Пятая шляпка для Марты

      Волшебное зеркало в ходячем замке оглушительно взвыло. Даже Хаул подскочил от этого звука. А увидев ужас и панику на лице кудесника и выслушав несколько сбивчивых фраз, он выругался и в считанные секунды натянул на себя первую попавшуюся одежду.       Софи, которая во время короткого разговора маячила за его плечом, ломая руки, тоже попыталась отправиться в дом Салиманов, но Хаул ее и слушать не стал. Наоборот, велел Кальциферу следить, чтобы ни она, ни Морган носа из дома не высовывали, как будто это может защитить от всего. Летти вот не защитило.       В момент, когда что-то случилось, она была в своем доме, в спальне, в собственной постели.       Вечером ребенок решил устроить танцы и выделывал всякие кренделя у нее в животе. Поэтому они с Беном не спали, а полночи под ручку прогуливались по дому и дышали воздухом во внутреннем садике. Наконец, дитя успокоилось, Летти уснула и, когда на рассвете Бен тихо вышел из спальни, все еще крепко спала, несмотря на шум, доносившийся в открытое окно.       А примерно через два часа в лаборатории Вилхерд перепутал вещества, из-за чего взрывом разнесло на куски автоклав вместе с одним из очагов, и Салиман, чертыхаясь, рванул в спальню, чтобы успокоить жену, но оказалось, что грохот ее даже не разбудил. Более того, она спала в точности в той же позе, в какой он ее оставил, не сдвинувшись ни на волосок. Бен заволновался. А вскоре выяснилось, что разбудить ее просто невозможно – она не просыпается. Вообще.       Примчавшийся Хаул беспомощно уставился на Летти. Она лежала на боку, в естественной позе, дышала ровно и глубоко, но стоило взглянуть на нее особым образом, вскользь, как это умеют делать только маги, и становилось видно, что над ней – над ее лицом, над тонкой рукой, выглядывающей из рукава ночной сорочки, над холмом живота, прикрытого розово-голубым байковым одеялом – поверх всего ее тела покачивалось легкое мерцание. Казалось, достаточно лишь моргнуть, чтобы взгляд прояснился, и веки сами вздрагивали, повинуясь непреодолимому позыву, но ничего не менялось. Ни Хаул, ни Салиман ни с чем не могли спутать это ощущение – Летти была околдована.       Вот только никакой магии Хаул не чувствовал. Даже когда прикоснулся к ней, маленькие иголочки не прошлись по его ладоням, светлые волоски на предплечьях не приподнялись, а в голове где-то сзади прикосновение чужого колдовства не надавило изнутри на затылок. Ничего. А означать это могло одно из двух: или уровень волшебства был совершенно запредельным, недоступным для его восприятия; или они имели дело с магией совсем другого типа. И то, и другое не сулило ничего хорошего.       Кудесник Салиман ждал, затаив дыхание, а когда Хаул растерянно обернулся к нему, весь сник и посерел.       – Я надеялся, что ты… – он устало потер лицо руками. – Ладно, надо собрать остальных, кто посильнее, может, вместе получится. Я займусь Богомолом и еще кое-кем, а ты найди Даэгмара.       Хаул растерялся еще больше.       – Да, кто его знает, где он сейчас находится, – возразил он. – Это тебе не пропавший сапог, чтобы обнаружить его простым поисковиком. Если он не хочет…       – Мне плевать, чего он хочет, – рявкнул Салиман, и Хаул выскочил из его дома, не произнеся больше ни слова.       Он не имел ни малейшего понятия, куда ему идти и что делать. Лучше всего, конечно, было бы обсудить проблему с Софи – она мыслила очень ясно, а ее женский взгляд на мир всегда позволял ему увидеть ситуацию с другой стороны и найти решение, не замеченное прежде. Но лицо ее, когда он уходил, было совершенно больным от страха, и никакие демоны не заставили бы его сейчас вернуться домой и признаться ей, что он не знает, как спасти ее сестру.       При слове «сестра», что-то шевельнулось в его уме. «Сестра, – произнес Хаул вслух, в попытке поймать какую-то легкую ускользающую мысль, – сестра Софи».       Одним резким головокружительным скачком он перенесся к дому № 14. Заклятье мгновенного перемещения не предназначалось для узких городских улочек, оно предпочитало прямые широкие пути, но зато было самым быстрым. Дверь распахнулась, впуская его в прихожую, метка крутанулась оранжевым вниз, и через секунду Хаул уже сбегал с маленького крылечка в Маркет-Чиппинге.       Кроме Летти у Софи была еще одна сестра – Марта, и у нее где-то в доме лежал магический артефакт невероятной силы – летняя соломенная шляпка с цветком шиповника из бледно-розового шелка.       Клочки тумана уже поднялись над улицами, но обычный для Маркет-Чиппинга прохладный ветерок еще не разогнал их, и солнце пробивалось сквозь эту дымку расплывчатым пятном. Проносясь по саду к белому особняку, Хаул задел вылезший на дорожку розовый куст, и тот щедро окропил его росой, так что в столовую он ворвался в мокрых штанах и камзоле, застегнутом на три пуговицы из семи.       – Господин Пендрагон? – мистер Смит отложил гренок и серебряный нож для масла.       – Марта, – Хаул стряхнул на ковер воду с брючины и застегнул четвертую пуговицу, – а ну-ка, давай сюда свою шляпку.       Он не хотел рассказывать, что произошло – выслушивать женские кудахтанья и причитания, объяснять, что Фанни и Марте не стоит и соваться к Салиманам, потом что там сейчас не до них. Он не собирался тратить на это ни время, ни нервы, а Марта не собиралась отдавать ему шляпку.       «Проклятье!» – выругался про себя Хаул, глядя в ее упрямое замкнутое лицо. Он вспомнил, как Софи кусала дрожащие губы, чтобы не заплакать и не напугать Моргана, как беспомощно Бенжамин укрывал байковым одеялом Леттин живот, и вдруг решил, что если Марта не отдаст ему эту чертову шляпу добровольно, он заберет ее силой. Он вообще может сделать с этим домом и его обитателями все, что только взбредет ему в голову. Он колдун, и им нечего противопоставить его могуществу.       – Живо, – добавил Хаул. Все сомнения в том, что он сейчас же получит желаемое, покинули его.       И тут случилось чудо. Ставшие прямыми от напряжения брови Марты расслабились и приподнялись, недовольно сжатые губы раскрылись, и точно так же, как люди обычно говорили кудеснику «Конечно, Бен», она произнесла:       – Хорошо, Хаул. Пойдем.       Шагая за Мартой, Хаул усмехался про себя. Он-то все не мог понять, как это Салливану удается так запугивать и подчинять себе людей без всякой магии, а секрет оказался прост – чувство собственного превосходства и внутренняя готовность к решительным действиям.       Марта даже не спросила, которую из шляпок Хаул имеет в виду. Она открыла шкаф, достала коробку и вытащила из нее светлую соломку, украшенную цветком шиповника.       – А зачем она тебе?       – Нужно найти твоего Даэгмара, – не стал врать Хаул.       – Он не мой, – Марта вымученно улыбнулась, но это возражение было единственным. Ни малейшего удивления не промелькнуло на ее лице, и Хаула осенило: она знает. Уже догадалась, что раз шляпка привела его к ней, то точно так же она может привести и к нему. А если из всех трех сестер Софи была самой красивой, то Марта – самой решительной, и, сделав такое открытие, она вряд ли стала бы трусить и долго раздумывать.       – А почему ты все еще здесь? – спросил Хаул напрямую.       – Он не… – Марта не смущалась и не юлила, она сохраняла достоинство и самообладание, поразительные для девушки в ее ситуации, но после этого «не» возникла крошечная пауза, пока она подбирала слова, чтобы пощадить или не выдать своих раненых чувств. «Не ответил взаимностью? – успел подумать Хаул. – Не заинтересовался? Не захотел? Идиот».       – ...не принял меня, – закончила Марта.       – Понятно. Давай ее сюда, – Хаул потер ладонь о штанину и протянул руку к шляпке.       Он еще ни разу не прикасался к ней и надеялся, что не придется. От безобидного на вид головного убора так и веяло колдовством. Стоило посмотреть на нее вскользь, самым уголком левого глаза, как мерцание воздуха над ней ослепляло. Словно тысячи зеркальных осколков пускали в него солнечных зайчиков.       Первое прикосновение оказалось таким, как он и ожидал: в кончики пальцев вонзились крохотные иголочки, по самой поверхности кожи пробежал электрический заряд, поднимая дыбом каждый волосок, а в затылок изнутри ударила волна чужой магии.       – Ох, Софи… – пробормотал Хаул. – И как ты это делала?       Марта пожала плечами.       – Я не ведьма – не знаю ваших хитростей. Просто надела ее, встала перед зеркалом и позвала.       Хаула передернуло. На затылок продолжало давить до сих пор. Будь это волшебство не Софи, а кого-то другого, головная боль на весь день была бы ему обеспечена. Надеть этот артефакт на себя – значило принять магический посыл, вовсе ему не предназначенный. А как он отреагирует на это незаконное присвоение, и как эти силы смешаются с его собственными… этого не могло бы предугадать ни одно заклятье прорицания.       – Ну уж нет, – заявил он. – Я ее надевать не стану, этот оттенок не подходит к моему цвету лица. Давай ты.       Марта тоже вздрогнула.       – Нет, – сказала она.       Можно было бы снова начать приказывать и угрожать, но Марта этого не заслуживала, да и курицы Фанни рядом не было, поэтому Хаул в двух словах рассказал ей все, как есть. А она отреагировала именно так, как он и ожидал – не разнылась и не раскудахталась. Только румянец сбежал с ее щек, а губы сжались.       – Почему ты сразу не сказал? – спросила она, натягивая шляпку.       На дверце резного гардероба висело зеркало, они подошли к нему и встали – Марта напротив, а Хаул чуть в стороне, чтобы не видеть своего отражения.       – Мар… Марк, – выговорила Марта со второй попытки. Звук имени ударился о стеклянную поверхность, и она тут же помутнела. – Ой, на этот раз так быстро, – удивилась Марта, а Хаул, поежившись, покосился на шляпку.       В центре на фоне серой мглы образовалось прозрачное окошко чуть больше ладони, и в нем виднелся кусочек довольно грязных обоев и оббитая ножка стола. Хаул попытался заглянуть в него под разными углами.       – Какой-то постоялый двор, – предположил он. – Унылое местечко.       Что-то глухо ударило о дерево, раздались шаги, и в маленьком прямоугольнике возникло лицо мага.       – Мар… – он проглотил остаток ее имени, – Мисс Хаттер, я ведь вам все объяснил, – сказал он, болезненно поморщившись.       Марта не ответила. Она только еще больше побледнела, почти сравнявшись с его дальнийской белизной, а он тоже замолчал, и два бледных несчастных лица застыли друг напротив друга.       Если бы Хаул не торопился так сильно, у него нашлось бы, что сказать этим балбесам, но сейчас было не до того. Он отпихнул Марту от зеркала и загородил собой весь проем.       – Господин Даэгмар, – обратился он, – Марк, где бы вы ни были, я в шаге от вас.       Имя, произнесенное в этот открытый портал, иглой проткнуло пространство между домом Смитов в Маркет-Чиппинге и постоялым двором неизвестно где, а связующее заклятье прицепилось к нему и протянулось следом, как нитка, продетая в игольное ушко. Маг, почувствовав это, недовольно скривился.

***

      Когда Хаул вместе с Марком вернулся в дом Салиманов, в Летиной спальне уже собралась небольшая компания.       В любимом кресле кудесника сидел королевский врач. Его короткие ноги едва касались пола, а круглое гладкое лицо выражало гнев, достойный самого Карла IV. Справа от двери на стульях, принесенных из гостиной расположились еще два человека. Один – худощавый, в джинсах и клетчатой рубашке, а второй – плотнее, в коричневом твидовом костюме. И хоть на первый взгляд обстановка казалась вполне дружелюбной, человек наблюдательный, коим Хаул несомненно являлся, способен был заметить, что рты этих двух гостей заклеены скотчем, руки связаны, а ноги примотаны к ножкам стульев.       – М-м-м-м! М-м-м-м-м-м! – Обратились они к вновь прибывшим, очевидно, желая вежливо поздороваться.       – Профессор Одли и профессор Блумфилд из Кардифского университета, – представил их кудесник. – Абсолютно бесполезны, как мы только что выяснили.       – М-м-м! – по-детски обиженно возразил профессор Одли.       Кудесник хотел что-то ему ответить, но в эту минуту появился последний из приглашенных – дверь открылась, и в комнату, чуть наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, шагнул Богомол.       – Чародей Пендрагон, – поприветствовал он Хаула без всякого удовольствия. – На двух ногах и без супруги...       Тут он заметил Марка.       – О... – только и произнес он, – до меня доходили слухи...       Потом он подошел к кровати, положил руку Летти на лоб и с минуту стоял, закрыв глаза и словно к чему-то прислушиваясь.       – Не чувствую, – признался он наконец и отошел к стене.       Салиман оглядел импровизированный консилиум.       – И так, коллеги, – приступил он. – Попрошу высказываться. Конструктивно.       – М-м-м-м, – высказался профессор Блумфилд.       – Да идите вы к черту со своей летаргией! – вспылил кудесник.       – М-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м!       – Мою жену нужно разбудить, а не госпитализировать. А если вы еще раз произнесете слово "катетеры"... – тут дар членораздельной речи кудесника покинул, и следующая его фраза более всего походила на рык. Когда раскаты его стихли, он повернулся к врачу.       – Доктор Джоулз?       Маленький врач вжался в кресло.       – Ваши предположения?       – Мои?       – Именно. Что вы можете сказать?       Говорить ничего доктору Джоулзу не хотелось. А хотелось ему, скорее всего, раствориться в мебельной обивке. Но годы уважения и почета, которые ему вполне заслуженно оказывал весь королевский двор, заставили его плечи распрямиться, а грудь выпятиться почти до уровня живота.       – Я могу сказать только одно, – начал он с достоинством, – вы тиран! Невыносимый тиран! Вы заставляли меня принимать роды у кошки, вы постоянно меня похищаете. Даже король не смеет так со мной обращаться!       – У кошки? Королевского врача? – шепотом удивился Богомол, но Хаул сделал ему знак помалкивать.       Несколько лет назад, когда Летти ждала первого ребенка, грозный кудесник ударился в жуткую панику. Он привык, что все вокруг пляшут под его дудку, а события случаются строго по разработанным им планам, и вдруг оказалось, что Леттиному животу плевать и на его дудку, и на его планы. Он, первый придворный маг, абсолютно ничего не контролирует в таком важном деле. Ощущение было новым и совершенно невыносимым, оно сводило его с ума. И в тот момент, когда какие-то винтики в голове кудесника совсем перестали правильно вращаться, рожать собралась их кошка Буся.       