз, когда из глубины дома раздавались мяукающие звуки, она с гордостью поясняла, что это Лили, их внучка, которой исполнилось уже целых четыре месяца.
Наконец все уселись за стол. Еще не было такого случая, чтобы плотный завтрак помешал Хаулу с аппетитом пообедать, поэтому чародеи взяли по куску ароматного домашнего хлеба и отдали должное тушеной капусте с мясом, а Кальцифер – паре сухих поленьев. Хозяин дома торжественно вытащил из шкафчика здоровенную бутыль, зубами вынул пробку и налил гостям и себе по рюмочке настойки собственного изготовления.
– На травах… кхе, кхе… полезно… кхе, кхе... – прокряхтел он, утирая слезы. Жидкость оказалась градусов шестидесяти, не меньше.
После чая с пирогами, поданными в завершении обеда, староста Уоллес и пастух повели магов осмотреть пастбище, с которого пропали первые коровы. Староста явно собирался контролировать каждый шаг расследования, а пастух, оставшийся без работы, располагал массой свободного времени для дачи показаний.
Место преступления оказалось небольшим лугом, усыпанным яркими шариками клевера и огороженным с одной стороны стеной ежевики, а с другой – выросшими после вырубки березками с руку толщиной и такими частыми, что между ними даже человек едва мог протиснуться. От пастуха здесь только и требовалось, что стеречь две оставшиеся стороны, да лежать в тенечке здоровенного дуба недалеко от тропы.
Непреодолимая сила потянула еле живого от жары Майкла в эту благословенную тень. Путь оказался неблизким, солнце палило нещадно, выпитая настойка отравляла организм, а плотный черный костюм создавал эффект духового шкафа, в котором молодой колдун благополучно пропекся почти полностью. Физические страдания его дополнялись еще и страданиями душевными, кои вызывал один лишь вид спины шагающего впереди Хаула. Вопреки всем законам природы чародей был свеж, бодр, трезв, легок и даже не вспотел. Вот что значит великий волшебник, думал Майкл с досадой.
Под дубом было прохладно, и вскоре голова у него прояснилась настолько, что он даже заметил большущую трещину где-то с ладонь шириной. Она прорезала землю вдоль выступающего на поверхность толстого корня, уходя вниз на несколько футов. И оттуда из глубины что-то проступало сквозь темноту бледными пятнами. Что-то не походившее ни на корни, ни на камни, но неподвижное и вызывавшее смутное неприятное ощущение.
– Хаул, – Майкл оторвал чародея от медитативного созерцания коровьей лепешки. – Здесь что-то есть.
Хаул тоже наклонился над трещиной.
– Кальцифер, ну-ка залезь, посмотри, что там.
– С чего это? – возмутился демон. – Тебе надо, ты и лезь. А вдруг там сыро?
– А вдруг ты сегодня вечером не получишь кусок пирога, – ударил ниже пояса Хаул.
Пастух со старостой в ужасе переглянулись. Они не представляли, что можно так непочтительно разговаривать с демоном, и ожидали, что он сейчас же начнет испепелять всех, кто под руку подвернется, но Кальцифер к их огромному удивлению покорно полез в щель.
– Я все Софи расскажу, – ныл он. – Как ты меня эксплуатируешь. Она поймет. Я, может, вообще не работаю в вашем бюро «Й» – ни одной звезды на вывеске, а как лезть в какую-то жуткую дыру, так сразу Кальцифер.
В синем свете в глубине стали видны трупики больших белых личинок.
– Насекомые тут всякие, – сообщил он. – Много. Гусеницы, многоножки, червяки, муравьи колечками свернулись, все мертвые. О, сколопендра, наверное, с фут длиной. Жуки большие и маленькие. Доволен?
– Это что, какое-то кладбище насекомых? – удивился Майкл.
– Не знаю, – протянул Хаул, тщательно осматривая почерневшие края щели и ветки над головой. – Ладно, проверим, как тут работает поисковое заклятье.
– Никак оно не работает, – сказал староста. – Мы его уже применяли. Дважды.
Чародей достал из кармана маленький бумажный пакетик, надорвал краешек и высыпал на ладонь лиловый порошок.
– Как звали коров?
– Сьюзи, Берта и Круглое Пятнышко, – напомнил пастух.
