Пятая шляпка для Марты

      Дни потекли своим чередом, и в следующие две недели в ходячем замке не происходило ничего необычного. Необычного для ходячего замка, разумеется.       Морган создал еще несколько великолепных работ в жанре сюрреализма, а Хаул изготовил пять фунтов зелья для выведения веснушек (этим летом оно пользовалось особенным спросом), спас городского судью господина Софтстоуна от проклятья «Икай до самой смерти», которое наложил на него один подсудимый, и снял с деревьев не менее дюжины котят. И это не считая множества всяких личных просьб весьма щекотливого характера, о которых маг согласно этическому кодексу волшебников не вправе рассказывать третьим лицам.       Софи же начала читать трактат «Хроники хаоса» о настоящих событиях той самой войны, которую развязал темный маг Даэгмар. Книжка была интересная, но страшная – половина историй в ней заканчивались словами «…а потом ему отрубили голову». И это еще те, что со счастливым концом.       Она как раз взялась за новую главу, в которой этот злодей пришел в Маркет-Чиппинг – тогда еще совсем небольшое поселение – и, едва умывшись и перекусив с дороги, принялся сотрясать основы мироздания. Он вышел на площадь и стал рассказывать, что талант к магии дается людям независимо от происхождения. Что колдовать может каждый, кого боги наделили этим даром. И славным жителям Маркет-Чиппинга не нужно нести свои последние деньги барону в обмен на простенькое заклинаньице от гнили в погребе, потому что они вполне способны сделать его сами, и он их научит этому. А если они не верят, то он сейчас же, не сходя с этого места, покажет всем желающим, что, к примеру, разжечь магией огонь под силу любому.       Площадь, на которой он выступал, находилась недалеко от рынка, поэтому у зевак сразу нашлось немного тухлых овощей, чтобы кинуть их в этого безумца. И покорность, с которой он взирал на склизкие пятна помидоров, украсившие его мантию, выдавала то, насколько подобная реакция была ему привычна.       Когда у зрителей в руках закончились метательные снаряды, несколько парней все-таки вызвались для эксперимента. Они вышли вперед, переглядываясь, похохатывая и подбоченившись. Не ради колдовства, конечно, а чтобы еще больше посмеяться над ним, когда у него ничего не выйдет. Но у него вышло. Насмешники смогли заклинанием зажечь огонек на конце облепленного мусором огарка, который Даэгмар выудил из кармана. Пусть не все, а только двое, но смогли! Причем, один из них с первой же попытки.       Зрители сразу поняли, что это какое-то надувательство, и еще немного покидали в него овощами. Но тут появились стражники, и все бросились бежать. Даэгмар в одну сторону, а остальные – в другую. Но кто-то видел, как тот самый парень, которому удалось зажечь огонь, один единственный побежал вслед за магом.       Софи зажмурилась и захлопнула книгу, предварительно заложив страницу пальцем. Чуяло ее сердце, что история талантливого молодого человека тоже закончится словами "а потом ему отрубили голову", и от этого становилось заранее грустно. Тем не менее, бросить книгу было выше ее сил – очень уж хотелось знать, что будет дальше.       Она сидела на маленьком табурете в ванной и читала, пока заклинание "Стирка без хлопот" возилось с пятью штанишками Моргана, уделяя особое внимание карманам. Время от времени ему требовалось открывать и закрывать воду. Хаул собирался доработать его так, чтобы не приходилось караулить вовсе, но пока договориться с водой ему не удавалось. Вода слишком непостоянна и редко помнит о своих обещаниях.       Едва Софи вновь раскрыла книгу и погрузилась в историю Марке-Чиппинга шестисотлетней давности, как с потолка прямо к ее лицу спустился паук.       – Чего тебе? – недовольно спросила она.       Паук красноречиво подвигал лапками.       – Стучат?       Софи не желала отрываться от книги, но кроме нее и Моргана дома никого не было, так что она положила «Хроники» на краешек полки рядом с банкой Хауловых притираний и направилась в прихожую.       В дверь кто-то отчаянно скребся.       Царапанье и мелкие частые постукивания Софи сразу не понравились. Было в них что-то и человеческое, и животное одновременно, а все известные ей существа, которые вели себя подобным двойственным образом, как правило, оказывались крайне неприятными типами.       Софи предпочла бы не впускать пришедшего вовсе, но вывеска «Бюро Й» на стене их дома накладывала некоторые обязательства. Она повернула ручку, и как только между проемом и дверным полотном образовалась узкая щель, в нее тут же скользнул гном.       – Ах ты ж… – с досады выпалила Софи.       