Забеременела она позже Летти, но с вынашиванием управилась гораздо быстрее, и пока миссис Салиман еще рассекала по дому с арбузоподобным животом, украшенным рюшечками, кошка забралась в нижний ящик Шастика, улеглась на приготовленное мягкое одеяльце и приступила к произведению на свет своего беспородного потомства.       Образы жены и рожающей кошки как-то странно совместились в помрачившемся сознании бедного кудесника. Сначала ему захотелось упасть в обморок. Но так как желание это возникло у него впервые, он просто не знал, как это следует выполнять по всем правилам, и поэтому невероятным усилием воли удержался на ногах. Если делаешь что-то – делай это хорошо – таков был его девиз.       Но хоть тело его и сохранило вертикальное положение, мозг, похоже, отключился полностью, поскольку он не придумал ничего лучше, как метнуться в дом доктора Джоулза, выдернуть того из кресла у камина, в котором он смаковал после ужина свой любимый кокосовый ликер, и перенести к месту разворачивающихся событий.       Летти, королевский врач в тапочках и с рюмкой в руках и Буся, возле которой уже лежал первый мокрый шевелящийся комочек, уставились на Салимана в страшном возмущении. А он наконец-то почувствовал себя в своей тарелке – теперь ему было кем командовать. Вскоре кудесник так разошелся, что начал отдавать приказания даже кошке:       – Вылизывай его, вылизывай! – велел он, когда к первым двум котятам присоединился третий, явно обещавший быть рыжим.       Бедная Буся не нуждалась ни в помощи, ни в наблюдателях, но выбора у нее не было. Делая вид, что не слышит оскорбительных приказов, она довела число котят до пяти, а затем проделала еще кое-какие положенные процедуры, от вида которых кудесник Салиман предпринял вторую и уже более успешную попытку лишиться чувств.       – Вот видишь, радость моя, все будет хорошо, – обещал он жене, пока она промокала платочком пот на его позеленевшем лице.       Летти в ответ только фыркнула. Уж она-то была уверена, что когда придет ее время, она справится совсем не хуже Буси.       К слову сказать, Буся с тех пор мастерски произвела на свет еще несколько десятков котят. И теперь они драли шелковые диваны, обгрызали цветы и линяли на бесценные ковры в домах придворных, которым Салиман раздавал эти «подарочки» в принудительном порядке.       – И что вы вообще от меня хотите? – доктор все больше распалялся. – С ребенком, насколько я могу судить, все в порядке, а то, что ваша жена спит – это колдовство! Чистой воды колдовство! Сами с ним и разбирайтесь. А я врач! И вообще, ноги моей больше не будет в этом доме.       Он хотел было встать с кресла, но кудесник подошел к нему вплотную и опустился на одно колено.       – Которой ноги? – спросил он мягко.       – Да идите вы…       – Которой. – Слово камнем упало на пол. – Ноги.       Джоулз не ответил.       – Этой? – Салиман обхватил своей костистой клешней его левую щиколотку.       Врач замер, как маленький зверек перед хищником, а кудесник одной рукой уперся ему в живот, другой – покрепче перехватил ногу и резко дернул.       Джоулз ойкнул. Нога его отделилась от тела и как пробка из бутылки выскочила из штанины наружу. Богомол подскочил на месте, профессора перестали мычать, и в наступившей тишине Салиман прошел к окну, открыл его и выкинул ногу доктора Джоулза на улицу. Снизу донесся глухой «шмяк».       – Ну что, больше вам ничто не мешает, господин врач?       Маленький толстый человечек расплылся в кресле дрожащим комком желе. Вопреки ожиданиям, кровь у него ниоткуда не хлестала, а страдания его носили скорее психологический характер.       – Вы – чудовище, – слабым голосом сообщил он кудеснику, ощупывая пустую брючину.       – Кто-нибудь еще хочет выйти из дискуссии?       Желающих не нашлось.       – Тогда продолжим. Хауэлл?       – Бенджамин? – не остался в долгу Хаул. – Бен, – он сменил тон, – а у Летти не было чего-то вроде вещих снов? Настоящих. Когда не просто притянутые за уши образы, а реальность, которая существовала где-то, пока она спала.       – Нет! – выпалил кудесник, на взгляд Хаула, слишком поспешно.       – Может быть, раньше, до замужества? Она не рассказывала?       – Ничего подобного, – твердо ответил Бен. – На что это ты намекаешь?       – На спящих.       Салиман не удивился. Хаул готов был поспорить на одну из своих ног, что он и сам уже думал об этом. Вот только такой вариант был едва ли не хуже легкой летаргии.       – Это предрассудки, – отрезал доктор Джоулз, – никаких спящих не существует.       