– Корова Круглое Пятнышко, – произнес Хаул четко и сдул порошок с ладони.
– А мы все три имени называли. Неправильно?
– Можно и три. Но искать один объект всегда надежнее.
Облачко порошка взмыло в воздух, потом опустилось ниже к земле, вытянулось и полетело, огибая высокие травинки. Хаул поспешил за ним, а следом и вся остальная компания. Потея и сопя, они дважды обежали пастбище, а когда отвратительно свежий волшебник вместе со своим заклятьем попытался пойти на третий круг, Майкл не выдержал – поднажав, догнал его и вцепился в рукав мертвой хваткой.
– Хватит! – потребовал он. – Довольно! Ясно же, что так можно до вечера бегать, – он достал из кармана большой черный платок и вытер лицо. – Может, хотя бы поищем следы обычным способом?
Пастух со старостой всем своим видом выражали крайнюю степень скептицизма – колдуны их разочаровали. Ни тебе зрелищных заклятий, ни неожиданных действий, или, на худой конец, хоть какого-то результата. Но только староста раскрыл рот, чтобы в по возможности вежливой форме озвучить эти соображения, как вмешался Кальцифер. Он не летал с бегунами, а все это время спокойно шнырял по кустам, напевая под нос очередную песенку, на этот раз про какого-то путника, цепных птиц и обещание сковать другое сердце. У демонов с сердцами особые отношения.
– Нашел я ваши следы, – сообщил он из под разлапистого куста калины на опушке. – И что бы вы без меня делали.
Все с любопытством полезли под низкие ветки. Там в ямке прикрытая травой и листьями лежала маленькая глиняная бутылочка грушевидной формы. А когда Хаул поднял находку и очистил от налипшего мусора, на ее пузатом, почти круглом боку обнаружилась красноречивая надпись: «Антипоиск. Срок годности 374 года, 5 месяцев, 4 дня и».
– Ага! – воскликнул Майкл радостно. – Вот оно что!
Хаул его радости не разделял, а при виде изысканного вензеля с буквами «КС» и герба Ингарии вообще скривился в отвращении.
Стоит отметить, что вензель этот был раза в три больше герба и занимал почти всю сторону бутылочки, а герб сиротливо притулился ниже и правее. И хоть это мало что говорило об обстоятельствах нашего дела, но зато о характере Кудесника Салимана – многое. Так же как и «5 месяцев, 4 дня и», заставившие Хаула скривиться еще разок. Дело в том, что далее Салиман собирался написать еще хотя бы количество часов, но тут уже Хаул не выдержал, и когда кудесник как всегда с неиссякаемой напыщенностью начал возражать, что от этого может зависит чья-то жизнь, честно предупредил его, что если тот не заткнется, да поскорее, то опасность будет угрожать не чьей-то там гипотетической жизни, а его собственной, причем прямо сейчас. В общем, тот раз Хаул победил, часы не были указаны, но они так разругались, что совсем забыли про эту «и» в конце, и она так и осталась на всей партии.
Хранилось секретное средство на складе во дворце под надежной охраной. По крайней мере, должно было храниться.
Как и поисковое заклятье, антипоисковик тоже был порошком, только еще более мелким. Он просачивался сквозь щели бумажных пакетиков, и они с Салиманом долго думали, как удобнее его хранить и использовать. В конце концов, сошлись вот на таких бутылочках. Порошок засыпался внутрь, а отверстие заливалось плотным вязким составом на основе смолы. Вскрыть его было почти невозможно, но этого и не требовалось – горлышко специально вытягивалось тонким и длинным, чтобы его можно было просто отколоть. Один удар о любой твердый предмет под рукой, и оно отламывалось. А благодаря заполнявшему его клею не разлеталось на осколки, а оставалось цельным – быстро подобрал, сунул в карман, чтобы не оставлять следов, и бежать. Все эти действия занимали считанные секунды и не требовали никаких специальных инструментов, все продумано. Но тот, кто воспользовался этой бутылочкой, не знал, как с ней обращаться. Он совершил невозможное – расковырял тонкий, залитый смолой канал и высыпал порошок через него. Чародей невольно почувствовал уважение перед таким трудовым подвигом, хоть и совершенно бессмысленным.
Пастух с любопытством разглядывал находку.