Ее встреча с гномами в прошлый раз была настоящим кошмаром, и единственное, что она теперь хотела – не видеть их больше никогда. Правда, этот гном был каким-то необычным. Во-первых, у него не было бороды - худое треугольное лицо было гладко выбрито. А еще он был опрятен и причесан. Волосы его не торчали во все стороны, а аккуратно ложились на воротничок куртки.       Гном казался Софи смутно знакомым, и вдруг до нее дошло, что он был немного похож на Хаула. Как если бы тот подстригся на ощупь в темноте тупыми ножницами. В целом это создавало довольно жуткое впечатление, и Софи понадеялась, что, может, это все-таки не гном, а представитель какого-то другого неизвестного ей народца.       – Ну! – требовательно произнес «представитель», и надежды Софи растаяли – манера поведения у него была откровенно гномья.       – Что «ну»? – уточнила она так же невежливо.       – Почему ты мне не радуешься?       – А кто ты вообще такой, чтобы я тебе радовалась?       Все это начало ее порядком раздражать.       – Как кто? – удивился гном. – Это же я – ваш любимый Теофраст! – и он развел руки в стороны, словно приготовившись к объятьям.       Прежде Софи не приходилось так близко знакомиться с гномами, и до этого момента она была уверена, что и не придется. «Теофраст… ну надо же, – думала она, – у этих маленьких чудовищ еще и имена есть».       Гном внимательно смотрел на нее снизу вверх, по-птичьи наклонив голову набок, а не дождавшись на лице Софи ни узнавания, ни радости, он скрючился и заковылял, тяжело припадая на правую ногу.       – Ну?       Вот тут-то Софи его узнала… Ярость вспыхнула у нее в груди и жаркой волной прокатилась по всему телу. Она схватила метлу.       – Выметайся! – приказала она и хорошенько замахнулась своим орудием. В отношении гномов понятие “выметаться” было максимально близко к своему первоначальному значению.       – Зачем ты так? – удивился гном. – Я просто пришел к своему другу Хаулу. Поговорить.       – С твоим "другом" Хаулом я и сама хочу поговорить. Ох, я с ним поговорю, – одно движение метлой и гном, взвизгнув, упал и покатился к выходу. Софи замахнулась снова. – Вон!       Теофраст лег на лоскутный коврик у порога и обеими руками вцепился в его край.       – Там кошки! – завопил он. – Я еле добежал. Ты что, погубить меня хочешь?!       Мысль о кошках была Софи приятна, она и сама не ожидала от себя такой кровожадности. Открыв дверь, она скомандовала:       – Коврик, мусор!       Госпожа Пендрагон не стеснялась применять магию в домашнем хозяйстве, поэтому носки у них в доме образовывали постоянные пары, как лебеди, и никогда не терялись при стирке; книжки, которые Хаул с сыном раскладывали повсюду, высовывали из обложек когтистые лапки, шли к шкафу и забирались на свои полки; а цветной лоскутный коврик в прихожей время от времени сам выходил на улицу и тщательно вытряхивался.       По ее команде он подогнул четыре своих уголка вниз, встал на них, как на ножки, и пошагал за порог, неся на себе гнома. Теофраст завизжал.       Софи уже с удовольствием представляла, как прекраснейшее из пушистых созданий вонзит зубы в это гадкое двуногое существо, когда позади раздался еще один крик.       – Мама!       Дверь захлопнулась, коврик шмыгнул обратно и упал на пол так резко, что гном ударился подбородком, клацнув всеми зубами.       – Это человечек? – спросил Морган, с восторгом глядя на гнома.       Ну конечно, эти твари у всех вызывают восторг при первой встрече. Пока не начинают говорить.       – Это гном, – пояснила Софи.       Теофраст же тем временем быстро просек ситуацию. Он поднялся, отряхнулся, пригладил волосы и стоял, рассматривая Моргана с таким видом, словно был не просто хозяином положения, а хозяином и этого дома, и Кингсберри, и вообще всей Ингарии. Софи боялась даже думать, как он может теперь повернуть все в свою пользу. Она знала только одно – от гнома нужно избавиться и чем скорее, тем лучше. С ним нельзя разговаривать, его нельзя слушать, его нужно вымести на улицу к кошкам. Ситуация была экстренная, и она собралась уже сделать то, что часто происходит в других семьях, но еще никогда не случалось у них – взять и строгим голосом приказать Моргану идти в свою комнату.       Все эти размышления заняли у нее несколько мгновений, и она уже открыла рот, чтобы заговорить, но не успела – Теофраст ее опередил.       – Это он? – спросил гном, разглядывая ребенка, как диковинное животное в зоопарке. – Ничего себе он огромный! Он же маленький был, меньше меня... Как вы люди это делаете?       