***
«Ах, она не знает!» – негодовала Софи на следующий день, втыкая иголку себе в палец. – Ай, – она быстро одернула руку, чтобы не испачкать ткань, и слизнула выступившую кровь. «Как можно такое не знать?! Вот я, когда выходила за Хаула, точно знала, что хочу целоваться с ним просто не переставая! Да я думать ни о чем другом не могла. А она, видите ли, не знает!» Вид Майкла, застывшего перед захлопнувшейся дверью, долго стоял у нее перед глазами. Было в этом что-то настолько неправильное, что Софи не могла избавиться от тревожных и мучительных мыслей весь вечер, а потом и половину ночи, пока, наконец, ее не осенило, что нужно делать. И она даже удивилась, как это раньше не пришло ей в голову. Шляпка! Летняя соломенная шляпка, украшенная цветком, заговоренная и могущественная. Для серединки цветка у нее сразу нашелся кусочек лимонного бархата, а вот с остальным пришлось повозиться. Ведь если хочешь сделать действительно мощную вещь, нельзя хватать первое, что под руку подвернется. Так что Софи до полусмерти замучила продавца в лавке, прежде чем увидела бледно-розовый шелк, и в груди у нее ёкнуло от ощущения, что это оно – то самое. Цвет чуть приглушенный, словно смотришь на цветок дикого шиповника сквозь запотевшее стекло, не броский, а какой-то спокойный и изысканный, как сама Марта, прохладный и чистый. И она сразу поняла, что именно шиповник из него и сделает. Раздобыв основу из светлой соломки и ленту на тон темнее, чтобы пустить ее по тулье, Софи приступила к работе. Она давно не делала шелковых цветов, поэтому исколола все пальцы и испортила не один лепесток. Но зато и наговорить ей успела больше, чем планировала. «Разве невесты так себя ведут? – спрашивала она у шляпки очень строго. – Да что там невесты… Она еще когда совсем маленькая была, подыскивала себе подходящего жениха, чтобы завести семью, представляешь. Подходящего! Совсем с ума сошла. Не знаю, что там в других мирах, а у нас порядочная девушка выходит замуж не за какого-нибудь там «подходящего», а только если сильно-сильно влюбится. Как я!» – Чего это ты там бормочешь? – с опаской поинтересовался Хаул. – Не твое дело, не подслушивай, – Софи развернулась к нему спиной, укрывая шляпку. Она предпочитала колдовать без свидетелей. Хаул ретировался, а Софи еще долго шептала что-то и тыкала себе в пальцы иголкой. Магия вокруг нее бушевала страшная. Отдельные ее вихри вырывались через дымоход над очагом, и жители деревень к северу от Кингсберри в ужасе переглядывались, завидев вдали темный замок, пускающий в небо клубы лимонного и бледно-розового дыма.Глава 1, в которой случаются всякие неприятности
2 ноября 2015 г. в 07:19
Эта история произошла из-за конфет. А если говорить совсем точно, то из-за конфет, нарядов, духов, волшебных зеленых ящерок и шляпки. Самой обычной летней соломенной шляпки, украшенной цветком шиповника из бледно-розового шелка с бархатной серединкой. Вернее, эта шляпка была бы обычной, если бы ее не сделала Софи, жена чародея Хаула.
Софи Пендрагон (или Дженкинс, она и сама точно не знала), в девичестве Хаттер, ужасно не повезло родиться старшей дочерью владельца шляпной лавки. И благодаря несколько нездоровому усердию и явному таланту управляться с иглой она еще в юности так навострилась украшать всякие капоры и чепчики, что равных ей было не сыскать. В Маркет-Чиппинге, ее родном городе, – уж точно. А когда человек делает что-то особенно хорошо, то все так и норовят начать его эксплуатировать. Это и произошло с бедной Софи. Её мачеха, хоть совсем не злая, а просто немного ветреная, приставила ее к лавке. И так бы ей сидеть до конца дней в мастерской, пришивая цветы да оборки, если бы не одно чудесное обстоятельство: однажды к ней заявилась Болотная ведьма и превратила ее в старуху.