Из коридора послышались странные звуки. Что-то пропрыгало к двери и мягко толкнулось в деревянное полотно раз, другой, третий. Богомол, стоявший к двери ближе всех, открыл ее, и в проеме показалась нога. Та самая, которой бедный врач так неожиданно лишился несколько минут назад.       Она секунду постояла, а потом скакнула через полог в комнату и направилась прямиком к разлученному с ней телу. Доктор Джоулз, вместо того, чтобы обрадоваться встрече, решил в этот момент тоже опробовать свои способности лишаться чувств и, закатив глаза, начал оседать в кресле.       Профессора снова замычали и задергались на своих стульях, и только Богомол схватил конечность и с восторгом ее разглядывал.       – Да ведь это гениально! – восхитился он. – Салиман, гномы вас раздери, как вы так переделали это заклятье?       Врач тут же пришел в себя.       – Отдайте, – потребовал он, но дальнийский маг завороженно изучал место разделения. Верх бедра – окончание ноги – был ровным, округлым и полностью закрытым кожей, как будто никогда раньше ни с чем не соединялся.       – Вы ничего не чувствуете? – Богомол ущипнул под коленом, но врач даже не вздрогнул.       – Оно еще не закончено, – со смесью скромности и самодовольства пояснил кудесник. – Это чтобы его можно было использовать в медицинских целях – не допустить сепсиса в случае тяжелых воспалений, или при укусе змей, или для проведения болезненных процедур.       – Великолепно… – Богомол бы сражен. – А если взять ногу у одного человека и приделать другому? А можно приживить ногу мертвого живому, но безногому, как вариант протезирования?       – Пока не пробовал.       Богомол повернулся к профессорам и уставился на их ноги.       – А давайте попробуем, – предложил он.       Затихшие было ученые замычали и задергались с удвоенной силой.       – Верните мою ногу, идиот! – завопил доктор.       Утихомирил всех Салиман. Он устало потер лицо, отобрал у Богомола ногу и вручил ее Джоулзу.       – Ханс, – сказал он, – обещаю, я оторву для тебя столько конечностей, сколько ты пожелаешь, но сначала надо разбудить мою жену.       – Так вот… – Хаул попытался вернуться к разговору, но Бен знаком прервал его.       – Твоя позиция мне ясна. Марк? – он обратился к тихо стоявшему у стены магу.       – Я вижу не больше вашего, – сказал тот. – Хотя можно еще попробовать зеркало. С зеркалами у меня неплохо получается. Если вы согласитесь перенести миссис Салиман к кругу.       – Переносить не хотелось бы…       Хаул про себя хмыкнул. Считалось, что спящих ни в коем случае нельзя перемещать. Стоит сдвинуть их хоть на несколько дюймов, и они уже никогда не проснутся. Впрочем, они и так никогда не просыпались.       – А сколько зеркал вам понадобится? – спросил он.       – Одного будет достаточно. Вы хотите сделать новое?       – Нет, – Хаул приподнял один уголок губ и после обмена несколькими фразами с хозяином дома вышел.       Отсутствовал он недолго. Богомол и доктор Джоулз за это время даже не успели подраться. Хотя, как только дверь за Хаулом закрылась, любознательный дальнийский маг тут же потребовал у врача, чтобы он снял брюки и дал ему посмотреть как все выглядит с другой стороны. Тот, разумеется, брюк снимать не пожелал, а когда Богомол попытался настаивать, взял оторванную ногу, которую все это время нежно прижимал к себе, и ударил ею мага по голове, как дубинкой.       Вернулся Хаул, легко неся в руках здоровенный кусок скалы вместе с приделанным к нему зеркалом.       – М-м м-м-м-м м, – сказал профессор Блумфилд при виде этой картины.       – Последите за языком, – рыкнул Салиман, – Здесь моя жена!       После того, что кудесник сотворил с ни в чем неповинным врачом, пленники начали относиться к нему с бОльшим уважением и, судя по всему, воздерживались от произнесения неприятных ему слов. Поэтому после окрика Блумфилд замолчал и только таращился на Хаула. Но когда резной комод из ореха, вдруг сам отошел от стены и встал рядом с кроватью так, чтобы к нему удобно было прислонить камень, не выдержал.       – М-м-м! – воскликнул он.       Салиман поморщился.       – М-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м?       – Что видите, то и происходит, – ответил ему Хаул.       Марк подошел к зеркалу, и отражение спящей Летти в нем исчезло. Рама наполнилась серой дымкой, нашпигованной вездесущими темными сгустками. Почуяв колдуна, они собрались возле самой границы и радостно подергивались.       Профессор Одли побледнел и стал тяжело втягивать носом воздух. Салиман отлепил его скотч.       – О, господи боже… – произнес он на вдохе.       – М-м-м! – потребовал Блумфилд.       Салиман освободил и его.       – Твою ж мать… – выпалил он и прибавил к этой фразе еще несколько слов, которые Салиман никому не позволял безнаказанно произносить в присутствии своих близких. Но на этот раз кудесник его не слушал – он с надеждой глядел на Марка, а Марк тем временем всматривался в туман.       – Здесь в комнате ее нет, – заключил он.       – А где она?       – Не знаю, пойду поищу.       Он легко скользнул в проем и вскоре исчез в серой дымке. Тени бросились за ним.       Отсутствовал он целую вечность – минуты три. Кудесник Салиман за это время успел несколько раз поправить на Летти неподвижное одеяло и потрогать ее руки – не холодные ли. Наконец маг вернулся.       – Она в вашем саду, сидит на скамеечке, – сообщил он.       Салиман бросился к окну и распахнул его.       – Летти! Летти! – закричал он жалобно.       – Да не в этом же мире, дурак, – Хаул оттащил его от подоконника.       – И еще... там она не беременна, – добавил маг.       Доктор Джоулз вскочил. Он совсем забыл о своей оторванной ноге, и она с глухим стуком упала на ковер. Правая его нога, на которую неожиданно пришелся вес всего тела, подогнулась, и доктор полетел бы лицом в пол, если бы Богомол не подхватил его.       – Мою сумку! – потребовал он, пока дальниец помогал ему допрыгать до кровати.       Поддерживаемый магом, он опустился перед Летти на колено, стянул с нее одеяло и задрал ночную рубашку. Кудесник хотел ему помочь, но когда он шагнул к нему, врач с таким ужасом дернулся в сторону, что он замер и не стал приближаться.       Вынув из сумки большую деревянную трубку, доктор Джоулз приставил ее к тугому гладкому животу.       – Сердцебиение в норме, – сообщил он через некоторое время, и все присутствующие с облегчением снова начали дышать. – Очень похоже, что ребенок тоже спит, но обычным сном – не разделяет состояние матери.       Богомол отвел доктора обратно в кресло, а Салиман аккуратно укрыл Летти одеялом.       – А что она там в саду делает? – спросил Хаул Марка.       – В этом-то и вопрос. Разговаривает с кем-то. Но я его не вижу и не слышу – он еще глубже.       – А Летти? – воскликнул кудесник. – До нее вы можете добраться?       – Вполне.       – Так что же вы тогда ее оставили там?! Лезьте, давайте, в это свое чертово зеркало и не возвращайтесь без моей жены!       – Но…       Не церемонясь, Салиман схватил мага за локоть и потащил к серому проему.       – Да поймите же, никто столь могущественный не стал бы уводить вашу жену из этого мира, чтобы поболтать о пустяках. Салиман…       Кудесник попытался силой запихнуть Марка в зеркало.       – Да стойте вы! – Марк сопротивлялся. – Это важно…       Одноногий королевский врач и оба связанных профессора старались не привлекать к себе внимание разбушевавшегося кудесника, а Богомол завороженно уставился на тени. Они притворялись отражением в зеркале и в точности повторяли все движения Даэгмара.       – Пендрагон, да скажите же ему, – обратился он к единственному адекватному, на его взгляд, человеку.       Но Хаул его не поддержал. Он не часто соглашался с кудесником, но это был как раз тот редкий случай.       – Давайте будем разбираться после того, как вытащим Летти, – сказал он.       Даэгмар сдался. Он перестал цепляться за края и позволил Салиману толкнуть себя внутрь, чему тени несказанно обрадовались. Его силуэт сначала уменьшался, удаляясь и растворяясь в тумане, а потом, наоборот, постепенно проступил в серой дымке, когда он вернулся обратно. Один.       – Летти, – Салиман шагнул в зеркало. – Где она?       Марк устало отвел руку кудесника, намеревающуюся схватить его за грудки.       – Она шла со мной всю дорогу. Только в отличие от меня не в физическом теле, поэтому вы ее не увидели.       Салиман метнулся к кровати и едва успел взять Летти за руку, как ее пальцы шевельнулись, и она заворочалась в постели, просыпаясь.       Летти всегда была красавицей, а за несколько лет счастливого брака стала еще красивее, и даже беременность ее не испортила. Поэтому когда она заспанная и непричесанная приподнялась на локте и взглянула своими синими глазами на присутствующих, профессор Одли сказал то, что обычно говорили почти все мужчины, когда видели ее в первый раз:       – Эээ...       Его коллега оказался более устойчивым к Леттиным чарам и смог произнести целых два звука.       – Эээ... Ыыы... – промямлил он.       Кудесник обычно не одобрял такой разговорчивости. Одним из своих фирменных взглядов он тут же внушал болтунам внезапное, но глубокое понимание того, что красотой миссис Салиман следует любоваться молча. И желательно с расстояния в десять-пятнадцать миль. Но сейчас он даже не обратил на них внимания – он помогал Летти сесть, нежно поддерживая ее плечи.       – Летти, может, тебе не вскакивать сразу? – ворковал он. – Может, полежать?       – Мне в туалет надо, – проворчала она в ответ. – Скорее, давай, поднимай меня.       – Летти, – Блумфилд перешел все границы, – втолкуйте своему твердолобому мужу, что вам надо обследоваться в нашей клинике. Волшебство волшебством, но летаргия...       Спасло профессора только то, что в руках у Салимана в этот момент была жена, и отбросить ее он не мог. Будь его руки свободными, через секунду они сомкнулись бы на профессорской шее. И чтобы спасти неразумное светило науки от неминуемой смерти, Хаул подскочил к нему и ловко заклеил его рот скотчем, пока он не успел еще что-нибудь сказать.       – …давай живее, – вдруг прозвучал требовательный голос Софи. – Найди его и покажи мне. И не надо говорить, что около него нет ни одного зеркала – такого быть не может. Он ведь только и делает, что любуется собой. А я хочу его увидеть прямо сейчас, вредная ты стекляшка.       Зеркало, прислоненное к комоду, снова обзавелось твердой поверхностью, прояснилось и показало Софи на фоне обоев с кастрюльками и паутины с пауками.       – Ой, Летти, ты проснулась! – воскликнула она. – А я уже чуть с ума не сошла. Никто мне ничего не рассказывает.       Хаул закатил глаза и шагнул в сторону, чтобы попасть в поле ее видимости, но Богомол его опередил. Он тоже сунулся к зеркалу и заулыбался.       – Добрый день, госпожа Пендрагон.       – Господин Вебер, и вы здесь, – обрадовалась Софи. – Приходите к нам обедать.       Такого удара судьбы Хаул не ожидал. Он застыл, вытаращив глаза, и чуть было не начал шипеть по-кошачьи, потому что все человеческие слова вылетели у него из головы.       Богомол повернулся к Хаулу и окинул его таким торжествующим взглядом, что речь к нему тут же вернулась.       – Только попробуй согласиться, – прорычал он, почти не размыкая губ.       Богомола такая реакция Хаула лишь повеселила.       – С удовольствием приду, – ответил он Софи, улыбнувшись еще шире. – Я сегодня еще ничего не ел и умираю с голоду.       – Все, тебе конец, – сообщил ему Хаул.       Салиман тем временем усадил Летти на кровати, надел ей на ноги тапочки, помог встать и бережно повел из спальни. Причем Летти готова была двигаться гораздо быстрее, но кудесник к этому был еще не готов.       – Миссис Салиман, – Даэгмар пошел вслед за ними, – что вам снилось? Вы что-нибудь помните? Это важно.       – Ничего не помню, – отмахнулась Летти раздраженно. Ей срочно нужно было в туалет, а Бен тащился как черепаха. – Хотя… – она задумалась, – кажется, было что-то о вас. Как будто какую-то вещь нужно расколоть. Или, наоборот, не дать ей расколоться. Бен скорее! – велела она. – Если это важно, – она снова взглянула на Марка, – не надо было выдергивать меня из сна так резко. Сами виноваты!       Хаул, Салиман и Богомол накинули на весь дом кудесника такую плотную сеть охранных заклинаний, что удивительно, как сквозь них еще проходил воздух. Профессоров вернули домой. Причем Блумфилд отчаянно этому сопротивлялся. Как только ему развязали руки и ноги, он стал выглядеть не то что не напуганным, а вообще совершенно счастливым. Он совал нос во все неведомое, задавал безумные вопросы и мигом подружился с Богомолом на почве желания провести эксперимент по замене людям конечностей. Он умолял взять его с собой на обед в ходячий замок и чуть не расплакался, когда кудесник обманом заманил его в центр выбитых на каменном полу символов, обещая показать еще немного волшебства, а вместо этого перенес к заброшенной водонапорной башне на окраине Кардифа.       – Это было волшебство, – съязвил Салиман и исчез, прежде чем профессор успел в него вцепиться.       Лишь после этого кудесник занялся доктором Джоулзом. Он отвел его в лабораторию и усадил в собственное кресло, в котором кроме него разрешалось сидеть только Летти.       – Когда вы закончите заклинание? – требовательно спросил врач. Он, наконец, снял штаны, под которыми обнаружились кальсоны сплошь в маленьких конфетках и клубничках. Кудеснику Салиману едва удавалось не ухмыляться слишком уж открыто. – Я уже придумал для него отличное название – «Чудо доктора Джоулза»       – Скоро, – Салиман, опустился перед ним на колени, а оторванную ногу положил справа от себя. – Мне нужно еще отрегулировать уровень фильтрации ядов, – он вздохнул и замялся. – Доктор Джоулз, я хотел бы принести вам свои глубочайшие извинения. Я был не прав и крайне сожалею, что владевшее мною в тот момент беспокойство о состоянии миссис Салиман толкнуло меня на этот неверный шаг.       – Чудовищный! – поправил его врач.       – Чудовищный, – покорно согласился Салиман.       Доктор Джоулз поежился. Его несколько смущала необходимость сидеть перед придворным магом в нижнем белье, а конфетки с клубничками еще больше добавляли неловкости.       – Вы очень правильно делаете, что просите у меня прощения, стоя на коленях, – проворчал он, – но давайте продолжим разговор, когда у меня снова станет две ноги.       – Еще одну минуту, – тихо сказал Салиман, и врач испуганно вздрогнул. – Сначала я хотел бы услышать от вас, что произошедшее не повлияет на наши с вами будущие отношения, и что мы можем рассчитывать на вашу помощь, когда у моей жены начнутся роды.       – А если вы этого не услышите? – пискнул врач несколько истерично, но в то же время не без вызова.       – Тогда, боюсь, я буду вынужден оставить вашу ногу пока у себя. Как залог нашей дружбы.       Доктор Джоулз откинулся на спинку кресла.       – Не могу понять, как миссис Салиман до сих пор вас не бросила, – подивился он. – Вы ведь невыносимый тиран. И да будет вам известно, я знаю, что такое врачебный долг, и не оставил бы вашу жену без помощи в любом случае. Бедная женщина не виновата, что ее муж такое чудовище. Наверняка вы заставили ее выйти за вас угрозами и обманом.       – В некотором роде, – признался кудесник.       – А теперь приделывайте мне ногу.       Салиман взял отделенную конечность, а врач подтянул повыше кальсоны, обнажая обрубок бедра.       – Как это происходит? Какое-то заклятье соединения?       – Сейчас увидите, – Салиман приблизил ногу дюймов на десять, и верх ее покраснел. Доктор схватился за свое также покрасневшее бедро.       – Ох, я чувствую кровообращение усилилось.       – Соединяющие чары включены в общее заклятье, поэтому ничего особенно делать не нужно – достаточно лишь поднести отделенную часть, и она сама притянется к телу.       – Отлично, – одобрил доктор, но тут же побелел и дернулся, пытаясь вжаться в кресло.       Стоило Салиману придвинуть ногу еще чуть ближе, как кожа на местах, которые должны были срастись, потянулась друг к другу. Под ней образовались багровые пятна свежих кровоизлияний. С неприятным чавкающим звуком мягкая плоть слилась, кости стукнулись друг о друга, мышцы, сосуды и нервы соединились. Еще несколько мгновений бедро доктора опоясывало бледно-розовое выпуклое кольцо, но вскоре оно растаяло, не оставив никаких следов.       – Это очень больно, – признался Джоулз, вытирая со лба выступивший пот. – Так не пойдет! «Чудо доктора Джоулза» не должно причинять страданий.       Он пошевелил ногой и стал натягивать брюки.       – Да, это я исправлю, – Салиман протянул доктору руку и поддерживал его, пока тот с осторожностью ступал на вернувшуюся в его распоряжение конечность. – И еще у меня для вас есть подарок.       Доктор тут же перестал на него опираться и шагнул в сторону, позабыв о ноге.       – Опять котенок?! – воскликнул он, – Вы уже всех достали со своими котятами.       – Нет, доктор Джоулз, это другое. Вообще-то у меня на счет него были другие планы, но в свете сегодняшних событий… - Салиман вздохнул. - Если вы станете пользоваться этой вещью, то сможете в случае необходимости быстро добираться до нашего дома, и мне больше не придется вас похищать.       Через полчаса спокойная добропорядочная улица толстых кошек испытала еще одно потрясение. Это было даже похлеще выкрика «Сосиски», который все обсуждали потом еще неделю. Трясясь на крупной брусчатке, ухая в ямки и подпрыгивая на бугорках, меж домами мчалась белоснежная коляска. Она могла бы показаться вполне обычной, если бы не одно обстоятельство – мчалась она сама по себе, без помощи лошадей или каких-либо других животных.       Сидели в коляске два человека – королевский врач доктор Джоулз и первый придворный маг кудесник Салиман, который, по свидетельствам очевидцев, был чуть ли не белее краски самого средства передвижения.       Толком жителям улицы разглядеть ничего не удалось, потому что скорость у этого адского механизма была бешенная – миль пятнадцать в час, не меньше. Но впоследствии все сошлись во мнении, что никаких поводьев у нее тоже не было. А управлялась она небольшим колесом, насаженным на вертикальную ось перед сиденьем доктора Джоулза.       Доктор энергично крутил это колесо, а коляска рыскала в стороны и норовила развернуться поперек дороги. Время от времени он бросал его и обеими руками хватался за большую резиновую грушу, прикрепленную к сияющему медному рожку. При сдавливании воздух из груши вырывался, и рожок оглашал Кингсбери пронзительным криком.       Собаки от этого звука сходили с ума, прохожие в ужасе бросались в стороны, а самые чувствительные дамы даже падали в обморок, если, конечно, рядом были достойные кавалеры, готовые подхватить их на руки.       Доктора Джоулза все это приводило в полнейший восторг, а кудесник Салиман, наоборот, приобретал все более зеленоватый оттенок, и в моменты, когда доктор радостно дудел на весь город, он торопливо хватался за управляющее пятое колесо, чтобы не дать коляске раздавить слишком много пешеходов.