Пятая шляпка для Марты

      Софи всегда любила октябрь, когда воздух становился уже по-осеннему свежим, а из Занзиба торговцы привозили в Кингсберри сушеные дыни, гранаты и айву, из которой миссис Ферфакс готовила волшебное варенье. Этот октябрь выдался особенно хорош, в том числе и потому, что Хаул, наконец, пришел в себя и даже снова начал разговаривать с кудесником Салиманом.       Кудесник в отличие от Хаула не демонстрировал признаков душевных терзаний. Он наведывался в ходячий замок по три раза на день и все требовал от чародея какой-то помощи.       - Софи, – однажды взмолился он, – пожалуйста, отвесь своему мужу хорошего пинка. Мне так рисковать не стоит, а вот тебе за это ничего не будет. Наверное. Ударь его посильнее, видят боги, он заслужил!       Софи и саму уже порядком достало бесконечное нытье супруга, поэтому она, недолго думая, подошла и со всей силы пнула его по голени.       - Ты чего? Больно же! – воскликнул Хаул, потирая ушибленное место, а потом обратился к Салиману, впервые после возвращения из Белых Камней. – Что там у тебя? – буркнул он, глядя в сторону.       - Ну вот! – всплеснула руками Софи. – А я-то все с тобой возилась, жалела, сосиски жарила и оладьи твои любимые пекла – столько продуктов на тебя перевела, а надо было давно стукнуть посильнее, да и все.       - Вот-вот, – поддакнул Салиман, – хороший пинок никогда не повредит.       Он схватил Хаула, сопротивляющегося больше для виду, и уволок с собой, что-то втолковывая ему про сломанную спину и очень тонкое заклятье с маленькой временной петлей.               С того дня дела пошли на поправку. Хаул снова носился по Кингсберри, помогая людям в очень личных вопросах, требующих полной конфиденциальности, а уж сколько они с Морганом сняли с деревьев котов – это знал только Морган. После каждого такого задания, он писал на чистом листе бумаги новое число – порядковый номер спасенного, а под ним рисовал детальный портрет. Правда, к реализму склонности у него так и не возникло. Зеленые и фиолетовые коты на его рисунках стояли на шести, а чаще – семи лапах (Моргану больше нравились нечетные числа), смотрели на мир тремя глазами и улыбались примерно, как чародей Пендрагон на небезызвестной вывеске. Папка с этими рисунками вполне могла сойти за леденящий кровь бестиарий неведомого мира, но Морган очень ею дорожил.       - Морган, сынок, – осторожно спросила его Софи после девятнадцатого жуткого котика, – разве ты не видишь, что у котов четыре лапки, а не шесть?       - Конечно, вижу, – Морган свел брови, не понимая, к чему этот разговор.       - А ты не мог бы в следующий раз так и нарисовать четыре, как в жизни?       Этот вопрос окончательно поставил ребенка в тупик. Он взглянул на Софи круглыми от изумления глазами и спросил:       - А зачем?       Теперь растерялась уже Софи. Она как-то не задумывалась об этом. Действительно, почему на картинах нужно изображать непременно то, что существует в реальности? В конце концов, на обычные вещи все и так могут посмотреть, а где еще увидеть то, что рождается лишь в воображении? И если Морган перестанет рисовать, что ему хочется, как она узнает, о чем он думает и каким видит мир?       - Незачем, – ответила она, немного поразмыслив. – Это я так, просто спросила. Рисуй, как тебе нравится.              Сложные и интересные расследования Хаулу давно не попадались. Он уже начал скучать, когда однажды к ним пришла женщина и заявила, что у нее в доме творится что-то невероятное.       - Демоны поселились, вот чует мое сердце! – заявила она, чем порядком насмешила Кальцифера.       Чародей Пендрагон оживился от предвкушения чего-то необычного и помчался к ней домой едва ли не вперед хозяйки. А когда она завела его в детскую – сосредоточие происходящих невероятностей – он не знал, радоваться ему или разочаровываться: перед ним в кроватке лежал колдун. Лысый, беззубый, сучащий ножками и заинтересованно агукающий при виде яркого, как гора игрушек, незнакомца.       