Казалось бы, что тут чудесного. Но иначе некоторых личностей абсолютно невозможно отряхнуть от наросшего на них мха, вытолкать из дома и заставить хоть немного двигаться куда-то по направлению к счастью. Вот Софи и отправилась в путь, потому что больше ей ничего не оставалось. А в результате встретила чародея Хаула, узнала, что она и сама неплохая ведьма, и как-то так вышло, что у них родился ребенок, и теперь они воспитывали его, а он их, и все были вполне счастливы.
Хаул работал придворным магом и исправно торчал во дворце каждый день, а король исправно платил ему зарплату. Жизнь текла все спокойнее и спокойнее, Софи радовалась достатку и стабильности, а Кальцифер – огненный демон, бывший у них еще одним членом семьи, – стал замечать, что кое-где на стенах ходячего замка начал расти мох. Вот такие дела.
Но в один прекрасный день (почему-то почти все странные истории начинаются в один прекрасный день) в дверь ходячего замка постучали. Ручка звякнула, поворачиваясь красным, петли скрипнули, и в проеме нарисовался грозный силуэт в черной мантии с серебристым меандром по краю.
– Ты только не волнуйся, Софи, – спокойно проговорил кудесник Салиман вместо приветствия.
В мире найдется немного людей, которые после таких слов не начали бы сразу очень сильно волноваться, и Софи к их числу не относилась. Сердце её вдруг подскочило вверх и принялось выстукивать мелодию энергичного рила где-то в горле, прямо под туго застёгнутым воротничком платья. Она расстегнула верхнюю пуговичку и вытянула шею – над плечом Салимана торчала светлая макушка, а чуть ниже черного бархатного рукава мелькнул краешек знакомого фиолетового камзола. Там явно стоял ее муж, но кудесник полностью его загораживал, и Софи не видела, все ли с ним в порядке.
– Если ты думаешь, что тебе тут рады, то очень сильно ошибаешься, – проворчал Хаул. Что ж, по крайней мере, говорить он может, уже легче.
Салиман его проигнорировал, но, наконец, соизволил посторониться, открыв взору Софи ее законного супруга – живого и невредимого, хоть и порядком раздраженного.
– Я пришел к тебе, Софи, – продолжил он. – Тут кое-что произошло… Так, ерунда, но, боюсь, Хауэлл начнет истерить и ничего тебе толком не расскажет.
Софи заволновалась еще сильнее. Ей захотелось оттянуть неприятный разговор, и она пролепетала:
– А у меня… а я… я тут пышки жарить собралась. Давайте чаю попьем.
– Пока не надо пышек, – отмахнулся кудесник царственным жестом.
Он по-хозяйски прошествовал на кухню, уселся за стол и сложил руки на деревянной столешнице.
– Карл эээ… освободил Хаула от должности, – сообщил он, когда Софи напряженно присела на краешек стула, а бывший придворный маг прителепался, волоча ноги, и рухнул на сиденье с самым страдальческим видом.
– Как освободил? – не веря своим ушам, переспросила Софи.
– Прогнал взашей, – пояснил Салиман со своим обычным тактом и дипломатичностью.
Софи была поражена. Она посмотрела на Хаула, тот сидел, ссутулившись как вопросительный знак, почти уткнувшись длинным носом в стол, и ковырял ногтем царапинку на дереве. Все признаки надвигающейся истерики были налицо. Добиться от него хоть сколько-нибудь вразумительных объяснений в таком состоянии не стоило и пытаться, но, к счастью, Бен для того и пришел, чтобы спокойно и просто рассказать Софи, что произошло. Как маленькая Валерия начиталась сказок, где принцессы выходят замуж за прекрасных принцев, и все последнее время только и твердила, что когда вырастет, обязательно выйдет за Хаула. И что удивляться здесь нечему, поскольку этот франт наряднее любой из ее кукол, вечно таскает в карманах конфеты и пускает из рукавов зеленых ящерок, которые приводят детей в восторг.
