Пятая шляпка для Марты

      Через три дня Софи вдруг забеспокоилась, что их с Хаулом кошачьи игры, которым они самозабвенно предавались каждую ночь, могут привести к непредвиденным последствиям. Мысль эта посетила ее утром в постели, так что она сразу же принялась энергично трясти мужа за плечо.       – Хаул! – звала она. – Хаул, проснись!       Обычно разбудить чародея до девяти часов способно было лишь происшествие на уровне разлома континентов, но тревожные нотки в голосе Софи оказали на него должный пробуждающий эффект.       – Мм, – он приподнял голову и даже почти открыл один глаз.       – Хаул, Хаул, а у нас от таких игр, случаем, не родится котенок? – протараторила Софи.       Хаул застонал и закрыл глаз снова.       – Ага, – сказал он хриплым со сна голосом, – рыженький такой.       После этого он уткнулся лицом в подушку, и больше Софи ничего не могла с ним поделать.       Несмотря на то, что ответ Хаула звучал в высшей степени утвердительно, в переводе он означал: "Нет! Что за глупости ты выдумываешь! Никакие котята от таких игр не родятся, поэтому мы с тобой обязательно поиграем еще. И вообще, я твой собственный муж, и ты можешь делать со мной все, что захочешь". Ну, может, Хаул и не совсем это имел в виду, но Софи предпочла расшифровать его слова именно так. А если он хотел сказать что-то другое, то сам виноват, – ему следовало излагать свои мысли более конкретно и обстоятельно, а не хмыкать в подушку.       Встал Хаул, как обычно, позже всех. Остальные домочадцы давно позавтракали, и Майкл отправился по делам, а Морган успел накормить всех воробьев в Королевском переулке. Только тогда великий чародей соизволил, наконец, выбраться из-под одеяла.       Потратив на умывание неимоверное количество воды, еще мокрый и пахнущий цветочным мылом, он притопал на кухню, заглянул в кастрюлю с кашей и погрустнел.       – А сосиски? – спросил он.       – Каша! – начала было Софи, но сжалилась. – Биточки будешь?       На биточки Хаул милостиво согласился, так что Софи вбила в оставшийся рис два яйца, хорошенько перемешала, налепила маленьких шариков, приплюснула их и обваляла в муке. Они как раз поджаривались на сковородке, когда перед ее лицом в воздухе возникло письмо.       Именно возникло. Раздался тихий хлопок, Хаул подпрыгнул от неожиданности, а Софи успела схватить конверт прежде, чем он упал к биточкам в масло. Она бросила его на стол и вернулась к готовке, а Хаул в возмущении уставился на белый прямоугольник, даже не пытаясь к нему прикоснуться.       «Госпоже Пендрагон лично» – гласила по-дальнийски завитушечная надпись. Кроме нее на конверте был лишь тисненый золотом геральдический суслик и больше ничего.       – Это Богомол, – процедил Хаул. – Больше некому.       Выложив биточки на тарелку, Софи поставила их перед мужем, налила в вазочку варенье и тщательно вымыла руки, чтобы заняться письмом.       – Открывай скорее, – поторопил ее Хаул.       Плотная и гладкая, как полированное дерево, бумага почти не гнулась. Сгорая от любопытства, Софи повертела его, но нигде не нашла ни щелочки.       – Как? И как оно до нас добралось?       – Волшебная дипломатическая почта высшего уровня, – пояснил чародей, скривившись. – Скажи ему что-нибудь.       Софи прочистила горло.       – Госпожа Пендрагон – это я, – сказала она. – Откройся, пожалуйста.       Замысловато сложенная обложка распахнулась и открыла листок плотной дорогой бумаги.       – «Госпожа Пендрагон, – прочитала Софи вслух, – в знак Нашей благодарности за услугу, оказанную Вами королевскому дому и Его Величеству Королю Дальнии Сигизмунду II лично…»       – Что?! – поразился Хаул. – Какую еще услугу?       – Не представляю, – искренне призналась Софи и продолжила. – «Мы, – это «Мы» звучало вовсе не как местоимение множественного числа, – не станем направлять брату Нашему Карлу ноту протеста в связи с несанкционированным пребыванием Вашего супруга на территории королевской резиденции. Однако выражаем надежду, что в дальнейшем он предпочтет вкушать гостеприимство благодатной дальнийской земли в соответствии с Договором «О посещении дружественных государств колдунами, состоящими на королевской службе», а также другими нормами международного права».       – Состоящими на королевской службе, ха! – воскликнул Хаул. – Все? Для меня там ничего нет?       – Нет, – Софи на всякий случай взглянула на другую сторону листка, – только подпись. Ой…       Едва она пробежала глазами рядок изысканных букв, как весь текст исчез, а вместо него появилось несколько строк, начертанных резким размашистым почерком.       – «Хаул, гномы тебя раздери, ты что себе позволяешь?!» – прочитала Софи.       Хаул подскочил и навис над ней, заглядывая через плечо.       – «Я еле уговорил их не устраивать скандал. Но только попробуй еще раз сунуться на мою территорию – лапы оборву. Мне нравился этот диван! – дальше буквы сталь чуть округлее: Госпожа Пендрагон, какие бы обстоятельства не привели Вас в Дальнию в будущем, Вам нет нужды подвергать себя опасности, притворяясь горничной или поварихой. Вы должны сразу обратиться ко мне, и я буду счастлив оказать Вам любую помощь».       – Проклятый Богомол! – взвился Хаул. – Что он себе позволяет? Счастлив он будет, ха… И как он там сказал? «Вы должны обратиться…». Софи, – Хаул схватил ее за локоть, – ты ни в коем случае не должна к нему обращаться!       – Почему? – удивилась Софи. – Было бы здорово, если бы он тогда помог нам с чепчиком. Он очень милый. И у него даже чувство юмора есть.       Она с удовольствием разглядывала подпись. Разобрать закорючки не удавалось, но зато они складывались в фигурку насекомого с молитвенно поднятыми впереди лапками.       – Почему?! – Хаул даже покраснел от негодования. – Да он же страшный бабник! Наверняка положил на тебя глаз. На мою жену, мать двоих детей…       – Второго ребенка у нас пока нет, – напомнила Софи.       – Скоро будет! – твердо сказал Хаул.       Побушевав еще немного, чародей вернулся к завтраку. Он вытащил один биточек из-под самого низа горки, разломил его вилкой на четыре части, полил вареньем и мигом проглотил.       – И что там все-таки за услуга? – проворчал он.       – Понятия не имею.       Горка биточков накренилась и, когда Хаул попытался вытащить второй, опять самый нижний, чуть не обрушилась. Софи поспешно ее придержала.       – Я даже ни с кем не разговаривала.       – А с вещами?       Приключения того дня смешались в памяти Софи в сплошную кутерьму, но, поразмыслив, они с Хаулом пришли к выводу, что единственным колдовством мог оказаться только разговор с морковкой.       – Софи, – попросил ее Хаул, уминая последний биточек, – пожалуйста, поосторожнее с овощами. Ты даже не догадываешься, какой коварной может быть морковь.       Хаулу письмо явно испортило настроение, а вот Софи, наоборот, чувствовала себя могущественной ведьмой, и чувство это окрыляло. Странно было только, что на Марту ее колдовство как будто не подействовало. Все эти дни она у них даже не показывалась, ни в шляпке, ни без. А на Майкла было больно смотреть. Утром, уходя, он, как обычно, бросил: «Пойду искать место», и у Софи сжалось сердце. «Бедный, – подумал она. – Совсем места себе не находит от горя».       И вот, вдохновленная неведомыми дальнийскими подвигами, Софи решила проведать Марту и разузнать, на какой там стадии идет процесс ее возвращения к Майклу.       Когда Морган поспал после обеда и выпил молока с печеньем, Софи нарядила его в ненавистные выходные штанишки без карманов и отправилась с ним в дом Фанни, где жила ее строптивая младшая сестра.       Перед белым особняком в Маркет-Чиппинге на пол акра раскинулся самый настоящий сад с розами, роскошными лилейниками и кувшинками в маленьком пруду. Морган остался под присмотром садовника общаться со всеми, кто ползал, прыгал и стрекотал в цветах, а Софи с Мартой устроились в небольшой гостиной с чаем и лимонным пирогом. Разговор у них не клеился.       В первые же минуты Софи поняла, что возвращаться к Майклу Марта нисколечки не собирается. И теперь ей очень хотелось понять еще одну вещь – почему бездействует шляпка. Прежде ее шляпки никогда так не ленились. В крайнем случае они могли вытворить что-нибудь неожиданное, но чтобы вот так не ударить пальцем о палец… Софи посетила неприятная мысль, что, возможно, эта шляпка тоже уже чего-нибудь вытворила, просто об этом еще никто не знает, но она ее отбросила и решила пока обрабатывать Марту своими силами.       – Любви с первого взгляда не бывает! – заявила она.       – Конечно.       Марта сидела перед ней в том самом платье с бирюзовой отделкой и даже не пыталась делать вид, что готова прислушиваться к советам старших.       – Невозможно вот так взять и влюбиться в человека, которого совсем не знаешь.       – Абсолютно невозможно, – нагло согласилась Марта, хотя у самой на лице так и было написано, что она взяла и влюбилась, ни у кого не спросив разрешения.       – А если такое все же случилось, то следует немедленно его разлюбить, – строго сказала Софи.       Марта на это лишь сверкнула глазищами и ехидно приподняла один уголок губ.       – Ага, – бросила она.       Софи встала и сделала несколько шагов по комнате, нервно скручивая в руках свою сумочку. Разговаривать с Мартой было еще противнее, чем с Хаулом, истекающим слизью. В отличие от Хаула она не увиливала, не сбегала, сидела напротив, смотрела в глаза и со всем соглашалась. Но от этих ее "Ага" и "Конечно" хотелось просто завыть. За ними чувствовалась такая непробиваемая стена, что единственным выходом казалось пойти, раздобыть где-нибудь кирку и продолжить беседу уже с помощью этого невербального инструмента.       – Проклятье! – Софи попыталась расправить несчастный ридикюль, который теперь выглядел так, словно его жевала корова. Она снова села. – Марта, я еще могу понять, когда вот так сразу начинает нравиться кто-то симпатичный, но он ведь ужасно неприятный. Я вообще не могла смотреть в эти его жуткие глаза.       – Почему жуткие? – искренне удивилась Марта, выглянув из-за своей стены.       – У глаза должен быть зрачок, а когда его не видно на фоне радужки, это... – Софи передернуло, – пугает. Сплошные черные кружочки... бррр.       – Ерунда! Никакие они не черные, – возразила Марта. – Серые, как у тебя, примерно. Может, чуть темнее.       – Никакие не серые! Чернючие.       – Ага, – ответила Марта, и Софи невольно вернулась к мечтам о кирке или еще каком орудии пыток.       – И ведь он не хочет детей. Ты же видела его лицо, когда Майкл говорил о детях.       Софи и сама не ожидала, что эти ее слова пробьют какой-то невидимый кирпичик в обороне сестры. Плечи ее поникли, а уголок рта дернулся грустно и совсем не ехидно.       – Я и сама уже не хочу, – Марта вздохнула. – Десять детей... это была просто детская мечта. Так глупо.       У Софи оборвалось сердце. О, боги, нет! До этого момента она все-таки воспринимала новую влюбленность Марты как что-то несерьезное, временное. Она казалась ей скорее игрой – какой-то предсвадебной блажью, а не настоящим чувством. Но вот эта готовность сестры отказаться от всей той жизни, о которой она мечтала с детства, отказаться от самой себя резанула Софи в самое сердце.       На обратном пути Морган энергично топал ботиночками по мостовой. Правой рукой он крепко держался за руку Софи, а в левой нес большую зеленовато-желтую гусеницу с черными полосками. Он нашел ее в саду и, конечно же, не украл, а честно спросил у садовника разрешение ее забрать, на что тот уверил Моргана, что он может забрать себе всех гусениц, каких только найдет. Ребенок очень удивился. Он не понимал, как человек в здравом уме мог добровольно отказаться от такого сокровища.       Гусеница боялась Моргана и то и дело выпускала маленькие оранжевые рожки, чтобы напугать его в ответ, а Морган строил грандиозные планы по разбивке сада возле ходячего замка.       – Большой-пребольшой сад, чтобы ей было что покушать, – объяснял он.       – Угу, – отвечала Софи, погруженная в свои мысли.       Она не понимала, как это произошло. Что Марта вообще нашла в этом типе, ведь они совершенно не подходят друг другу. Даже их имена не сочетаются – Марк и Марта. Оба такие жесткие, угловатые, выговариваешь и прямо чувствуешь на языке их острые грани. То ли дело Марта и Майкл.       И внешне они слишком разные. Марта вся светлая, а он – черный какой-то, даже несмотря на его белую кожу. Из-за этих его волос и, самое главное, – глаз, разумеется. Вот черный, и все тут. Хотя, с глазами что-то непонятное. Как Марта могла посчитать их серыми? Софи вдруг подумала, что когда он только появился, в самое первое мгновение, пока он еще стоял по ту сторону темной завесы между мирами, ей он тоже показался другим. Сейчас она уже не могла вспомнить никаких деталей, но общий образ русоволосого молодого человека запомнился ей хорошо. Вот же странный субъект – двуликий какой-то.       Софи споткнулась.       