– Можно мне посмотреть? – он протянул руку, и Хаул отдал ему ненужную более улику.
– Вот ведь злодеи! – сказал староста. Гусеница у него над губой поежилась, сжалась, потом растянулась, выгнулась горбом и только после этого нехотя успокоилась.
– Ну что ж, – подвел итог Хаул. – Можно возвращаться. Здесь мы увидели даже больше, чем хотелось бы, – И он грациозно перешагнул через очередную коровью лепешку.
В деревне их встретила жена старосты и первым делом усадила в тенечке под яблоней и напоила прохладным компотом из сушеных яблок и слив. Майкл чувствовал, что уже почти начинает боготворить эту прекраснейшую из женщин. Но Хаул не был настроен рассиживаться.
– А из каких коровников пропала вторая тройка? – спросил он, – Надо бы осмотреть.
Староста махнул рукой на дом напротив.
– А вот хотя бы и из этого, – он вздохнул. – Соседка на рассвете пришла. Пошла утром доить корову, а коровы нет. Она сразу ко мне. Где это видано, чтобы коровы прямо из домов исчезали. И почему в деревне никакого порядка.
– Ну что ж, – Хаул оживился. – С него и начнем.
Соседский дом выглядел гораздо богаче жилища старосты. Помимо самой настоящей усадьбы за забором оказалось еще несколько строений, в том числе и гончарная мастерская. Как наперебой поясняли деревенские жители, подтянувшиеся к магам в надежде на что-то интересненькое, семья занималась медовым промыслом. И продавали они мед не только в его естественном виде, но и со всякими травами, ягодами и орехами. Разливали в специальные горшочки собственного изготовления и запечатывали воском. В Кингсберри у них была даже собственная лавка, и старший сын главы этого семейства жил там пять дней в неделю – вел торговлю и всякие финансовые дела, навещая жену и детей лишь по выходным.
– В самом Кингсберри! – подчеркнул вертящийся рядом пацаненок с ободранной щекой и горящими глазами: вдруг чародеи не поняли всю значимость этого факта. – Я, когда вырасту, тоже буду жить в Кингсберри!
– Цыц, – отогнал его староста. – Вот она молодежь, всё им столицу подавай. Нету там ничего хорошего в этом Кингсберри. Попадешь туда, и тебя ботинком прихлопнет. Знаешь, какие там ботинки? Больше, чем этот коровник, вот какие. Раз, и тебя в лепешку.
Хаулу едва удалось отделаться от сопровождающей толпы. Прогнав всех на улицу за забор, он направился в сарай, где держали животных. В этот час он был пуст: обитавшие в нем пара коз и теленок паслись недалеко от ворот, крепко привязанные, а местонахождение коровы им как раз предстояло выяснить.
Чародей тщательно обследовал порог и поднял щепотку мелкого серого порошка.
– Ага, вот и антипоисковик, – сообщил он Майклу. – Мы с Салливаном долго бились, чтобы он был похож на обычную пыль. Им нужно посыпать порог перед тем, как перешагнуть его, и тогда никаким поисковым заклятьем не определить, куда ты направляешься.
Маги осмотрелись. Хаул, стараясь держаться подальше от навоза, порылся в огороженном углу, где лежало сено. Причем, порылся – это еще слабо сказано. Он раскопал все до самого низа, разгреб слой влажной слежавшейся прошлогодней соломы и ужасно обрадовался, когда нашел там крохотную металлическую палочку. Майкл даже не сразу сообразил, что это такое, но потом пригляделся и понял, что это язычок от пряжки. Действительно, ну кто же не обрадуется, отыскав такую вещь?
Наконец, они применили заклятье, показывающее следы за последние несколько часов. Самыми старыми оказались следы сына старосты, Генри – примерно двенадцатичасовой давности. Следы заходили в сарай и выходили из него. Потом было множество свежих отпечатков – утром здесь побывали все, кому не лень, в том числе и староста. Его следы вели до порога и обратно, внутрь он не входил. Корова же, судя по всему, сарай не покидала.
Покончив с этим строением, они бегло осмотрели еще два ограбленных этой ночью, а потом жилища трех коров похищенных ранее.