Морган перестал восторженно улыбаться. Подбородок у него сморщился, как персиковая косточка, а губы задрожали и выпятились диванчиком.       – Я не огромный, – всхлипнул он. – Я н... н... – страшное слово на букву "н" давалось ему с трудом, – низкорослый.       – Ты дурак? – спросил Теофраст.       Морган не обиделся, а скорее удивился – такая манера разговора была ему непривычна.       – Ты вообще себя видел? Да ты ужас какой огромный!       Морган перестал плакать и раскрыл от изумления рот. В последнее время множество взрослых на все лады твердили ему, что он совсем не низкорослый, а вполне себе высокий мальчик, и все они врали. Встроенный в него тончайший детектор лжи реагировал на каждое произнесенное ими слово. И вот впервые перед ним стоял человечек, хоть и маленький, но явно взрослый, который на самом деле считал его высоким.       – Правда? – уточнил он.       – Идиот! – подтвердил Теофраст в своем обычном стиле.       Теофраст был гномом, и росту в нем было не больше десяти дюймов, он воровал изюм и умел считать только до семнадцати, но ничто из этого не мешало ему чувствовать себя центром вселенной. Его уверенности в себе, в своей непоколебимой правоте и всезнании, в безупречной истинности каждого произнесенного им суждения (если, конечно, он не врал, чтобы кого-нибудь обдурить) хватило бы на десяток-другой рослых мужчин. И эта его уверенность как гигантская приливная волна снесла и разбила вдребезги все представления Моргана о его "низкорослости". Ребенок выпрямился, выпятил грудь и расправил маленькие детские плечики.       Софи выдохнула. Она только сейчас заметила, что забыла дышать. Тихо-тихо, почти неслышно она поставила метлу в уголок и замерла, чтобы не вспугнуть разворачивающееся перед ней чудо.       – Правда ты толстый, – добавил Теофраст и даже не заметил, что в этот момент вновь оказался на волосок от гибели – рука Софи сама потянулась к метле.       Но Морган только чуть наклонился, оглядывая себя.       – Я не толстый, – сказал он спокойно. – Я крепкий!       "Пирог! – подумала Софи. – Огромный вкусный пирог для миссис Ферфакс!" Анабель Ферфакс, подруга Фанни, обожала Моргана. Каждый раз при встрече она хватала его и, приговаривая «Какой крепкий мальчик, какой крепкий мальчик», тискала так, что ребенок вываливался из ее объятий в полуобморочном состоянии. "Два! Два огромных пирога!"       – Что ж, крепкий, так крепкий, – не стал спорить Теофраст. Он тоже умел чувствовать уверенность в других людях. – А у тебя нет кусочка печенья? Очень кушать хочется. И почему ты до сих пор не сказал мне, как тебя зовут? Почему я должен сам об этом спрашивать? Тебя здесь вообще хоть кто-нибудь воспитывает?       – Я Морган, – сказал Морган, снова просияв, – и у меня есть печенье.       Софи мысленно застонала. "Грязные, грязные, грязные гномы! – повторяла она про себя самое неприличное ругательство. – И как теперь от него избавляться?!"

***

      Когда вернулся Хаул, гном самым наглым образом приказал всем оставить их одних, потому что ему нужно поговорить с его «другом Хаулом», как он теперь называл чародея, по одному очень личному и несколько щекотливому делу. Разговор длился минут двадцать, и то, с каким довольным видом Теофраст покинул наконец их дом, немало обеспокоило Софи.       Она поймала Хаула и тоже закрылась с ним для очень личного разговора.       – Что ему было от тебя нужно? – спросила она, зажав его в угол.       – Догадайся с одного раза, – бросил Хаул раздраженно. Он надеялся сбежать, но Софи наступила ему на ногу, и, чтобы не испортить нарядную туфлю, самым разумным было подождать, пока жена сама соизволит убрать с нее свой ботинок. – Хочет быть выше ростом.       Софи забеспокоилась еще сильнее. Рост гному мог понадобиться только чтобы стать королем – предводителем шайки добытчиков изюма. И если Теофраст умудрялся вертеть всеми, даже когда был горбатым и скрюченным, то, что могло бы дать ему обладание хоть каплей реальной власти, лучше было не представлять.       – И ты, конечно, сказал ему «нет»?       – Конечно, нет!       – Слава богам, – Софи почувствовала огромное облегчение.       – В том смысле, что я, конечно, не сказал ему «нет», – пояснил Хаул после того, как она аккуратно сошла с его ноги.       – Что?       – Ты вообще видела Моргана? – чародей ловко увернулся, когда Софи попыталась повторить трюк с туфлей и ботинком. – Этот мелкий манипулятор просто чудеса творит.       – Морган и без него прекрасно вырастет, – возразила Софи.       – А если нет? Как ты не понимаешь, он сейчас в самом опасном возрасте! Да у него всплески спонтанной детской магии по пять раз на день случаются. А если он перестанет расти только потому, что верит, что останется н… – Хаул тоже слегка споткнулся на этом слове, – низкорослым, а?       Софи все-таки считала, что с Морганом они справятся и сами, а гнома нужно выгнать на улицу. Желательно туда, где побольше кошек.       – Но… – начала она.       – Никаких «но»! – отрезал Хаул. – Мы не может так рисковать.       Этот разговор показался Софи каким-то подозрительно знакомым, но ощущение узнавания оставалось смутным, и припомнить ничего конкретного она так и не смогла.       Вскоре Теофраст подрос на целый дюйм, но визиты его на этом не прекратились. Он все так же шмыгал в комнату Моргана, а однажды Софи увидела, как четыре гнома, тужась и пыхтя, тащат к выходу книгу «Независимое мышление – путь к власти над миром и собой».       После этого она подкараулила для разговора уже Моргана.       К сожалению, его нельзя было схватить, наступить на ногу, как Хаулу, и вытрясти из него все интересующие ее сведения. Поэтому она дождалась, пока малыш придет на кухню за печеньем для гнома, и только тогда спросила:       – А чем вы сегодня будете заниматься?       – Читать будем, – ответил Морган деловито. – Я его учу. Теофраст сказал, что трудно править миром, когда ты не умеешь читать.       Софи опешила. Она вдруг вспомнила, что в последнее время Морган и сам стал читать гораздо лучше. Когда они шли в гости к Летти, он не моргнув глазом прочитал сложное слово «картофель» на вывеске, хотя в нем была буква «Ф», которую они пока не изучали, и он еще даже не выкладывал ее баночками и бутылочками на полках Хаула. Оказывается, они там читают…       – А вы что же, хотите править миром? – спросила она в полном замешательстве.       – Теофраст хочет. А я пока не могу, у меня дела, – Морган взял три больших печеньки, кружку компота и хотел уйти, но Софи его остановила.       – Подожди, – велела она.       Загадочные дела Моргана были еще одним вопросом, который ее давно интересовал, и Софи решила выяснить уже все разом. Она отрезала большой кусок хлеба и протянула его Моргану.       – А тебе для твоих важных дел, случаем, не нужен кусочек хлеба? – спросила она.       – Нужен, – обрадовался ребенок.       Он положил печенье на стол, поставил кружку с компотом, взял хлеб и попытался засунуть его в карман, но оказалось, что карманы у него уже битком набиты едой, причем на этот раз Софи действительно не заметила, когда это он успел столько всего утащить.       – А кого ты хочешь покормить этим хлебушком, – словно невзначай поинтересовалась она, глядя, как Морган что-то утрамбовывает в кармане, и стараясь не думать, как и что ей потом придется отстирывать.       – Моего друга Васю.       Хаулу за такие бессодержательные ответы уже давно влетело бы.       – А кто он? – терпеливо уточнила Софи.       – Вася просил никому о нем не рассказывать, а особенно тебе и папе.       У Софи все похолодело внутри. Она поспешно отвернулась, чтобы Морган не видел, как перекосилось ее лицо. Первым ее порывом было схватить сына и трясти его, пока он все не выложит, а потом пойти и кого-нибудь убить. Ни одно существо с порядочными намерениями не станет просить ребенка держать их общение в тайне от родителей. А, значит, кто бы это ни был, он замыслил недоброе.       Вот только Моргана нельзя было трясти ни в коем случае. Да что там трясти, один неправильный вопрос или даже тон, который покажется ему обидным, и он замкнется намертво – из него ни слова будет не вытянуть. Спрашивать следовало в высшей степени осторожно.       – А какого он роста? – с голосом Софи удалось совладать, а дрожащие руки она спрятала в складках юбки.       – Вот такой, – Морган показал от пола размер крупного кота или небольшой собаки.       У Софи немного отлегло от сердца – не человек и не гном. Слава всем богам – животное.       – А шерсть у него есть? – продолжила она допытываться уже спокойнее.       – Есть, – подтвердил Морган. – А еще у него есть зубы. Вот такие, – он развел ладошки дюймов на пять. – Он может ими все перекусить, – круглое детское личико засияло восторгом. – Вообще все! – Морган даже взмахнул руками от избытка чувств.       Голодный бездомный пес, поняла Софи. Она успокоилась настолько, что спросила уже не подумав:       – А разговаривает он с тобой по-человечески?       – Ну конечно, нет, – ребенок заметно насторожился. Этот вопрос ему не понравился.       «Вот ведь маленький своевольный паучок», – подумала Софи, но больше расспрашивать не стала. А Морган поспешно схватил печенье, прижал к животу кружку с компотом и ретировался.

