Пятая шляпка для Марты

      Дела занесли Хаула далеко от Кингсбери, и домой он возвращался через дверь в Маркет-Чиппинге. Вернее, попытался вернуться, но безуспешно, потому что за дверью вместо его дома оказалась пустота – тьма без света и материи. Он сунул в нее руку, надеясь нащупать хоть что-нибудь, и выругался, когда это ему не удалось.       Кудеснику Салиману как первому придворному магу приходилось много путешествовать, поэтому он не поленился наставить по всей Ингарии каменных кругов и перемещался между ними мгновенно и без всяких усилий. Ближайший к Маркет-Чиппингу круг располагался в Нижних Горках. Его кудесник соорудил первым, чтобы удобнее было обхаживать Летти, пока она еще училась у миссис Ферфакс.       В раздражении Хаул скакнул в Горки, залез в центр круга и без приглашения возник в лаборатории кудесника.       – Дверь сломалась, – сообщил он недовольному этим вторжением Салиману. – И куда только Кальцифер смотрит.       Салиман буркнул что-то неразборчивое, а Хаул почесал за ушком Бусю и спокойно направился домой. Но стоило ему свернуть в Королевский переулок, как спокойствие сменилось тревогой – в переулке было подозрительно многолюдно, а впереди, где-то возле дома № 14, которого еще не было видно, стояла толпа зевак.       По опыту Хаул знал, что наличие этой категории людей не предвещает ничего хорошего. Причем количество их прямо пропорционально масштабам произошедшего несчастья. А толпа возле его дома собралась внушительная. Возле его…       Приблизившись еще немного, Хаул увидел, наконец, то, на что пялились несколько десятков любопытных горожан. Он моргнул и даже встряхнул головой, не веря своим глазам – дома № 14 не было. Между домами 12 и 16 располагалась живописная яма в земле и больше ничего.       Майкл подошел немногим раньше Хаула. Он уставился на яму с точно таким же ошарашенным видом, как и остальные жители Королевского переулка, а несколько пауков, сбившихся в кучку в том месте, где раньше было крыльцо, обрадовались родному человеку и со всех ног бросились к нему, в ужасе от незнакомого мира вокруг. Открыв черный саквояж, с которым не расставался, Майкл аккуратно засунул в него бедных животных       – Хаул! – воскликнул он. – Что произошло?       Хаулу тоже хотелось задать кому-нибудь этот вопрос. И он, пожалуй, задал бы его Майклу, если бы тот его не опередил. Но теперь, когда выяснилось, что об этом спрашивать бесполезно, чародею ничего не осталось, как озвучит еще один:       – А где Софи и Морган? – спросил он, и внутри у него уже заранее что-то больно потянуло вниз.       – Когда я уходил, они были дома, – ответил Майкл.       Хаул вспотел. Обычно этого с ним не случалось, но сейчас он почувствовал, как рубашка прилипла к спине, а над верхней губой выступили мелкие капли. Его дом и его семья исчезли, и он понятия не имел, куда.       – Замок пропал! – выпалил он, вновь врываясь в лабораторию Салимана.       Кудесник неторопливо распрямился. Перед ним на стуле сидел один из его учеников с закатанной штаниной. Лицо его было белым, а губы дрожали.       – Опять? – сказал Салиман недовольно. – Надеюсь, ты не выбросил Софи в лесу, как в прошлый раз?       Стоило ему отвернуться, парень вскочил и вылетел из комнаты.       – Ну вот, и этот сбежал, – кудесник вздохнул. – Давай ее с Морганом сюда и разбирайся со своим замком.       – Софи и М… М… – Хаул с удивлением обнаружил, что умеет не только потеть, но и заикаться, – Моргана тоже нет.       Маги сбились с ног. Как они ни старались, пробиться ни в один их трех зафиксированных в пространстве входов им не удалось, а четвертый исчез вместе с самим замком. Кальцифер не откликался ни на какие призывы, и, судя по всему, волшебное зеркало у них в прихожей перестало существовать.       Отчаявшись добиться результата привычным колдовством, Хаул с кудесником оставили Майкла в лаборатории ждать возвращения разосланных ими во все стороны заклятий, а сами принялись методично прочесывать лес между Кингсбери и Маркет-Чиппингом, где по их прикидкам должен был находиться собственно ходячий замок в момент своего исчезновения.       Софи с Морганом к тому времени уже совсем заскучали. Из дома они выскочили на каком-то лугу с ромашками, и поблизости не было ни человеческих тропинок, ни струек дыма из очагов. Ближайшая деревня могла оказаться в десятке миль от них и к тому же неизвестно, в каком направлении. Так что, посовещавшись, они большинством голосов решили остаться на месте и подождать, пока отец их найдет.       