Обычный человек ничего не понял бы, но Хаул едва не ослеп от сияния, которое можно было увидеть лишь, взглянув на ребенка вскользь, самым уголком глаза. Он сверкал. Он переливался, как тысячи зеркальных осколков под полуденным солнцем. Магия окутывала его и разливалась по всей комнате.       - Поздравляю, – только и сказал Хаул ошарашенной матери.       Он ожидал от нее как минимум бурного восторга. Любой маг считает, что нет большего счастья, чем родиться магом, но женщина, похоже, так не считала.       - А это… – начала она без всякой радости, не говоря уже о восторге, – …это можно исправить?       Как ни убеждал ее Хаул, восторгом она так и не прониклась и немного отошла лишь, когда в их дом рекой потекли подарки.       Считалось, что чем раньше у ребенка проявляются магические способности, тем сильнее он будет, когда вырастет. Все, у кого начались детские «всплески» лет в пять или шесть, становились великими магами, а что бы крохотный грудничок вдруг засиял и начал крушить дом – такого еще не бывало. Маги, колдуны и чародеи со всех земель потянулись в Кингсберри взглянуть на это чудо, ну а приходить в гости с пустыми руками в Ингарии не принято.       Кто-то забеспокоился, почуяв будущего конкурента, кто-то начал сыпать пророчествами, потому что с появлением такого мага мир вряд ли уже останется прежним, и только чароплет Нудз уселся на стульчик возле кроватки, расправил засаленные рукава своей мантии и объявил:       - Дежурить будем по очереди!       У других магов не было такого опыта работы с детьми, и они не сразу поняли, как это сложно – растить колдуна-младенца.       С тех пор в доме всегда находился какой-нибудь маг, и скучать ему не приходилось. Хаул тоже там бывал и по возвращении рассказывал, как весь день ловил падающие с потолка тарелки или тушил постоянно загорающиеся шторы.       Узнав, что папа целыми днями караулит какого-то чужого мальчика, Морган весь испереживался.       - А давай, сходим и посмотрим, как папа работает, – предложила Софи, и малыш с радостью согласился.        Перед выходом он был так взволнован, что даже не заметил, что мама в очередной раз отпорола с его костюмчика все карманы, но увидев, что чужой мальчик – это голенький червячок, даже не умеющий разговаривать, успокоился. Мама «червячка» угостила Моргана печеньем, и, затолкав его в карман, он заспешил домой – у него не было времени сидеть с чужими мальчиками. Его ждали важные дела.       Все было хорошо до того момента, пока волшебное зеркало не взвыло оглушительно и душераздирающе. «Тревога!» – означал этот звук, – «Тревога!».       У Софи немного отлегло от сердца, когда в стекле замаячило лицо не Летти, не Марты и не кудесника Салимана, а колдуна из Маркет-Чиппинга, который как раз дежурил у непростого младенца. За его спиной происходило что-то странное и пугающее.       - Скорее! – кричал он Хаулу. – Мне не удержать!       Хаул не стал тратить времени на сборы. Он только заорал не своим голосом:       - Кальцифер! Где ты, синяя морда!       Но Кальцифера не было. Он, скорее всего, пропадал где-то в Уэльсе.       Произнеся непристойное ругательство, Хаул исчез прямо у Софи на глазах и вернулся лишь через несколько часов в компании Богомола.       - Ну как? – встревоженно спросила Софи.       - Никак, – буркнул Хаул. Он снова был весь в печали.       - Мы «захлопнули» его, Софи, – пояснил дальнийский маг. – Великого волшебника в Ингарии не будет.       - Ой, как жалко! – Софи страшно огорчилась.       - Ничего было не поделать. Он захотел кушать, или что там пришло ему в голову, не знаю, в общем, у него прямо во рту стало появляться молоко. Слишком много молока, поток молока, океан молока. Он не успевал глотать и захлебывался. Мы впятером не могли его остановить, хоть и старались изо всех сил. В конце концов, мать сказала, что ей нужен живой ребенок, а не мертвый колдун. Вот.       Софи взглянула на Хаула, но он ничего не добавил. «Жизнь – тлен» – говорил весь его вид, – «Бытие тщетно».       В животе Богомола раздалось громкое урчание, и Софи поспешила заняться обедом.       У нее уже был готов суп, но по виду двух худых вымотанных магов она поняла, что супчиком тут не отделаться.       