***

      Не успела Софи привыкнуть к Теофрасту, как в ходячий замок пожаловал еще один неожиданный гость.       После появления Мари Софи была уверена, что девочка обоснуется у них прочно, что ее еще и выгонять придется, но, вопреки ожиданиям, та появлялась строго два раза в неделю, была не более полутора часов, а потом исчезала. И вскоре причина столь необычного поведения открылась Софи во всей своей неприглядной красе.       Во вторник Кальцифер, как обычно, ждал ее прихода. Ждать он начинал за час – просто сидел в очаге, никуда не отлучаясь, и прислушивался. Он не разговаривал, не двигался и даже не хрустел щепочками со скуки – он изнемогал. А когда она подходила к двери с другой стороны мира, взвивался столбом синего пламени и распахивал ее не дожидаясь стука.       В этот вторник все проходило по обычному сценарию до того момента, как девочка показалась в проеме. После этого случилось нечто странное: кто-то вдруг отпихнул ее и первым ворвался в прихожую, а Мари вошла уже следом, и на лице ее пылали стыд, гнев и отчетливое желание находиться в эту минуту в каком-нибудь другом месте.       – Софи! – позвал Кальцифер.       – Меган? – удивилась пришедшая Софи.       Сестра Хаула стояла с таким видом, словно готова была к сражению ни на жизнь, а на смерть. Наверное, не сомневалась, что родственники начнут силой выпихивать ее из дома, а когда ничего такого не произошло, растерянно застыла у порога.       Софи была растеряна не меньше, но, благо, в доме нашелся один разумный человек – Морган. Он бросил все свои важные дела и прибежал на шум.       Меган жадно уставилась на него.       – Морган, – сказала она, – ты меня не помнишь, но я твоя тетя – тетя Меган.       Морган внимательно рассматривал незнакомого человека.       – Как тетя Летти и тетя Марта? – уточнил он.       Меган даже не подозревала о наличии у Моргана такого количества теть и опять растерялась, но тут на помощь ей пришла Софи.       – Да, как тетя Летти, – подтвердила она.       Что делать дальше Морган знал. Со всеми своими тетями он усиленно обнимался, и, как только статус гостьи прояснился таким чудесным образом, он подошел к ней и крепко обнял, а она обняла его. А потом они обнялись с Софи, а потом с Софи и Морганом одновременно, а потом Морган обнялся с Мари, а потом Меган снова обняла Софи.       – Ну вы и дураки! Оба! – приговаривала она, поочередно стискивая всех, кто попадался ей в руки. – Ладно Хауэлл, он болван и вообще мужчина, что с него взять. Но вы, Софи, ведь вы женщина, а, значит, умнее. И вы что же, думали вот так прятаться от меня до конца жизни. Я кто, по-вашему, враг что ли?!       Софи хотела было в оправдание рассказать про слизь, но решила, что время для такой откровенности еще не пришло.       – Ну, маааам, – протянула Мари с теми неповторимыми интонациями, которыми в совершенстве владеют лишь подростки.       – А с тобой я еще не закончила, – бросила ей Меган. – Вот, – она сняла с плеча увесистую сумку. – Мари сказала, что у вас тут полное средневековье, я собрала немного. Не знала, что вам нужно.       Она принялась совать Софи в руки неведомые коробочки и баночки.       – Это мыло, стиральный порошок, резиновые перчатки.       – А что такое стирательный порошок? – спросила Софи.       – О, боже… – ужаснулась Меган. – Еще шампунь, крем для рук и лица.       – Этого добра у нас полно, Хаул делает.       – Хаул? – удивилась Меган. – Как вы странно его называете. Но не важно, в любом случае он не способен сделать ничего приличного.       – Ну, Маааам! – возмутилась Мари.       – Это Хаул-то? – вспылил Кальцифер.       Меган вздрогнула. Она оглянулась на очаг и встряхнула головой.       – Тьфу ты, мне показалось, что ваш огонь какие-то слова протрещал. А почему он такого цвета, топляк жжете?       – Ненавижу топляк, – пробормотал Кальцифер, но Меган этого словно не услышала.       Она вытащила большую синюю коробку.       – Вот лекарства, у вас здесь вообще есть медицина?       – Мама, я же тебе говорила, здесь все есть! – сказала Мари. – Средневековое, но есть.       – Средневековая медицина? О, нет…       Еще некоторое время они беспорядочно передавали друг другу гостинцы и путано выясняли наличие в Ингарии самых жизненно важных вещей вроде пилочек для ногтей и педиатрии.       Если Морган укреплял отношения со всякими родственниками путем объятий, то Софи использовала для этих целей пироги. Так что едва в разговоре возникла неприятная пауза, она велела всем идти на кухню.       – Миленько у вас, – снисходительно бросила Меган, разглядывая мебель и непривычную ей дровяную плиту.       