Ящерок этих Софи видела и сама была от них в восторге. А конфеты в карманах ее муженька действительно водились, причем самые вкусные. Его всегда можно было схватить, прижать к стене, запустить руки под камзол и выудить вафельно-сливочную корзиночку, облитую шоколадом или нащупать хрустящую обертку трюфельного шарика. Хаул при этом не сопротивлялся. Он только стоял, теплый, покорный и позволял шарить у себя под одеждой – золото, а не человек. Поэтому Софи решила за него заступиться:
– Просто Хаул любит детей, – сказала она.
Во взгляде кудесника, брошенном на нее в ответ, не было ни капли понимания. Дело в том, что его собственная дочка реагировала на Хаула примерно так же, и ему это совсем не нравилось.
– А сегодня, – он шумно вздохнул, – вдовствующая графиня Каттеракская сказала Валерии, что у Хаула уже есть жена, и она не сможет выйти за него ни сейчас, ни когда вырастет.
Софи промолчала, а про себя подумала: «Какая все-таки молодец вдовствующая графиня! Вот правильно всё сказала!» Её совершенно не устраивало, что на Хаула кладут глаз всякие принцессы, пусть даже совсем маленькие.
Но кроме нее действия графини, похоже, никто не одобрил. Потому что со слов кудесника, имевшего несчастье стать свидетелем всего произошедшего, во дворце началось форменное светопреставление. Ребенок устроил такую истерику, которой позавидовал бы даже чародей Пендрагон – известный профессионал по этой части. А ее любящий отец и по совместительству король Ингарии Карл IV не нашел ничего лучше, как разобидеться вдрызг и спросить, кого она любит больше – какого-то Хаула или своего папочку. И, как можно догадаться, ответ Валерии его не обрадовал.
Салиман развел руками, показывая, что добавить тут больше нечего.
– Вот и все. Придворные в ужасе, Валерия в истерике, король в истерике, удивительно, как только Хаул не впал в истерику. В общем, Карл указал ему на дверь и велел больше не показываться на глаза. Визжал он не хуже дочери.
Хаул при этих словах вздрогнул и полностью втянулся в свой камзол, как улитка в домик.
– Но ты не волнуйся, Софи, – добавил Бен успокаивающе. – Король скоро образумится и позовет его обратно.
– Ага, так я и пошел, – раздалось из глубин одежды. – Прям разбежался.
Салиман сделал вид, что ничего не услышал. Он встал, снял мантию в знак того, что официальная часть разговора закончена, и аккуратно повесил ее на спинку стула.
– А теперь давай пышки, Софи. Я голоден.
Хаул немедленно вынырнул наружу.
– Не давай ему наших пышек, – велел он, продолжая демонстрировать небывалые высоты гостеприимства. – Пусть идет домой и свои ест.
Но Софи его не послушала, и вскоре они сели пить чай вместе с Морганом и двумя пауками, которых тот принес с собой к столу.
Морган по примеру отца макал пышку в клубничное варенье, откусывал и запивал чаем. А кудесник Салиман действовал иначе: он намазывал ее вареньем сверху. Новая метода живо заинтересовала ребенка, и дядя Бен тут же научил его наливать с ложечки сироп и укладывать четыре ягодки с идеальной симметрией.
– С ума сойти, как некоторые любят поучать других, – прокомментировал эту картину Хаул.
– А ты не дергайся, – посоветовал ему кудесник. – Нет смысла. Я все равно никуда не уйду, пока у вас тут эмоции не поутихнут. Может, даже ночевать с вами останусь, – добавил он, протягивая руку к следующей пышке. – Здорово, правда?
Морган горячо одобрил эту идею, а Хаул и Софи испуганно переглянулись: они вполне способны были переночевать без посторонней помощи.
После чаепития кудесник и правда никуда не ушел, а налил себе снова полную кружку чаю и слонялся с ней по дому. Время от времени он наведывался в кухню, запускал руку под полотенце, которым Софи прикрыла остатки пышек в миске, выуживал одну и отправлял ее в рот. При этом он по своему обыкновению не молчал, а критиковал все вокруг и так достал всех нудными советами, как надо жить, что вскоре даже Моргану не терпелось поскорее от него избавиться. Но ушел он не раньше, чем, сунув в очередной раз руку под полотенце, обнаружил в миске пустоту, а Летти чуть не сломала волшебное зеркало, названивая и требуя, чтобы ей немедленно вернули мужа. Хаул к этому времени успокоился уже настолько, что закатить полноценный концерт не смог бы, даже если б захотел.