Она остановилась и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Первым ее желанием было развернуться и бежать к Марте, но, поразмыслив секунду, она поспешила домой.       Стеллаж с книгами в гостиной полностью занимал одну из стен, и, если бы им заправлял Хаул, Софи в жизни бы не угадала, что где стоит. Но как-то раз она выкроила время – систематизировала все тома, расставила в определенном порядке и строго-настрого приказала им впредь этот порядок соблюдать. Так что теперь, если даже чародей, не глядя, ставил книгу куда попало, та высовывала из переплета когтистые лапки и перелезала на свое место. Книги по истории, к примеру, перелезали на три нижние полки в левом ряду.       Усевшись на пол, Софи стала вытаскивать их по одной и торопливо листать. К несчастью, все изображения событий и персон шестисотлетней давности были скорее плодом фантазии художников. В некоторых трактатах встречались перепечатанные иллюстрации более древних трудов, но мелкие лица людей, изображенные с помощью множества черных черточек, выглядели не слишком реалистично.       – Ох уж эти мне гравюры! – в сердцах воскликнула Софи.       Она уже думала, что так ничего и не найдет, когда один томик сам раскрылся на странице с большим портретом древнего волшебника в профиль. Это было творение известного художника – мастера Гесса. По преданию, он мог в точности изобразить все, что видел хотя бы одно мгновенье. Однажды из-за него даже началась война, но когда в школе на истории искусств проходили эту тему, у Софи как раз умер отец, обучение ее на этом закончилось, и она так и не узнала, кто кого победил.       Софи постаралась взглянуть на портрет беспристрастно. Не пытаясь увидеть в нем то, чего нет, и не отвергая то, что ей не хотелось бы обнаружить. Линия скул, брови, горбинка на носу, сжатые тонкие губы, форма подбородка… ей было знакомо это лицо, и мастер Гесс тоже определенно видел этого человека – их странного гостя, который назвал себя Марком.       Только уверившись во всем окончательно, Софи позволила себе перевести взгляд ниже, где старинным шрифтом, буквами, каждая из которых сама по себе являлась произведением искусства, было написано: “Темный маг Даэгмар, Черный, Двуликий, Повелитель Теней. 432 год от основания Кингсберри”.       Узнав, что Хаул зачем-то срочно отправился к Салиману, Софи оставила Моргана с Кальцифером гонять ходячий замок по лугам в поисках подходящей травки для гусеницы, а сама бросилась к дому кудесника. Она не помнила, как бежала по улице Толстых Кошек. В голове у нее бесконечно крутилась только одна мысль: "Черный, двуликий – и как я сразу не догадалась?!" А влетев в дом Салиманов и оказавшись наконец в комнате зеркал, где закрылись Хаул с кудесником, Софи поняла, почему его называли Повелителем теней.       Даэгмар стоял в одном из зеркальных проемов по ту сторону стекла, в серой дымке, а хищные сгустки тьмы, которые обычно норовили пиявками впиться в людей, ластились к нему, как кошки. Они плавали вокруг него в тумане, пытаясь поднырнуть под его ладонь или скользнуть по щеке, а он только отмахивался, когда они становились слишком назойливыми.       – Добрый день, миссис Пендрагон, – поприветствовал он Софи.       Софи встала поближе к Хаулу и сама не заметила, как от страха вцепилась в его рукав, чего Хаул крайне не любил. Он лишь слегка поморщился и продолжил разговор, который Софи прервала своим появлением.       – А как вам вообще удалось спастись? – спросил Хаул. – Судя по книгам, положение было практически безвыходным.       – Чудом – иначе и не скажешь, – Марк усмехнулся. – К тому моменту, как они сбросили меня в трещину, я уже потратил все свои силы – не смог бы и огонь пальцами зажечь, а перебороть разрывающее заклятье даже не надеялся. Одним словом, готовился к смерти. Но тут мне на глаза попался цветок. Когда все тряслось и рушилось, он, наверное, упал вниз вместе со мной. Дикий шиповник. Большой такой и мягкий, как будто не настоящий. Похожий на те, что дамы делают из шелка себе для украшений. Знаете такие?       – Знаем, знаем, – ехидно подтвердил Хаул.       – Так вот, он лежал возле Перехода. Наподобие того, что вы сделали в своем доме. Но этот был естественный. Если бы не цветок, я бы его и не заметил. В общем, пролез туда и был таков.       – Невероятное везение!       – Да уж. Вот только я застрял в темноте, разделяющей миры. Знал, что время в ней течет иначе, что каждая секунда для меня – это, возможно, неделя в этом мире, но ничего не мог поделать. Несколько часов искал выход – безрезультатно. А потом появилась ваша дверь. Мне нужно было войти в нее во что бы то ни стало. Извините, если напугал вас, миссис Пендрагон.       – Ну что вы, я вовсе не испугалась, – пролепетала Софи.       – А назваться собственным именем вы, конечно же, постеснялись, коллега? – спросил Хаул так язвительно, что локоть Софи тут же дернулся в сторону его бока. Как можно язвить в разговоре с тем, кто убивает людей целыми городами ни за что.       – Каким? Даэгмар? – маг хохотнул. – На самом деле я такой же Даэгмар, как вы – Пендрагон, господин Дженкинс, – он поморщился и засунул руку под одежду. – Не позволите войти?       Тени совсем достали бедного злодея. Одна особенно настырная залезла к нему под рубашку и в восторге елозила там, уворачиваясь от его руки, пока он пытался ее вытащить.       – Боюсь, охранные заклятья так сразу не снять, – извиняющимся тоном начал Салиман. – Может, вы придете обычным способом через две...       Он не договорил и замолчал в изумлении, потому что Марк шагнул к раме и перенес через нее ногу внутрь комнаты, как будто между ними не было ни мощных заклятий, преграждающих ему путь, ни собственно стекла.       За первой ногой последовала вторая, и маг оказался рядом с ними. Тень поспешно выскочила из-под его одежды, чтобы не миновать зеркальную границу, и он с облегчением поправил куртку.       – Как? – завопил бедный кудесник. Несколько лет назад Хаул в считанные секунды разворотил его "совершенно неприступную" дверь, а теперь очередной умник взял и вышел из его "совершенно неприступного" зеркала.       – Так ведь для создания таких зеркал используются мои собственные заклятья. Конечно, они всегда меня пропустят.       – Ваши? – удивился Хаул. – Так это ваше изобретение?       – Мое, только случайное, – Марк пожал плечами. – Как-то мне приспичило посмотреться в зеркало – увидеть то, что видят другие. Вот я экспериментировал, экспериментировал, но получил не тот результат, к которому стремился. Кудесник Салиман потрогал стекло, чтобы убедиться, что оно – не иллюзия. Под его ладонью была холодная гладкая поверхность.       – По тому, как изменилась Ингария, я подумал, что отсутствовал лет двадцать, а то и тридцать, – продолжил Марк, и тон его стал очень напоминать Салимановский во время чтения его самых нудных нотаций, – но шестьсот... Вы что, спали все эти века?       – Мы с Хаулом здесь относительно недавно, – спокойно сказал кудесник, но Марк его не дослушал.       – Недавно – это сколько? Три дня? Неделю? Даже за это время можно изменить многое, а за один лишь год – весь мир.       Обычно кудесник Салиман сам разговаривал с людьми примерно в таком тоне, и Софи с Хаулом – главные объекты его нравоучений – довольно переглянулись.       – Я немного огляделся. Что здесь происходит вообще? Где гномы? Я не нашел ни одного.       Софи почувствовала, как рука Хаула напряглась под ее ладонью. Он помедлил с ответом, а кудесник невозмутимо пояснил:       – Мы их уничтожили.       – Что? – не поверил своим ушам Марк. – Зачем?       – Зачем? Да от этих паразитов был один вред. Они тут такое творили, на них никакой управы не…       – Вы идиоты? – перебил Марк. – Они ведь практически беспомощны. Единственная раса без капли волшебства. И выгнать их из дома – раз плюнуть. Надо просто сказать, что у вас нет изюма. Они поругаются, попробуют угрожать, но в конце концов уйдут, потому что их главная цель – добыть изюм или виноград.       Все пристыженно замолчали. Гномы были такими противными, что никому и в голову не пришло с ними договариваться. Самым естественным казалось просто избавиться от них, как от тараканов.       – Что вы натворили… – маг выглядел таким расстроенным, словно только что узнал о смерти близких родственников. – А резервные кладки тоже вычистили?       Салиман вопросительно посмотрел на Хаула, а Хаул – в растерянности на Салимана.       – Резервные? – не понял он.       – Слава богам! – процедил Марк. – У вселенной есть защита от подобных недоумков.       Он залез обратно в зеркало и невежливо ушел, даже не попрощавшись. Одним словом, темный маг.       «И как можно влюбиться в такого типа?!» – в который раз подивилась Софи.