Садиться в платье на сочную траву – значит погубить платье, поэтому, когда Морган вволю набегался, а Софи устала стоять, ей пришлось пожертвовать одной из нижних юбок. Некоторые смелые дамы в столице уже отказались от них, и она тоже была не прочь попробовать, но Хаул обожал шелковые чулки и нижние юбки с кружевами. Все ее попытки избавиться от этих необязательных деталей белья наталкивались на оглушительные вопли и душераздирающие стенания. Поэтому под платьем Софи пряталось целых две кружевных юбки, и одна из них как раз ей пригодилась. Она сняла ее, расстелила на земле, и они с Морганом улеглись отдохнуть и поиграть в облака. А потом они разулись, стянули чулки и, лежа на животе, стали рассматривать всяких жуков. Морган нашел здоровенного мертвого кузнечика, и когда на поляну вышли Хаул с кудесником Салиманом, они так сосредоточенно изучали его стрекотательный механизм, что не сразу их заметили.       Хаул тоже не спешил обнаруживать свое присутствие – он любовался тем, как Софи и Морган болтают в воздухе босыми ногами. Вид четырех розовых пяток показался ему прекраснейшим из зрелищ. Он готов был дня три вот так стоять и смотреть на них, но у кудесника Салимана не хватило терпения даже на минуту.       – Нашлись, – констатировал он очевидное.       Услышав голос, Софи с Морганом обернулись.       – Папа! – обрадовался малыш. Он вскочил и побежал к нему навстречу.       – Морган, стой! – велела Софи, поспешно засовывая ноги в ботинки. – Обуйся, ты уколешься.       Но ребенок уже был на руках у отца, а потом Хаул одной рукой обнял и Софи, мешая ее попыткам натянуть на Моргана хотя бы носочки.       Чувства переполняли его. Ему казалось, что еще немного, и он вдобавок к заиканию начнет и слезу пускать, а это было совсем уж лишним. Софи что-то взволнованно тараторила, Морган рассказывал про кузнечика, а Хаул стоял и почему-то не мог оторвать взгляд от расстеленной на земле нижней юбки. Как только она освободилась, пауки, напуганные шевелящимися травинками и дикими насекомыми, тут же забрались на этот белый шелковый островок безопасности и дрожали, сбившись в кучку.       – Хаул! – Софи дергала его за краешек камзола и ждала ответа на какой-то вопрос, которого он не слышал. – Хаул, что ты молчишь?       Хаул с трудом очнулся, перехватил Моргана поудобнее и на мгновение прижался щекой к макушке Софи.       – Вот видишь, – сказал он первое, что пришло ему в голову, – я же говорил, красивая нижняя юбочка никогда не повредит.       Вдруг один из кустов бузины неподалеку зашевелился, и из-под него вылез ходячий замок размером с курицу. Он бросился было к Хаулу, но оказалось, что одна его лапа привязана к стволу белым поясом от нижней юбки.       Хаул опустил Моргана на землю.       – Кальцифер, – позвал он.       – Здесь я, – недовольно пробурчал замок. Он подпрыгивал, пыхтел и пускал в воздух тонкие струйки черного дыма. – Скорее вытаскивай меня отсюда, скорее! Смотри, что они со мной сделали, – он поднял лапку с поводком.       – Это я его привязала, – извиняющимся тоном пояснила Софи. – Он хотел бежать к тебе в Маркет-Чиппинг, а я боялась, что он, такой маленький, не добежит и потеряется в лесу.       – Правильно, – одобрил Хаул.       – Ах вот ты как, ах вот как! – обиделся Кальцифер.       – Не дыми, – чародей встал перед ним на колено, чтобы отвязать. – И как же ты туда залез?       – Никуда я не залезал. Меня сдавили, так сдавили… Учти, я страшно зол, вот-вот начну испепелять все подряд.       Кудесник Салиман не тратил времени на всякие сантименты и светские разговоры. Он полез в один из потайных карманов своей мантии и извлек из него целый пучок жестких трубок, какие-то крепления и лупу с деревянной ручкой.       Хаул, чтобы не ударить в грязь лицом, сделал умный вид и тоже сунул руку в карман, но у него в кармане нашлось лишь серебряное зеркальце, кусочек замши для полировки ногтей и большая шоколадная конфета с трюфельным кремом и дроблеными орехами. Салиман окинул Хаула таким уничтожающим взглядом, что тот смутился, поспешно спрятал зеркальце и замшу обратно, а конфету отдал Софи.       