Но едва все вздохнули с облегчением, как в дверь снова постучали.
– Гони его, Софи, гони, – проныл Хаул, подумав, что это вернулся кудесник. – Решил еще повоспитывать. Сколько можно!
Софи с недовольством двинулась к двери. Она в принципе была согласна, что Хаул нуждается в некоторых воспитательных мероприятиях, но считала, что проводить их имеет право только она одна.
Но на этот раз на пороге возникла копна лиловых лент на тоненьких ножках, очень напоминавших соответствующие конечности младшей сестры Софи.
– Вот, держи. Мама передумала и теперь хочет, чтобы банты были не полностью белые, а с лиловой серединкой, – сказала копна голосом Марты.
Приближалась их с Майклом свадьба, и банты предназначались для украшения бального зала. Ну а кто как не Софи лучше всех мог уложить ленты в изысканные розетки? Никто. По крайней мере, все ее любимые родственнички почему-то подумали именно так. В общем, теперь вся гостиная ходячего замка была ровным слоем завалена готовыми украшениями, а половина остальных комнат – обрезками, нитками, заготовками и всякими полуфабрикатами.
Марта давно доучилась в кондитерской Цезари и теперь могла печь волшебно вкусные пирожные даже без всякой магии, что было весьма кстати: из трех сестер лишь у нее одной напрочь отсутствовали магические способности. Но ее это не огорчало. Она и не хотела быть ведьмой, а хотела поскорее выйти замуж и родить десяток-другой детей.
Будь ее воля, они с Майклом давно поженились бы и успели завести хоть одного ребеночка. Но нет, Жениться в Ингарии разрешалось только по достижении восемнадцати лет. Конечно, если очень хочется, можно и раньше, но при ряде условий. Перво-наперво, разумеется, требовалось разрешение родителей или опекунов. А также чтобы ни одна из сторон не имела перед другой какой бы то ни было задолженности, как то проигранное в споре отличное деревянное ведро или несостоявшийся поединок чести (дремучее прецедентное право, сами понимаете); чтобы у жениха с невестой были не черные глаза и не больше трех младших братьев и сестер; чтобы прошлой весной на лошадей не напал мор; и, в конце концов, чтобы тень от шеста в ограде дома невесты на четырнадцатый день после праздника сбора урожая в три часа пополудни не указывала на коровью лепешку.
Всего каких-то двести пятьдесят семь вполне разумных условий, и путь к счастью юным влюбленным открыт. И, что самое невероятное, в случае Марты и Майкла соблюдались двести пятьдесят шесть условий из двухсот пятидесяти семи. Камнем преткновения стало только одно совсем простое маленькое условьице – Фанни, мама Марты, не давала своего согласия.
– Ну куда вам спешить, вы ж мои голубки, – щебетала она очень ласково и хлопала ресницами.
Больше она толком ничего не говорила, но все знали, что Майкл в качестве зятя ее не устраивал. Это делало их отношения довольно натянутыми, и он всегда радовался возможности побыть с невестой вдали от недовольных взглядов будущей тещи.
Услышав ее голос, он примчался со скоростью и топотом дикого носорога и подставил огромные лапищи, в которые Марта свалила охапку лент.
– Я заберу готовые, – она привычно направилась в гостиную, а Майкл поплыл за ней, бережно неся полоски лилового шелка.
Софи оставила их одних: слава богам, от этой парочки можно было не ждать никаких неприятностей. Но не прошло и пяти минут, как Марта прошествовала к выходу на этот раз с полными руками белых украшений, а Майкл все также плыл следом с видимым разочарованием на лице.
– Марта! – не выдержал он, когда она была уже почти на пороге. – Мы сегодня будем вообще целоваться или нет?
– Ах, не знаю, – отмахнулась счастливая невеста с легким раздражением и вышла в Маркет-Чиппинг, а поникший Майкл остался стоять в прихожей.