Поставив на плиту самую большую и глубокую сковороду, она выложила в нее толстые ломти грудинки и начала чистить картошку. Хаул, как обычно, зашнырял по шкафчикам в поисках съестного, а Ханс Веберв стал рядом с Софи.       - Я помогу, Софи, – проворковал он и взял самую большую и кривую картофелину.       Его длинные пальцы обхватили ее крепко и умело, а широкое лезвие ножа, которым Софи обычно рубила капусту, ловко задвигалось.       - Ханс, – поразилась и восхитилась Софи, – с ума сойти, ты и это можешь?       - Я ведь не женат, Софи, – доверительно сообщил Богомол. Из-под его ножа быстро выползала тонкая ровная полоска. – В отличие от Хаула, обо мне некому позаботиться. Приходится готовить самому.       Хаул возмущенно фыркнул. Очевидно, из скромности дальнийский маг забыл упомянуть, что питался он за королевским столом, а половина придворных дам готовы были поубивать друг друга за право позаботиться уже о нем наконец. К слову сказать, во избежание кровопролития, он, не жалея сил, уделял равное внимание всем страждущим.       - Тебе все-таки стоит жениться, Ханс, – Софи вышеуказанные обстоятельства тоже были известны, но она считала, что даже целая толпа красавиц не заменит одну хорошую жену. – Разве ты не хочешь иметь семью?       Маг трагично вздохнул.       - Я все еще не оставил надежду, Софи, – он слегка покосился на Хаула. – Может быть, однажды ты поймешь, что лишь я могу составить твое счастье.       Хаул, угрюмо жевавший кусок хлеба с сыром, подавился и закашлялся.       - Постучать? – маг умудрился улыбнуться так, что со стороны Софи его улыбка выглядела довольно милой, а вот обращенная к Хаулу сторона рта приоткрылась, обнажая крепкий и острый клык.       - Даже не вздумай, – прохрипел Хаул.       - Нет, Ханс, – ответила Софи, тоже изображая трагический вздох, – в отличие от тебя Хаул не умеет даже чистить картошку и без меня совсем пропадет – как я могу его оставить. Боюсь, нам никогда не быть вместе.       - Отчаяние мое безмерно, – объявил маг с довольным видом. Он обожал поддразнивать Хаула.       Голоса и оживленная возня на кухне заставили Моргана отвлечься от важных дел. Он, топоча, как маленький носорожек, сбежал по лестнице со второго этажа и, увидев дальнийского мага, очень обрадовался.       - Здравствуй, дядя Богомол! – поздоровался он.       Софи смутилась.       - Морган, дядя Ханс, – поправила она.       Морган оглядел высокую ссутуленную фигуру человека, держащего перед лицом картофелину и нож. «Да бросьте, – говорил его взгляд, – давайте называть вещи своими именами».       - Ничего, – Богомол коротко улыбнулся Софи, не выходя из роли несчастно влюбленного, – Тебе, Морган, как другу, я разрешаю называть меня дядей Богомолом.       Ополоснув почищенные картофелины, Софи порезала их и горой ссыпала в сковороду к шкворчащему мясу. При виде этой картины Хаул начал постепенно оживать, и когда все наконец сели за стол, с аппетитом приступил к еде.       - Морган, дружище, – обратился он к сыну, умяв половину содержимого своей тарелки. – Пообещай мне не становиться великим волшебником. Давай таким крепким середнячком, а?       Моргана эта просьба так возмутила, что он чуть было не начал отвечать с набитым ртом.       - Нет! – сказал он, поспешно проглотив пищу под строгим взглядом матери. – Я уже все решил: хочу быть великим волшебником. И еще котов, – добавил он, немного подумав.       - Ясненько, – Хаул сник.       - А почему детей-волшебников надо приносить в жертву? – спросил Морган. У него были свои представления о том, какие темы наиболее уместны в светской беседе за столом.       Хаул приподнял бровь и взглянул на Софи. Он почему-то был уверен, что его сын знать не знает ни о каких жертвоприношениях.       - Как вы, однако, интересно проводили без меня время, – заметил он. – И кто же тебе, Морган, такое сказал?       - Дядя Двуликий сказал, – с готовностью просветил отца ребенок.       - Подумать только, едва я за порог…       Хаул не то, чтобы сердился, но вид у него был такой ехидный, что Софи едва удержалась, чтобы не встать и не огреть его кухонным полотенцем.       Ханс Вэбер не впервые обедал в ходячем замке и наметанным глазом уловил назревающую перепалку.       - А давайте, я объясню, – предложил он. – Морган, ты умеешь считать?       - Да, – гордо ответил малыш.       - Тогда смотри.       Маг встал и по-хозяйски вытащил из ящичка в шкафу целый пучок ложек и вилок – сколько поместилось в руке. Он немного сдвинул тарелки возле Моргана и ссыпал приборы на освободившееся место.       - Сосчитай.       Ребенок растерялся. Счет никогда не был его любимым занятием. Он больше любил читать слова, а еще любил, когда папа ему обо всем рассказывал, любил играть с котами, любил копать яму и много всего прочего, а вот считать не любил. Он, конечно, уже очень хорошо считал, почти до двадцати, но к такому жизнь его не готовила. Определенно нет.       - Невозможно, да? – маг еще больше перемешал рукой приборы. – Так и я не смогу. Очень трудно сосредоточиться, в глазах рябит и все путается. А если вот так? – он взял три ложки и уложил их рядком.       - Три! – радостно объявил Морган.       - И вот так, – следом за ложками Богомол отделил от кучки шесть вилок и выложил их двумя отдельными тройками.       - Три и три! – еще более радостно воскликнул малыш.       - Вот видишь, сосчитать всю эту кучу совсем не сложно. Главное – упорядочить ее. Точно так же дела обстоят и с магией. На самом деле для колдовства не нужны никакие заклинания – не надо ничего ни произносить, ни смешивать в бутылочках. Но колдовать без заклинаний – это все равно, что одним взглядом пересчитывать большую кучу ложек. Да что там ложек, даже не ложек, а целую горсть маленьких еловых иголочек – страшно представить. Заклятья помогают упорядочить мысль, они как будто раскладывают эти иголки ровными рядками. Но на самом деле волшебство творит только сам маг. Человек без магических способностей, даже если возьмет и смешает по книге все положенные ингредиенты зелья, не получит ничего волшебного.       Софи разложила остатки картошки с мясом по тарелкам мужчин, завороженно слушая Богомола. Почему-то ей Хаул ничего такого не рассказывал, хотя наверняка все знал. Он даже время от времени слегка кивал, подтверждая слова дальнийца.       - Самые простые вещи можно сделать и без заклятий – это, как сосчитать валяющиеся на земле три иголочки, но со сложными таким способом никому не справиться. И мы, маги, начинаем заклинаниями систематизировать потоки волшебства. Ты знаешь, что значит «систематизировать? – Морган помотал головой. – Это значит раскладывать по порядку, вот как я разложил ложки на столе, а это отнимает страшно много сил. Но некоторые маги говорят, что это неправильно. Что колдовать должно быть легко, как дышать, просто мы пока не понимаем, как это делается. Что-то от нас ускользает.       Морган глубоко задумался. Он наморщил нос и засопел изо всех сил, рождая какую-то мысль.       - Папа, – спросил он вдруг, – а тот мальчик, которого ты караулил, уже знает заклинания? Он ведь совсем маленький.       - Молодчина, Морган! – похвалил его Хаул. – Ты схватил самую суть. В этом-то все и дело – дети-волшебники могут колдовать неосознанно, не зная никаких заклинаний. И им это дается легко, как дыхание, а потому они способны на такое, что ни одному взрослому магу не под силу.       - Вот поэтому раньше считалось, что, принеся в жертву ребенка-волшебника, можно получить частичку этого могущества. Но это не так, магию нельзя забрать у кого-то и передать ее другому. Поэтому сейчас так уже не делают – тебе нечего бояться.       - А я и не боюсь, – заявил Морган, – ведь я еще не волшебник.       Кружочки моркови в его супе выстроились двумя рядами по три штуки в каждом, ложки и вилки, неиспользованные Богомолом для демонстрации того, что означает «систематизировать», сами разложились на тройки, а под потолком несколько крупных пауков образовали три ровные шеренги. Животные шевелили лапками, явно пытаясь сбежать, но какая-то сила удерживала их на месте.       Ханс Вебер скользнул взглядом по всей этой математической вакханалии и улыбнулся ребенку.       - Очевидно, пока нет, – сказал он. – Но что-то мне подсказывает, что скоро в Ингарии все-таки будет великий волшебник.       