Софи развернула ее, разломила на две части, и они с Морганом тут же умяли свои половинки, потому что уже изрядно проголодались.       Соединив трубки в треногу, кудесник закрепил на ней лупу и попытался установить так, чтобы через выгнутое стекло можно было увидеть ходячий замок. Но тот не стоял на месте. Он нервно скакал вокруг, сминая ромашки и распугивая кузнечиков.       – Пусть замрет хоть на минутку, – бросил Салиман Хаулу.       Чародей рассматривал странное сооружение с некоторым сомнением и даже опаской.       – Зачем? – спросил он.       Замок тоже заволновался и на всякий случай спрятался за юбкой Софи.       – Увеличивать его буду, – важно поясни Салиман. – Надо же вытаскивать вашего демона. Это дело непростое.       – А что тут вытаскивать, – Хаул наклонился и протянул руку. – Ну-ка, иди сюда.       Замок послушно приблизился к чародею, а тот ловко схватил его за ногу и встряхнул.       Кукольный домик расправился и немного увеличился, как расправляется мокрое белье, когда хозяйки хорошенько встряхивают его, прежде чем повесить сушиться. Кальцифер синей каплей выпал из раскрывшегося дверного проема и плюхнулся в ромашки.       – Ой-ой-ой! Предупреждать же надо! – он с облегчением раздулся, взлетел в небо и там рассыпался водопадом голубых искр. – Уф, наконец-то!       Хаул поставил замок на траву, крепко ухватился за одну из его труб и потянул вверх. Как Софи ни пыталась разглядеть потоки волшебства, ей это не удавалось. Она видела лишь, как его длинные пальцы с отполированными ногтями прикасаются к разным углам замка. А вот кудесник Салиман явно видел больше, и, судя по тому, как сначала застыло, а потом изумленно вытянулось его лицо, творил Хаул что-то невообразимое.       Ходячий замок рос прямо на глазах. Вскоре руки Хаула перестали дотягиваться до его крыши, но это было уже не нужно. Какой-то механизм запустился и дальше действовал сам. Чародей велел всем отойти в сторонку, а мрачная махина рывками поднималась все выше и выше.       Огромные камни грохотали, балки скрипели, а изнутри слышался густой давящий гул, словно некая сила наполняла замок и растягивала его в разные стороны.       – Очаг мой не сломай, – напомнил Кальцифер. Он завис рядом с людьми и наблюдал за происходящим с таким же вытянувшимся лицом. – Ишь ты, как разошелся.       Замок вздрогнул в последний раз, дохнул дымом и замер. Темная громада нависла над ними, закрывая солнце. Вот только вместо двери в проеме зиял пустой черный прямоугольник. Хаул сморщил нос от досады.       – Ах черт! Боюсь, отсюда мы домой не попадем. Голыми руками я не смогу сделать вход, – признался он. – Придется, наверное, поднимать ветер и лететь в Кингсбери самим.       Софи с Морганом радостно переглянулись, но кудесник Салиман тут же задавил назревающее приключение. Он опять полез в недра своих бездонных карманов и извлек на свет жестянку с самым обычным заклятьем "Снова дома".       – Как можно отправляться куда-то с пустыми руками, – проворчал он.       – Гениально! – в отличие от Моргана Хаул заклятью только обрадовался.       Он подскочил к расстеленной на траве нижней юбке и аккуратно поднял ее за края.       – Держи, – вручив Софи этот импровизированный мешок с пауками, он подхватил Моргана на руки и огляделся. – Так, ничего не забыли?       Морган пощупал подозрительно оттопыривающийся карман.       – Ничего.       Хаул пересадил ребенка на левую руку, а правую протянул Салиману, и тот насыпал ему в ладонь добрую порцию зелья, достаточную для переноса четырех человек и легкого багажа.       – Домой! – скомандовал Хаул.       "Фьють" – свистнул ветер у Софи в ушах.       На самом деле никакой ветер, конечно, нигде не свистел. Потому что переносило это заклинание не по воздуху, а каким-то совершенно иным способом. С его помощью путь до дома всегда занимал ровно одну секунду, независимо от того, где этот дом находился.       Морган едва успел взвизгнуть от восторга, но голос его прозвучал уже не на лугу с ромашками, а в доме № 14 по Королевскому переулку.       – Прибыли, – сообщил кудесник. У него была ужасно неприятная привычка озвучивать самые очевидные вещи. – Собирайтесь не мешкая, – велел он, – и давайте к нам ужинать, чтобы Летти видела, что вы живы и здоровы. Поняли?       – Поняли, – послушно ответили Пендрагоны.       – Ей вот-вот рожать, а она опять волнуется из-за вас, – Салиман взмахнул полами мантии и удалился, бормоча известные во всех мирах сакраментальные фразы вроде: "За что мне это все" и "Дал же бог родственничков".       Обитатели ходячего замка начали осторожно оглядываться.       Сказать, что в доме совсем не осталось целых вещей, было нельзя. К примеру, полки с зельями в прихожей ничуть не пострадали. Стеклянные бутыльки все так же зеленели буквой «У» на фоне горшков и мешочков с травами, а если в бардаке на столе и произошли какие-то изменения, то уловить их не смог бы никто, даже Хаул. Бардак этот вообще жил своей собственной жизнью и не поддавался ничьему влиянию.       В кухне уцелел холодильный шкаф, сжиравший по пять охлаждающих заклятий в день, и большая часть всякой утвари, особенно та, что в момент катастрофы находилась под действием заклинания «Мойся, посуда, мойся». Тарелки стояли на рабочем столе сияющей стопочкой, а ложки и вилки торчали из чистой кастрюли даже не погнутые. Оказалось, что магия – очень гибкая штука.       Что же касается предметов, не тронутых волшебством, то от них остались лишь кучки обломков да воспоминания. Все они были разбиты, разрушены, раздавлены, разломаны, раздроблены, разорваны, разлиты, рассыпаны и разбросаны. Иными словами, в доме царил полнейший разгром.       Морган, увидев всю эту красоту, сначала побледнел, потом покраснел, а потом снова побледнел, продемонстрировав тем самым семейный талант, доставшийся ему от матери.       – Я нечаянно, – сказал он тихо.       Его круглое личико сморщилось, губы задрожали, а из глаз хлынули слезы.       Софи присела на корточки и обняла плачущего ребенка.       – Конечно, ты нечаянно, – ласково сказала она. – Мама тебя не ругает.       – Па... па... – ревел ребенок.       – И папа тебя не ругает.       – Па... паучки не все, – с трудом выговорил Морган сквозь рыдания.       Тем временем огромные мохнатые животные, коротавшие с ними время на лугу, с ошарашенным видом разбредались по своим привычным углам.       – Остальные у Майкла, – сообщил Хаул. – В сумке у него сидят.       Морган схватил двух первых попавшихся зверюг, поцеловал их и прижал к щекам. Пауки, свесив лапы, терпеливо пережидали обрушившиеся на них нежности.       Начав было успокаиваться, ребенок огляделся, и лицо его приобрело ровный малиновый оттенок.       Софи испуганно вцепилась в рукав Хаула.       Не так-то просто растить маленького волшебника. Талант к чародейству бывает у многих детей, самое сложное – не загубить его. Сколько великих магов не стали ни великими, ни магами. Сколько могучих колдунов так и не научились колдовать. А все из-за того, что в детстве, когда в них только-только начинала приоткрываться маленькая дверца, через которую течет волшебство, они закрыли ее навеки. Ведь стоит малышу набедокурить, неудачно поколдовав, пока он еще не может себя контролировать, как на него обрушиваются всяческие наказания. И тогда, чтобы избежать повторения этого болезненного опыта, чтобы его больше не ругали и не шлепали, ребенок делает то, что, как ему кажется, спасет его от страданий – он захлопывает внутри себя эту невидимую волшебную дверцу. А единожды закрытая, она не открывается больше никогда.       Софи и Хаул замерли в ужасе, уставившись друг на друга. Морган был очень чувствительным мальчиком, его не нужно было даже ругать – один вид разгромленного дома и едва не погибших пауков могли так напугать его, что это спонтанное уменьшение стало бы последним колдовством в его жизни.       – Хаул, – шепнула Софи, – сделай что-нибудь.       Хаул еще секунду постоял, лихорадочно соображая, а затем вдруг встрепенулся и радостно завопил:       – Какое счастье!       – Чего? – не понял только сейчас подоспевший Кальцифер. Иногда их сверхъестественное взаимопонимание все-таки давало сбой.       – Слава всем богам! Наконец-то мы избавились от этого шкафчика! Он здесь как бельмо на глазу стоял, я вечно об него спотыкался. Все ноги об него обломал, вот, – он предъявил зрителям конечность без каких-либо следов повреждений.       – Ага, давно хотел его съесть, – подхватил Кальцифер, сообразив, что к чему, и в мгновение ока слизнул останки злосчастного предмета мебели.       Софи с Морганом уставились на них. Ребенок перестал плакать и только громко икнул в наступившей на мгновение тишине.       – А тут у нас что?       Хаул вытащил из груды мусора непонятный ком, состоящий из сплетения ниток и чего-то на первый взгляд казавшегося гладкой металлической проволокой разной толщины.       – Мои принадлежности для шитья… – пробормотала Софи.       Спицы, крючки и иголки смялись и так переплелись с пряжей, что никаким волшебством их было уже не разнять.       – Точно! – Хаул выглядел крайне довольным. Он положил руку сыну на голову и потрепал темные волосенки. – Морган, дружище, – сказал он торжественно, – возможно, ты только что спас мир.       – Ах, ты так! – обиделась Софи. – Тогда как здорово, что сломалась вот эта рама. Глаза б мои ее не видели!       Хаул с грустью посмотрел на гору щепок, бывшую некогда старым багетом размером шесть на шесть футов. Он где-то раздобыл его, причем Софи сомневалась, что законными методами, приволок в дом, и с тех пор эта рухлядь стояла у них в коридоре, прислоненная к стене, потому что больше вместить ее было некуда. Зачем он понадобился ее муженьку, Софи даже не представляла. Наверное, вещь эта была из той же серии, что и старинный чайник, мраморная рука, отломанная от какой-то статуи, и целый горшок обкатанных морем разноцветных камней, появление которых Хаул объяснял одним только словом – «Красиво!».       – А мои бы глаза не видели вот этого коврика! – не остался в долгу Хаул, указав на какую-то жеванную тряпку у кресла. – Оранжевый с зеленым, бррр… хоть в дом не заходи.       – Ну знаешь... – засопела Софи.       Кальцифер картинно перекувыркнулся в воздухе и вылетел на улицу, решив, что столько всякой дряни ему не съесть. А люди и пауки остались в доме и вскоре выяснили, что до катастрофы и прихожая, и кухня, и гостиная были просто завалены всяким барахлом, от которого всем давно не терпелось избавиться.       Покончив с первым этажом, они двинулись наверх, чтобы оценить размер катастрофы в спальнях. Меньше всего пострадала комната Моргана, и малыш вздохнул с облегчением. Самое невероятное – дом пауков стоял цел-целехонек. Ни один кусочек картона не помялся, ни одна палочка не отвалилась, ни одна паутинка не надорвалась. Каждый вечер, читая Моргану книжки, Хаул укреплял чудовищное сооружение заклинанием-другим, чтобы оно не рухнуло в один прекрасный момент, погребя под собой ребенка вместе со всеми его любимыми пауками. И теперь этот паучий муравейник был так пропитан волшебством, что без труда пережил бы небольшой конец света или какой другой глобальный катаклизм средней степени тяжести.       – Ух ты! – сам себе поразился чародей.       Морган к этому времени уж совсем успокоился, и, когда они добрались до родительской спальни, взирал на окружающие разрушения едва ли не с гордостью.       – Кровать, – сухо констатировала Софи, глядя на здоровенную кучу обломков и обрывков.       – Да ладно, – отмахнулся Хаул. – Мы бы ее все равно скоро сломали, все к этому шло.       – Почему? – удивился Морган.       – Так ты же прыгал на ней каждый вечер.       – Не каждый, – с сожалением протянул ребенок. На его взгляд, он прыгал этой кровати гораздо меньше, чем следовало.       – Ну, через вечер. В общем, ей, бедняжке, уже недолго оставалось. К тому же, у нас есть отличный шкаф. Помнится, ты, Софи, проявляла некоторый интерес к одежным шкафам и нишам, да?       Софи уже начала замахиваться локтем, чтобы слегка ткнуть Хаула в бок, но замерла, уставившись на нетронутый бедствием гардероб, гордо сияющий лаком посреди всеобщего разорения. Это даже пугало.       – Что ты с ним сделал? – спросила она строго.       – Тут такое дело… – Хаул будто бы даже слегка смутился. – В общем, эээ… он больше внутри.       – Что, твои наряды уже перестали вмещаться? – догадалась Софи.       – Должно же у меня быть немного одежды, – возразил чародей. – Тем более теперь, когда мы так удачно расчистили пространство… – договорить он не успел.       – А знаете что, – вдруг выпалил Морган, лучась энтузиазмом. – Я могу еще раз так сделать!       – Нет! – воскликнули Софи и Хаул одновременно, сообразив, что слегка перестарались, утешая свое чадо. – Не будем спешить, – Хаул снова потрепал ребенка по голове. – Сначала нам надо накопить хоть немного ненужных вещей.       – Ладно, – легко согласился Морган.       Хаул протянул ему руку, и он с серьезным видом вложил в нее свою ладошку для рукопожатия.