Стыдно сказать, но Хаул все это время совал нос во все углы, шарил под кустами и радостно собирал всякий мусор. Причем сам таскать его он не хотел, а отдавал Майклу. Бедный парень возмущался, пытался сопротивляться, но пойди, воспротивься великому чародею, когда он от тебя чего-то хочет, как же. Так что к концу обхода Майкл тащил кучу всякого барахла: кроме язычка от ремня они стали счастливыми обладателями пуговицы, найденной там же, погнутого металлического вязального крючка, испачканного какой-то черной ваксой, жестяной кружки, двух старых гвоздей, отличных карманных часов, только ужасно грязных, и трех обгорелых щепочек, на которые Хаул бросился коршуном и даже стал что-то насвистывать под нос от восторга.
Чародей был доволен. Кружку взяла какая-то женщина, крючок признала своим миссис Уоллес и очень удивилась как факту его нахождения во дворе, так и непонятной липкой массе, его облепившей. Пуговицу он отдал Генри. Тот согласился, что вещь вроде бы его, но брать отказывался – к чему ему одна старая пуговица, но Хаул все-таки всучил ему ее, довольно потирая руки мушиным жестом. Хозяин часов обрадовался находке, щепочки чародей выбросил сам, а вот гвозди никто забирать не захотел.
Майкл готов был сквозь землю провалиться. И чтобы хоть как-то восстановить репутацию, принял самый важный вид, на какой только был способен, и сказал:
– А теперь мы допросим свидетелей.
Все уставились на него.
– Это кого же, пастуха что ли? – спросил сын старосты. – Так его уже давно все допросили.
– Нет, свидетелем, по крайней мере, первого похищения был не только он один. Свидетелей было много. Мы допросим коров.
Начавшие уже было расходиться крестьяне возликовали – наконец-то их ожидание должно было вознаградиться. Число зрителей вокруг чародеев увеличилось раза в два.
– Нам нужна корова, которая была на пастбище, когда пропали Сьюзи, Берта и Круглое пятнышко.
– А с коровой ничего не случится от вашего допроса? – раздался женский голос.
– Ни в коем случае, – заверил Майкл.
– Тогда можете п… поговорить с моей Агнессой.
Хаул сник. Майкл видел, что он не настроен беседовать с коровами, но после устроенного спектакля никакого сочувствия к нему не испытывал. Он готов был тащить его за шкирку, но к счастью делать этого не пришлось – масса людей как океанский прилив понесла их к корове Агнессе.
Все предыдущие помещения Хаул осматривал, когда их обитатели отсутствовали, и это было его первое приближение к крупному рогатому скоту. Вернее приближение скота к Хаулу. Когда они с Майклом вошли в коровник, чародей пытался держаться подальше, но Агнесса посмотрела на него добрыми глазами, заинтересовалась и сделала шаг навстречу. Хаул сделал два шага назад, демонстрируя превосходство человеческого интеллекта над коровьим. Агнесса в свою очередь тоже подошла на два шага. Хаул попытался удалиться на четыре, но уперся спиной в стену.
Давно великий чародей не попадал в такую ловушку. Корова подошла к нему, понюхала, обдавая теплым дыханьем, потом взяла мягкими губами краешек его камзола и задумчиво пожевала.
Любой, кто был хорошо знаком с Хаулом, увидел бы, что истерики не избежать, а Майкл, как вы знаете, принадлежал к числу этих счастливчиков. Он отогнал корову, подошел вплотную к чародею, притиснув его к стене еще больше, и зло прошептал в самое ухо:
– Немедленно возьмите себя в руки! А чего вы еще хотели?! Вы выглядите как букет цветов и пахнете также. Только попробуйте устроить концерт!
И Хаул воздержался от концерта. Он лишь стоял, мелко-мелко дрожа, а с уголка его камзола капала зеленоватая от жвачки коровья слюна. Правда, вместо того, чтобы иссякнуть, капала она почему-то все сильнее и сильнее, постепенно превращаясь в тонкую струйку, но этого никто не увидел – Майкл вывел корову на улицу, и все поспешили за ним, чтобы не пропустить представление.
Оглядевшись по сторонам, молодой колдун выбрал стену одного из домов для проведения следственно-оперативных мероприятий. Ровная, светлая, она была обращена на запад и, что самое главное, не имела окон. Перед ней поставили корову Агнессу, так что клонящееся к закату солнце вырисовывало на беленой поверхности прекрасную отчетливую тень.