***

      Вечером в ходячем замке случилось невероятное – заколдованная дверь, которая слушалась только Хаула и Кальцифера, вдруг сама открылась в другой мир. Софи бы этого даже не заметила, если бы не находилась в тот момент в прихожей. К ужину к ним в гости пришел Майкл и притащил охапку тяжелых белых хризантем для Софи – она как раз поправляла цветы в вазе, когда ручка на двери повернулась черным, подалась вниз и впустила в дом очередного незнакомца.       Обычно войти вот так без стука, да еще и из мира Хаула, могли только постоянные обитатели ходячего замка. Даже Меган приходилось стучать и ждать, пока ей откроют, но светловолосый паренек, которого Софи видела впервые в жизни, вошел по-хозяйски, как к себе домой.       - Привет, – бросил ей незваный гость, растянув в улыбке широкий тонкогубый рот.       Он был почти ребенком, лет четырнадцати, не больше. Прическа его напоминала растрепанные ветром языки костра, а невероятно светлые прозрачные глаза с тонкой темной каемочкой на мгновение показались Софи знакомыми.       Незнакомец еще раз ухмыльнулся, прошел мимо Софи к очагу и вдруг полез в него, встав прямо на золу коленями в чистеньких джинсах.       - Ой, – сказала Софи.       Голубая куртка на нем загорелась, хоть огня в очаге и не было, а через мгновенье он вспыхнул весь с головы до ног и сгорел. Вместо него над поленьями поднялось вытянутое синее лицо огненного демона.       - Кальцифер?       - Кто же еще. – Раздался недовольный голос Мари.       Софи была так поражена происходящим, что даже не заметила, что Кальцифер пришел не один.       - Я и не знала, что ты так можешь!       - Я вообще все могу, – обиженно проворчал демон. – Я ужасно могущественный, если что.       Пришедший на голоса Майкл тоже опешил, но только не из-за Кальцифера, от вида Мари.       Обычно девочка не вылезала из джинсов. Софи была уверена, что она даже спит в них, а, может, в них и родилась, и они так и росли с ней вместе. Возможно, они вообще не снимались в принципе, но… оказалось, что это не так. Сегодня на Мари была юбка, из-под которой смешно торчали две тонкие ножки-спичечки, а пепельные волосы, вместо того, чтобы, как всегда, красоваться в хвостике на макушке, непривычно обрамляли тонкое треугольное лицо.       - Мари, ты что же, на свидание ходила, – неуклюже пошутил Майкл, и по тому, как Мари недовольно поджала губы, Софи поняла, что попал он в самую точку.       - Ага, – Кальцифер махом проглотил оставленные для него сухарики. – Со мной.       - И ничего не с тобой! – выпалила Мари.       Оглядевшись по сторонам и убедившись, что есть больше нечего, демон вылетел из очага и завис рядом с хмурой мордашкой своей подруги.       - Эти девчонки такие смешные, – хохотнул он. – Хвастались друг перед другом, что у них есть кавалеры, и Мари наврала, что у нее тоже есть кавалер. А когда они договорились пойти в кино парочками, ей пойти было не с кем. Вот глупая! Страшная правда могла открыться… – демон сделал жуткое лицо и расхохотался, а Мари снова поморщилась. – Пришлось ее выручать.       Мари уставилась на свои туфли, ожидая насмешек, но никто не посмеялся. А Майкл, которого она стеснялась больше всего, совсем взрослый высоченный Майкл, настоящий колдун, крайне далекий от всех этих глупых девчачьих страданий, взглянул на нее участливо и понимающе.       - Что же ты сразу мне не сказала, Мари? – спросил он. – Хочешь, в следующий раз я пойду с тобой?       