***

      По возвращении от Салиманов Морган с отцом два часа уменьшали и увеличивали разные предметы, доломав то, что чудом выжило при катаклизме. Наконец малышу удалось поймать какое-то тонкое чувство внутри себя и научиться его контролировать.       Обессиленный, но страшно довольный собой он заснул без задних ног, а Софи с Хаулом вынесли из спальни основную массу обломком, расстелили на полу одеяло и улеглись на него.       Первые несколько минут это даже казалось Софи романтичным: вот так без кровати они еще не лежали. Никакие испытания не помешали Хаулу после ванны обмазаться своими снадобьями, и он так приятно пах чем-то фруктовым, что Софи прижалась к нему и зарылась носом в его плечо. Но вскоре ее косточки прочувствовали всю твердость деревянных досок под тонким слоем шерсти, и она принялась ворочаться, пытаясь устроить их поудобнее. Хаул не спал, но лежал подозрительно тихо – о чем-то размышлял.       – Хаул, – не выдержала Софи, – научи ребенка пускать зеленую слизь. От нее хотя бы мебель не ломается.       Хаул тут же повернулся на бок.       – Я уже думал, ты никогда не попросишь, – в темноте блеснула его улыбка. – Здорово, правда?       – Что здорово?       – Вот это все, – он выпростал руку из под укрывавшей их махровой простыни и неопределенно обвел комнату. – Как он уменьшил замок. И целый дом в Кингсбери. А Кальцифера – огненного демона – закрыл в нем как паука в коробочке. Это у него, конечно, от меня! – закончил он самодовольно.       Софи приподнялась на локте.       – Почему это сразу от тебя? – возмутилась она. – Может, от меня. Вот если бы он слизь пускал – это точно было бы твое. А размеры – явно по моей части, – она оттянула двумя пальцами воротничок пижамы, демонстрируя Хаулу особенно зубастого крокодила. Красные огоньки его глаз светились в темноте. – И еще найди завтра эту крысу, пусть живет у нас.       – Нет, – отрезал Хаул, разом теряя все свое самодовольство.       – Я уже пообещала Моргану, – спокойно сообщила Софи.       Хаул резко сел.       – Что ты сделала?       – Сказала Моргану, что мы не против, и что завтра ты приведешь Васю к нам. Мы же не можем обмануть ребенка.       – О, боги, – чародей рухнул обратно на одеяло, слегка приложившись головой об пол, но тут же снова подскочил. – А ну-ка, посмотри на меня.       Он навис над Софи, загораживая бледный лунный свет.       – Так и есть… – протянул он изумленно. – С ума сойти, Софи, да ты околдована!       – Не говори ерунды! – отмахнулась она. – Я сегодня целый день только с Морганом и общалась.       Хаул хохотнул.       – Ага!       – Но… – до Софи постепенно начинала понимать, – но не может же быть… он же не мог так со мной…       – Очень даже мог! – вместо того, чтобы посочувствовать ей, Хаул раздувался от гордости. – Если он нечаянно весь дом разворотил, то наложить на тебя чары убеждения ему вообще ничего не стоило. Наверное, как раз уговаривал тебя взять Васю и тут – бац! – новый всплеск. Скорее всего, он и сам ничего не понял.       Софи немного помолчала. В отличие от Хаула она была не столько горда, сколько расстроена. После встречи с болотной ведьмой у нее выработалась стойкая неприязнь ко всяким заколдовываниям.       – Но ты ведь можешь его снять? – спросила она с тревогой.       – Конечно могу, – подтвердил Хаул. – Морган – мой сын, его магию я чувствую почти как свою – раз плюнуть. Но не буду.       – Что?!       – Понимаешь, надо проверить, как долго эти чары продержатся. С домом мы такой эксперимент провести не могли, а то нам жить было бы негде, а с тобой – запросто.       – Я тебе дам эксперимент… – вдруг Софи вспомнила о более важном. – А Васю ты ведь найдешь, да?       Она сама услышала жалобные просительные нотки в своем голосе и ужаснулась, а Хаул только еще больше расцвел.       – Обалдеть! Вот это мощь, – восхитился он.       