Софи вручила ей нож, пять яблок и велела нарезать их тоненькими дольками. Подозрительно покладистый Кальцифер прогрел духовку, Мари безропотно растерла сливочное масло с сахаром, и вскоре они сели пить чай с яблочным пирогом. Вот тогда-то Софи и узнала, что все это время происходило под самым ее носом.       Оказалось, что Хаул, Кальцифер и Мари сговорились за ее спиной. Несмотря на ее строгий наказ получить разрешение матери, они решили ничего не говорить Меган, и все это время Мари посещала их тайно. Хаул, предвидя, что объяснение с сестрой будет малоприятным, как обычно, предпочел избежать конфликта и не разговаривать с ней вовсе. Мари не сомневалась, что мама запретит ей навещать нереспектабельного дядюшку, и решила не рисковать. А Кальциферу были безразличны все эти человеческие терзания. Он просто хотел, чтобы Мари приходила к ним почаще, поэтому поклялся заговорщикам, что не выдаст их Софи, и с радостью открывал для Мари дверь.       Софи покосилась на демона очень недовольно. Он сидел в своей жаровне и уминал второй кусок пирога.       – А я что, я ничего! – ответил он на ее невысказанный вопрос. – Я в ваши отношения не вмешиваюсь. Мое дело дверь открыть, когда надо. Или вот, плиту прогреть… вы меня просто используете, никакого уважения.       Мари протянула ему третий кусок.       – А зачем вы пирог сжигаете? – спросила Меган. – Это какое-то приношение богам?       – Если бы, – Кальцифер фыркнул. – Меня здесь вообще ни во что не ставят.       – Яблоки влажные и так трещат, что мне все время кажется, будто огонь что-то говорит. Вот глупость. – Меган тоже взяла еще один кусок.       Она продолжила рассказ, и только Мари время от времени перебивала ее своими «Ну, ма-а-а-м» и «Я совсем не это говорила!». В общем, дело было так.       Однажды бывшая соседка спросила Меган, почему это ее дочка постоянно ходит в их прежний дом. Меган услышала об этом впервые, и ей тоже стало очень интересно, что это ее дочь делает в чужом доме. Они договорились с наблюдательной женщиной, что как только та увидит Мари в следующий раз, обязательно позвонит ей, Меган, и уж она приедет и во всем разберется.       Так они и сделали. Дождавшись звонка, Меган примчалась и вломилась в дом. Проживали в нем теперь двое мужчин – пожилой мистер Хэмсворд, владелец прачечной, и его сын, который недавно поссорился с женой и переехал жить к папе. Они попытались убедить несчастную расстроенную мать, что никаких девочек и в глаза не видели, но Меган почему-то им не поверила и в качестве продолжения диалога одному сломала нос, а второму проткнула каблуком ногу.       Дальше происходило черт знает что. И когда через два часа Мари возникла из ниоткуда, бедняги уже готовы были признаться в чем угодно, лишь бы их поскорее закрыли в тюрьме, подальше от этой мегеры. А бедные полицейские без всякого ордера, прекрасно осознавая чем грозит им подобное самоуправство, под ее руководством разбирали по камешкам дом и вскрывали полы в поисках тайных комнат и секретных подвалов, в которых коварные преступники обычно держат похищенных девочек.       От Меган, даже доброжелательно настроенной, люди шарахались в стороны, а кое какие родственники вообще сбегали в другие миры, а разъяренная Меган была опасней бешеного гризли. Остановить ее мог разве что Уэльский полк гвардейской пехоты.       – И ведь я чувствовала, что те люди ни при чем, – призналась она, – что Мари исчезла так же, как когда-то Хауэлл, и теперь ее не найти. Я всю жизнь этого боялась, это было моим кошмаром! И она сейчас такое со мной вытворяет!       Все сердито посмотрели на Мари, а она сделала вид, будто сосредоточенно жует пирог.       – Хотя, не только Мари, – поправилась Меган. – Вы все со мной это вытворяете. Изверги!       Софи страшно расстроилась. Она знала, что такое кошмар – когда-то у нее был свой. Пару лет назад, ей часто снился один сон, будто Морган снова превратился в котенка, выбежал на улицу и потерялся. Черная шерстка и маленький хвостик морковочкой мелькали между тяжелыми ботинками где-то все дальше впереди, а Софи бежала за ним и кричала, кричала – звала его, а потом просыпалась, задыхаясь. Сердце у нее колотилось так, словно вот-вот разорвется, а волосы на затылке и на висках были мокрыми от пота. Иногда, если она начинала кричать вслух, ее будил Хаул.       После этого уснуть она уже не могла. Никакие уговоры не помогали, и даже когда они с Хаулом забирали Моргана в свою постель, Софи лежала и смотрела на него до утра, едва позволяя себе моргать.       И тогда как-то ночью Хаул велел ей отодвинуться подальше на другой конец кровати, устроил спящего Моргана между ними поперек и положил его ножки на свой голый живот.       – Вот так, Софи, – сказал он. – Теперь, если он начнет превращаться, обязательно воткнет коготки мне в кожу. Во время превращения когти всегда выпускаются, уж поверь.       