Две долгие секунды Мари молчала, постепенно превращаясь в цветок. То есть она, конечно, не отращивала листики и не распускалась, как какая-нибудь роза, а просто-напросто краснела, но делала она это в самых лучших семейных традициях: щеки ее приобрели оттенок лепестков тюльпана сорта «Маджестик», а уши – «Руби рэд» (миссис Фейерфакс выращивала их в своем саду, так что тут Софи ошибиться не могла).       - Кхе-кхе, – Софи строго откашлялась, в попытке прекратить это безобразие.       Сама она в этом возрасте усердно учила уроки и думать не думала ни о каких мальчиках, но прекрасно видела, как другие девочки скатывались до двоек в дневниках, стоило им лишь влюбиться. Несчастная любовь – вот главная причина плохой успеваемости, считала Софи.       - Кхе-кхе, – повторила она громче, но безобразие было уже не остановить.       В руках Мари скручивала пояс короткого пальто, а взгляд, обращенный на Майкла, был столь красноречив, что можно было ничего и не говорить. А она и не говорила. Только стояла и цвела, даже не обращая внимание на мельтешащего перед ними Кальцифера              После ужина один лишь Майкл остался на кухне, чтобы помочь Софи убрать со стола. Но вместо того, чтобы поблагодарить его, Софи плотно закрыла дверь и притиснула парня к стене, ткнув пальцем уму в грудь.       - Даже не вздумай делать ей авансы! – прошипела она.       - Какие авансы? – напугался Майкл. Голова у него была забита расчетами затрат на производство, и переносное значение слова «авансы» он воспринять был не в состоянии.       - Улыбки там всякие, внимание. Не притворяйся, что не понял.       Майкл хоть и не был особенно талантливым колдуном, но соображал неплохо и мгновенно сложил одно с другим.       - Софи, – протянул он тоскливо. Его широченные плечи ссутулились, он стоял и покорно позволял Софи тыкать в него пальцем, – ты беспокоишься, что она влюбится в меня?       - Вот именно. А ты женишься на другой и разобьёшь ей сердце.       Майкл горько усмехнулся.       - На счет этого можешь не волноваться, Софи, – сказал он. – В таких, как я, не влюбляются, меня никто никогда не полюбит. В лучшем случае посчитают…«подходящим», – проговорил он с нескрываемым отвращением, – да и то лишь, когда я разбогатею.       При этих словах желудок Софи попытался избавиться от съеденного ужина. Сделав несколько ровных неглубоких вдохов, пищу она в себе удержала, а вот слезы – нет, и, закрыв лицо руками, Софи уткнулась Майклу в грудь и заплакала.       - Прости меня Майкл, прости, – всхлипывала она. – Это ведь я виновата. Просто она тогда сказала, что не знает, а я подумала… а она… а еще шиповник так цвел… и эта шляпка…       Майкл неловко похлопал ее по спине здоровенной ручищей.       - Я все знаю, Софи.       От неожиданности Софи даже перестала рыдать. Упершись ладонью в мокрое от слез черное сукно, она слегка отодвинулась от него.       - Мне Хаул все рассказал, чтобы я не мучился в неведении. И я тебя не виню. Все вышло так, как должно было быть.       - Ой, Майкл, – снова всхлипнула Софи.       - Сначала мне, конечно, так не показалось, но потом я подумал и понял, что… – Майкл вздохнул, – если бы Марта любила меня хоть немножечко, она не влюбилась бы с первого взгляда ни в него, ни в кого бы то ни было. Она собиралась за меня замуж, потому что считала, что я подхожу ей, и, наверное, я ей все-таки немного нравился, но сердце ее при этом было свободно. Иначе всего этого не случилось бы. И хорошо, что оно случилось сейчас – до того, как мы поженились, и у нас родились дети.       