На лице его нарисовалось очень знакомое Софи выражение – предвкушение новой игры. Он поудобнее уселся, скрестив ноги.       – Так вот, насчет Васи, – сказал он серьезно. – Боюсь, я не могу на нем сосредоточиться, пока на меня смотрят эти крокодилы. Думаю, если бы ты сняла пижаму, Софи, мне было бы легче структурировать мысль.       Софи тоже села. Руки ее сами взметнулись вверх к воротничку и начали быстро вынимать из петелек гладкие пуговички. Чародей наблюдал за ее действиями с восторгом ребенка, впервые увидевшего сражение волшебных оловянных солдатиков.       – Потрясающий эффект...       – Хаул, прекрати!       – Нет, Софи, мы должны хорошенько изучить силу этих чар.       Она сняла пижамную куртку.       – Продолжай.       Софи взялась за пояс штанов. Пальцы торопливо потянули кончик завязки, распустили бантик и одинарный узел под ним. Она понимала, что и торопливость эта, и вообще желание подчиниться не ее собственные, что вызваны они исключительно убеждающим заклятьем, но понимание это ничуть не освобождало из-под его власти. «Ладно, – думала, она. – Прежде всего надо вернуть Васю. Это сейчас самое главное! Пока мы тут возимся, он где-то совсем один, а Вася не может быть один, ему очень плохо одному. После разберусь с наведенными чарами. Ну а потом уже можно будет хорошенько поквитаться с Хаулом».       – Учти, как только я расколдуюсь, тебе несдобровать, – предупредила она.       – А? – шевельнулся Хаул, выныривая из своих мыслей. – Я готов принести эту жертву, – пробормотал он, глядя, как голые ноги Софи выскальзывают из крокодильчиковой фланели. – Чего только не сделаешь ради науки...

***

      Когда на следующий день к ним заявился кудесник Салиман, Вася уже был в доме.       Все утро обитатели ходячего замка выбрасывали безнадежно погибшее и чинили подлежащее починке. Поначалу Софи пребывала в легком шоке, одной за другой лишаясь привычных и нужных в хозяйстве вещей, но вид живого и невредимого Хаула и совершенно счастливого Моргана как-то постепенно успокоил ее. Она прониклась всеобщим ощущением приключения и лихо скакала по лестницам, вынося на улицу обломки мебели, пока у всех от голода на заурчало в животах.       Кальцифер так переживал из-за своего вчерашнего фиаско, что даже позволил пожарить на себе яичницу с ветчиной и помидорами, потому что кухонная плита была искорежена, и до нее руки пока ни у кого не дошли. Обедали домочадцы, сидя на полу и в прекрасном расположении духа.       Кудесника никто не звал, а когда он возник на пороге, его даже не пригласили войти, но он бесцеремонно отодвинул плечом Софи и шагнул в прихожую.       – Хм, – только и сказал он.       Напустив на себя важный вид, он прошелся по дому и осмотрел порядком опустевшие комнаты, издавая крайне неодобрительное хмыканье и невероятно раздражающие замечания типа: «Ну-ну».       На пороге спальни Хаула и Софи он ненадолго задержался, глядя на расстеленное на полу одеяло.       – Ну-ну, – сказал он. – И вы на этом спите?       – Где хотим – там и спим! – выпалил Хаул. – Не твое дело.       – Хм, ну-ну, – ответил Салиман и сделал очередную пометку в маленьком блокнотике. – Кровать вам привезут сегодня, – он направился к выходу. – Хорошую плиту так сразу не найти, поэтому не раньше завтрашнего полудня. Обеденный стол и стулья – утром.       – Не нужна нам твоя кровать! – взвился Хаул.       – И плита, – поддержала Софи мужа, заслужив весьма неодобрительный взгляд Кальцифера.       – Мы сами купим.       – Да что вы можете купить? – отмахнулся Салиман. – Вы же тут все безработные.       Хаул изменился в лице. Дела их нового бюро шли вполне неплохо, но Софи видела, как болезненно он вздрагивает каждый раз, когда кто-то по привычке называет его придворным магом. Она очень сомневалась, что слова кудесника о безработных не были намеренным жестоким ударом. Ей захотелось ударить в ответ, и пока она соображала, как это сделать, Салиман сам же и вручил ей оружие.       – А пока вы не можете организовать нормальное питание для ребенка, Морган побудет у нас денек-другой, – сказал он. – Я его забираю.       "Ага! – подумала Софи с торжеством. – Вот ты и попался. Не получишь ты больше нашего Моргана!"       Она выпрямилась и набрала в грудь побольше воздуха, готовясь дать достойный отпор, когда вдруг в лице изменился Салиман. Глядя на что-то за ее спиной, он вздрогнул и непроизвольно отшатнулся, и Софи, еще даже не успев обернуться, догадалась, что могло так его напугать.       Разумеется, это был Вася. От незнакомого гостя он предпочел спрятаться, но, услышав, что его друга Моргана хотят забрать, вышел из какого-то темного угла и подошел к нему поближе. По сравнению с маленьким ребенком размеры его ошеломляли. Софи и сама еще не привыкла, а бедный кудесник, который видел эту картину впервые, просто онемел от ужаса.       Хаул тут же повеселел и откровенно наслаждался ситуацией.       – Конечно, забирай, – согласился он. – Но только вместе с Васей. Не стоит их пока разлучать.       Кадык на шее Салимана судорожно дернулся.       – Ну... – начал он, пятясь к двери. – Я постараюсь найти вам плиту поскорее...       Кудесник поспешно ретировался, а Вася сел возле Моргана и обернул кончик хвоста вокруг его щиколотки.       Через много-много веков на форзацах школьных учебников один из трех величайших магов за всю историю мира так и будет изображен с огромной крысой, сидящей у его ног. А пока шел 1027 год от основания Кингсбери, и один из них еще даже не родился, другой - давно покоился в земле, ну а Морган Пендрагон, сын Хаула Пендрагона, был еще совсем маленьким. Он провел рукой по гладкой жесткой крысиной шерстке, а потом прямо на глазах у взрослых вытащил из кармана половинку вчерашнего оладушка с обгрызанными краями и заботливо протянул ее Васе.

***

      Вскоре после этого кудеснику Салиману все-таки удалось поймать Хаула, зажать его в углу и прочитать длинную и нудную лекцию о том, как им всем надо жить.       – Это ты во всем виноват, – сообщил он чародею.       Хаул лишь пожал плечами и кротко улыбнулся. Он давно понял, что в таких ситуациях лучше помалкивать и не мешать Салиману бубнить заготовленную речь.       – Ты совершенно не контролируешь то, что происходит в твоем доме.       – В отличие от тебя… – проговорил Хаул, но кудесник не заметил иронии.       – А я всех вот так держу! Вот так! – Салиман сжал руку в здоровенный кулак и поднес его к самому носу Хаула.       Чародей аккуратно кончиком указательного пальца отвел его в сторону, подальше от своего лица.       – Похвально, – только и сказал он, благоразумно не упомянув, что без помощи Моргана, тот даже не может накормить одну маленькую девочку.       – Твоя жена творит черт знает что, а ты ни сном ни духом.       Хаул только вздохнул. С этим было не поспорить.       – А я Летти контролирую с того момента, как она ложится в постель...       – Угу.       – Тьфу ты, то есть с того момента, как она проснется, и до того, как ляжет в постель.       – Именно так я сразу и подумал, – невинно подтвердил Хаул.       – Как только она просыпается, я сразу начинаю ее контролировать. Сразу! – не унимался Бен, а Хаул пытался удержаться от вопросов вроде – знает ли об этом Летти, или уверен ли достопочтимый кудесник, что в те моменты, когда у него действительно получается ее контролировать, она не спит.       К счастью, Хаулу удалось промолчать, и Салиман, высказав все заготовленные претензии и выдав порцию бесценных советов, ушел, крайне довольный собой. Он был уверен, что в его-то доме никогда ничего подобного не случится. Что и дочь свою, и жену он контролирует с самого момента пробуждения. Но на следующее утро Летти не проснулась.