Софи поверила и кивнула.       – И тогда я сразу проснусь и остановлю его. Понятно?       – Понятно, – подтвердила она слабым голосом.       – Все, Софи, – сказал Хаул уверенно. – Теперь ты можешь заснуть. Я не позволю ему убежать.       Софи еще разок кивнула, опустила голову на подушку и мгновенно отключилась, измученная предыдущими бессонными ночами.       Тот страх давно отпустил ее, но если бы сейчас все это случилось наяву, что бы она тогда чувствовала, – что чувствовала Меган все последние дни… Софи стало очень стыдно. "Да что же это я, – укорила она себя. – Какой-то слизи испугалась. Больше я Хаула в покое не оставлю, так на него насяду, что он пойдет у меня мириться со всеми родственниками, как миленький!"       Когда Меган засобиралась домой, Софи сунула в ее опустевшую сумку по банке клубничного и абрикосового варенья.       – Хаул скоро вернется, – сказала она, не зная, хочет ли Меган повидаться с ним сегодня. По ее мнению, Хаулу не стоило устраивать таких сюрпризов, потому что от неожиданности он мог выкинуть что-нибудь эдакое и только все испортить. К переменам его следовало подготовить.       Меган кривовато улыбнулась.       – Тогда, думаю, мне стоит поторопиться, – ответила она и добавила в сердцах. – Хауэлл! Ну как можно быть таким умным и таким идиотом одновременно?!       Софи промолчала, но, на ее взгляд, восклицание Меган имело под собой вполне серьезные основания. А когда Хаул вернулся домой, он умудрился тут же продемонстрировать ей оба эти свои качества разом.       – К нам что, приходила Меган? – каким-то невероятным образом догадался он.       Софи почувствовала досаду. Она-то хотела подойти к этой теме плавно, с должной дипломатичностью и пирогами, но в ходячем замке всегда все шло не по плану.       – И ты впустила ее в дом?! – Хаул был ужасно возмущен.       «Ха! – подумала Софи, – Попробуй, пойми его. Когда я привела этого жуткого Даэгмара, он слова мне не сказал. Поиронизировал на счет хрупкости мироздания и пошел ужинать. А сейчас вон как разоряется».       – Попробуй не впусти ее… – пробормотала она вслух.       – Все, – Хаул театрально заломил руки и потопал в кухню, – считай, наша жизнь кончена, – он вдруг резко остановился и повернулся к Софи. – Срочно переезжаем в какой-нибудь другой мир!       – Что за ерунда! – по мнению Софи это был уже откровенный перебор. – Не понимаю, чего ты так испугался, не такая уж она и ужасная.       – Такая-такая! – по-детски возразил Хаул. – Посмотрим, что ты скажешь, когда она прожует тебя и выплюнет твои косточки.       Он сунул было нос в пару кастрюль в поисках съестного, но обнаружил лишь сырой фарш и гладкий округлый ком такого же сырого теста. Настроение его от этого только ухудшилось.       – Хаул, сядь, пожалуйста, – настойчиво попросила Софи. – Давай поговорим хоть немного.       Хаул уселся за стол с настораживающей готовностью.       – Она твоя сестра, – сказала Софи мягко.       Кожа на руках чародея начала набухать и превращаться в бледный зеленоватый студень.       – …и мама Мари, – Софи пыталась делать вид, что ничего не замечает.       Пальцы Хаула раздулись до состояния толстых желеобразных сосисок. Ухоженные отполированные ногти помутнели и засочились белесым киселем. На тыльной стороне ладоней, там, где раньше выступали костяшки пальцев, наоборот, образовались ямочки, как озерца, заполненные чем-то зеленым.       Зрелище было отвратительным. Софи терпеть не могла, когда он так делает, и Хаул прекрасно об этом знал. Он слегка пошевелил руками, и разбухшая, налившаяся слизью кожа стекла на столешницу. Софи передернуло.       – Если ты думаешь, что и на этот раз сможешь отделаться от меня таким способом, то ошибаешься, – предупредила она. – И учти, – ее вдруг осенило, – я уже устала сегодня и не буду убирать то, что ты сейчас из себя навыпускаешь. А готовить ужин по колено в болоте я тоже не буду.       Слизь мгновенно втянулась обратно, а кисти Хаула приобрели вполне нормальный вид. Еще секунду они казались зеленоватыми, но потом и цвет их восстановился, как будто вовсе не они только что расползались на полстола.       – А что на ужин? – невинно поинтересовался Хаул, и Софи поняла, что ей все-таки удалось настроить мужа на диалог.       Разговаривали о Меган они бесконечно долго – на сколько у Хаула хватило сил – минут десять. А поев и напившись чаю с двумя кусками пирога, чародей наскреб в себе силенок еще на пять минут неприятного разговора.       После этого даже Софи чувствовала себя полностью выжатой, и как только Морган вручил отцу книгу для вечернего чтения, она упала на кровать и мгновенно заснула.