Софи замерла, осмысливая сказанное, а потом вместо того, чтобы успокоиться, обняла Майкла и разревелась пуще прежнего.       - Майкл, ты самый хороший, – всхлипывала она, давясь слезами и снова уткнувшись лицом в его грудь. – И какая-нибудь чудесная девушка обязательно тебя полюбит. И вообще, мы все тебя любим, и я... Я так люблю тебя, Майкл!       - Признаться, не ожидал… – вдруг раздался несколько напряженный голос.       Хаул вошел в кухню так тихо, что ни Софи, ни Майкл его не заметили.       Здоровенные ручищи, поглаживающие плечи Софи сначала испуганно замерли, а потом попытались отодвинуть миссис Пендрагон подальше, но не тут то было. Хаул лучше, чем кто бы то ни было, знал, что вырваться из объятий Софи практически невозможно. Он только хмыкнул, сдерживая смех, а Майклу было не до смеха. Отчаянно краснея, парень попытался еще разок, но, в конце концов, сдался и поднял вверх две раскрытые ладони.       - Хаул, это не то… – начал он.       Софи только теперь заметила присутствие мужа.       - Ой, Хаул, – она выпустила Майкла, и повернула к нему заплаканное лицо, – как хорошо, что ты пришел. Представляешь… – она не договорила, и закрыла лицо руками, чтобы еще немного всплакнуть, – Хаул, – всхлипнув, она вытерла рукавом красный распухший нос и потребовала, – Хаул, немедленно скажи Майклу, что ты его любишь!       Хаул с Майклом переглянулись поверх рыжей макушки Софи, и молодой колдун понял, что его бывший учитель не злится и не собирается умерщвлять его на месте каким-нибудь особенно жестоким способом. Чародей искренне веселился.       - Ну, здравствуйте, гормоны, – хохотнул он.       Софи нетерпеливо шмыгнула носом.       - Ладно, Софи, – Хаул подмигнул Майклу и прижал правую руку к груди, – Майкл, – сказал он голосом, исполненным глубокого чувства, – я люблю тебя! Так пойдет? Может, мне встать на колено?       Софи насупилась, раздумывая.       - Нет, – решила она к огромному облегчению присутствующих, – Майкл ведь все-таки не дама.       - Всегда восхищался твоей проницательностью, Софи, – Хаул аккуратно взял заплаканную Софи под локотки и повел прочь. – Пойдем, подышим воздухом, и ты расскажешь мне, чем вызван мой порыв. Ты не подумай, я не отрекаюсь от своих чувств к Майклу, просто хотелось бы знать. Мармеладку не хочешь?       - Нет, – Софи еще пошмыгала носом.       Хаул мотнул головой, подавая юноше знак ретироваться, и тот на цыпочках, но довольно энергично двинулся к выходу, пока еще кто-нибудь не признался ему в любви.       - Хаул, – Софи вдруг встрепенулась и повеселела, – я совсем забыла, что все еще можно исправить – мне надо просто-напросто сделать новую шляпку. На этот раз я уже точно не ошибусь.       - Нет! – воскликнули Хаул с Майклом одновременно, но Софи их не слушала.       - Все, решено, – заявила она, вытирая лицо.       - Только не это!       - Из золотистой тафты.       - О, боги…       - С хрустальными бусинками. Здорово, правда?        Хаул привалился к косяку и вытащил из кармана лимонную мармеладку.       - Мармеладка мне не нужна, – Софи окончательно перестала плакать, – я себя хорошо чувствую.       - Мармеладка нужна мне, – сказал Хаул и запихнул здоровенный лимонный брусочек в рот целиком.