Тут уже дела побросала почти вся деревня и собралась полукругом, как в театре. И только Хаулу было не интересно. Придя в себя, он снова принялся шнырять вокруг и нюхать цветы.
Майкл открыл свой черный саквояж, достал из него блокнот в черной обложке, нашел нужное заклинание и прочитал его.
Сначала ничего не изменилось, только стена стала белее, а тень от коровы чернее и контрастнее. Тени остатков травы внизу высветлились и исчезли вообще. Стена превратилась в белое полотно, на котором словно угольные наброски начали проступать силуэты других коров. Они проявлялись отдельными штрихами, резкими и несобранными, но постепенно линии разрастались и разветвлялись, обретая форму, и вскоре на стене развернулось изображение обычного летнего дня на лугу – подвижная тень реальных событий. Зрители в восхищении уставились на кружащих насекомых, колышущиеся листья, взлетающие хвосты и ходящие ходуном челюсти.
Но идиллической картина оставалась недолго. Вскоре появился еще один клубок штрихов. Непрерывно двигаясь, так же как и коровьи тени чуть ранее, он постепенно приобретал форму, становился четче, пока, наконец, не обрел человеческие очертания. Тень сформировалась полностью, но трудно было разглядеть что-то конкретное – только силуэт, абсолютно черный внутри. Он стоял вполоборота, и даже не ясно было, повернут ли он к зрителям больше лицом или спиной, как это бывает с тенями. Не вызывал сомнений только его пол. Мужчина, среднего роста, не толстый, но и не слишком худой, в штанах и куртке обычного для деревенских покроя. Им могла оказаться половина жителей Косточек, да и всех близлежащих деревень.
Люди разглядывали фигуру неизвестного, сетуя, что он стоит так непонятно, и нет у него никаких особых примет вроде маленького роста или огромного живота, или буйных кудрей, или хотя бы какого-нибудь крючковатого носа. И тут неизвестный протянул к Агнессе руку.
Солнечный свет ничуть не изменился, но стена стала ослепительно белой, как от вспышки молнии. И коровья тень, и настоящая Агнесса отошли на шаг назад, чтобы он ее не коснулся. Человек остался на месте, но его рука вытянулась вслед за коровой, став раза в полтора длиннее человеческой. Причем, удлиняясь, она делалась тоньше, как это происходит с дождевыми червями, и если присмотреться, можно было разглядеть даже едва заметные поперечные перетяжки, будто она состояла из отдельных сегментов. Толпа ахнула и вся вздрогнула – одни в страхе отшатнулись, а другие наоборот сделали шаг вперед, чтобы лучше видеть.
Агнесса одновременно со своей тенью попятилась и испуганно замычала. Незнакомец опустил руку, отчего она стала короче и толще, но не успели все вздохнуть с облегчением, как он снова вскинул ее, на этот раз резко и быстро, выбросив вперед как хлыст. Но корова уже была настороже: она дернула головой, пытаясь пустить в ход большие изогнутые рога, а затем развернулась и в ужасе помчалась прочь, вскидывая задние ноги.
Настоящая Агнесса, разумеется, проделывала все то же самое. Бедная скотина проломила забор и оказалась в огороженном дворике курятника. Куры брызнули из под ее копыт во все стороны, отчего она напугалась еще больше, скакнула обратно, чуть не растоптав пару-тройку зрителей, вырвалась на центральную улицу и понеслась по ней, преследуемая собаками.
Половина деревенских разбежалась: кто-то бросился за коровой, кто-то струхнул не на шутку, а оставшиеся смельчаки были вознаграждены зрелищем того, как Хаул вылезает из зарослей бурьяна между сараем и забором. Полынь и чертополох в человеческий рост казались совершенно непроходимыми, но чародей легко выскользнул меж их стеблей, не измявшись, не запачкавшись и даже не нацепляв репьев. В вытянутой руке перед собой он двумя пальцами держал вилы – насквозь ржавую и облепленную грязью трехзубую железяку без древка. Выглядела она чудовищно, но Хаул радостно улыбался и пах настурциями.
– А я тут вилы нашел, – сказал он с деланной скромностью и протянул свою добычу толпе.