***

      Ей снилось что-то тревожное и напряженное. Меган требовала от них какие-то документы, а Хаул вместо того, чтобы разобраться, просто залил слизью половину Кингбери и растворился в океане бледно-зеленого киселя. Поэтому, когда Софи почувствовала, как кто-то трогает ее лицо, она сквозь сон подумала, что это он – вспомнил еще какую-нибудь гадость о сестре и решил поделиться ею средь ночи. Но это оказался паук. В темноте перед ней поблескивали восемь глаз.       – Жу? – спросила Софи.       – Жу, – сказала Жу.       Это была самая крупная и самая старая паучиха в доме. Она так давно жила среди волшебства, и Софи так много с ней разговаривала, что она уже начала ей отвечать. Правда, пока она говорила только одно слово.       Вообще-то паукам строго-настрого запрещалось забираться на кровать. Заставить Жу наплевать на запрет и сидеть сейчас на подушке Софи в одном дюйме от кончика ее носа могло только что-то из ряда вон выходящее. Софи почувствовала, как по телу ее побежали мурашки.       – Что-то случилось? – спросила она шепотом.       – Жу, – сказала Жу.       – Морган?       Паучиха еще ничего не успела сказать, как ответ сам прозвучал у Софи внутри. «Да» – ухнуло ее сердце.       – Жу, – сказала Жу.       В доме стояла тишина. Такая нереальная, что на мгновение Софи показалось, что это не правда – всего лишь сон, кошмар. Но тело Хаула рядом источало вполне реальный жар, и ее ногти, больно вонзившиеся в ладонь, тоже были реальными.       – Хаул, – позвала она вставая.       От страха у нее почти пропал голос. Мягкое имя мужа прошелестело едва слышным выдохом, но Софи показалось, будто оно прогрохотало на весь дом.       Хаул спал крепко, чтобы разбудить его, кричать следовало погромче, а желательно еще и энергично потолкать, но на это не было времени. А, главное, что-то подсказывало Софи – шуметь нельзя.       На цыпочках она вышла в коридор и прошла в детскую.       У Моргана было тихо. Софи услышала его спокойное сопение и тоже немного успокоилась, но потом внимание ее привлекло что-то темное в его постели. Что-то темное и очень большое. Что-то живое.       Она успела сделать еще один маленький шажок вперед, прежде чем разглядела, что это, и замерла. Крыса.       Чудовище размером с крупного кота лежало сбоку, навалившись на ребенка своим мягким животом. Его хвост обвивал ножку Моргана, усы касались подбородка, а зубы находились в дюйме от нежной детской шейки.       Софи перестала дышать. Не от страха, а чтобы воздух не шумел, проходя сквозь легкие. Сердце ее оглушительно ударило один раз, и мир вокруг словно взорвался: темнота перестала быть темной, тишина наполнилась звуками, а воздух – тысячами запахов. Сильнее всего был запах Моргана – восхитительный аромат ее котёнка, а к нему примешивался еще один – не такой вкусный, как у мышей, но будоражащий все ее инстинкты. Тому, кто так пахнет, от нее не уйти.       Когда сердце ударило во второй раз, Софи уже была готова к прыжку. Ей требовалось не больше секунды, чтобы оказаться у детской кроватки, схватить крысу и отшвырнуть или даже убить, но тут Морган проснулся. В человеческом обличии она не заметила бы этого тонкого момента пробуждения. Малыш еще не пошевелился, не издал ни звука, дыхание его не изменилось, но он уже был здесь, а не в безмятежных детских снах.       "Сынок, только не двигайся!" – мысленно взмолилась Софи, оттолкнулась задними лапами и полетела вперед.       Мгновенье, и… Морган все-таки пошевелился. Рука его дернулась и легла на темный крысиный бок, прикрывая именно то место, куда Софи нацелилась вонзить клыки. Она едва успела крутануть хвостом – изменить траекторию полета, и зубы ее сомкнулись в дюйме от хрупкой детской ручки.       И ребенок, и крыса подскочили. Оба они сделали такое странное движение, будто пытались защитить друг друга. "От меня..." – с ужасом и обидой поняла Софи, и мир вокруг снова свернулся – стал темным и плоским.       Животное тяжело спрыгнуло с кровати и потрусило прочь.       – Вася, – позвал его Морган, – не уходи.