***

      Во время всего разговора Софи ужасно волновалась, и вскоре рукав Хаула выглядел так, будто его пожевала та же самая корова, которая немногим ранее расправилась с ее ридикюлем.       Хаул заметил это только, когда они уже вышли на улицу.       – Софи! – возмущенно завопил он. – Меня-то за что?       Он провел рукой по смятой ткани, но на ней это никак не отразилось. А вот глаза чародея сделались значительно больше и круглее. Выругавшись, он торопливо провел еще раз и еще – никакого результата.       – Чёрт! Софи, как ты это сделала?       – Это не я, оно само, – ответила Софи.       Хаул горестно вздохнул.       – Возьми меня под руку, – велел он. – Прикрой, что ли. Я не могу идти на людях в мятой одежде.       Софи послушно продела руку под его отставленный локоть, и они побрели домой.       Солнце уже клонилось к западу и освещало лишь верхушки домов. Из окон доносились вкусные запахи готовящейся еды, люди спешили к ужину, а коты на крылечках лениво поглядывали на прохожих и ждали, когда их тоже позовут кушать. Улица Толстых Кошек жила обычной жизнью и даже не подозревала, что ее счастливые деньки сочтены.       Софи тихонечко всхлипнула. Она бы все на свете отдала, чтобы вернуть то мгновенье, когда этот жуткий Даэгмар, или как там его, постучал в их дверь. Если бы она только знала... Ни за что бы ее не открыла!       – Хаул, – жалобно спросила она, – что же нам теперь делать?       – Не знаю, – сказал Хаул, и в этом коротком ответе было столько отчаяния и обреченности, что Софи снова стиснула несчастный рукав. – Попробую, наверное, применить заклятие возврата. Но с ним совладать не просто. Надо знать, о чем конкретно ты думала в тот момент, а это, скорее всего… – он еще раз вздохнул. – О чем ты думала?       – Не помню, – призналась Софи с не меньшим отчаянием и обреченностью. Она тогда так быстро подскочила и схватилась за дверную ручку, что вряд ли успела о чем-то подумать. – Вроде, я тогда вообще ни о чем не думала.       – Вот это – самое страшное! – изрек Хаул, наставительно подняв палец. – Поэтому вместе с возвратом надо будет навести и восстановительные чары. Но тут тоже не угадаешь – я этот камзол уже несколько раз переделывал: менял оттенок, и обшлага вот здесь были широковаты, а тесьма, – он указал на серебристую полоску по краю, – вообще вся наколдована.       – Тьфу ты! – Софи даже остановилась от возмущения. – Так ты что же, о рукаве говоришь?       – Разумеется, – удивился Хаул. – А ты о чем?       – Обо всем, – она выпустила его локоть и широким жестом обвела дом с печальными горгульями, пушистые бархатцы в вазоне и двух упитанных котов.       Хаул окинул взглядом обозначенный круг проблем.       – И… – уточнил он, вопросительно приподняв бровь.       – Что "и"? Мы все умрем! – Софи шмыгнула носом. – Даэгмар начнет войну.       – Зачем ему это?       Хаул остановился и еще раз попытался расправить рукав. Ткань под его пальцами на мгновенье разгладилась, но потом опять скукожилась, как чернослив. Поморщившись, чародей взял руку Софи и вернул ее на положенное место под его локтем.       – Как и в прошлый раз, ради могущества, конечно. Бойня, жертвоприношения и все такое. В учебнике истории было...       – Глупости, Софи, – перебил ее Хаул. – Никогда нельзя верить тому, что пишут в школьных учебниках истории, там одно вранье. А нам с тобой на него вообще грех жаловаться.       – Почему это?       – Если бы не он, мы бы сейчас не колдовали, а скорее всего, так никогда и не встретились бы.       Софи содрогнулась от ужаса и вцепилась в Хаулов рукав что было сил.       – И никакой войны он не устраивал. Дело в том, что раньше колдовать имели право лишь аристократы, а Даэгмар умудрился сломать эту вековую традицию. Я тебе книжку дам более-менее достоверную, почитаешь.       Софи немного успокоилась.       – Правда, было какое-то пророчество, – добавил Хаул, помолчав. – Что однажды он вернется, и тогда мир расколется, или что-то в этом роде, не помню точно, – он усмехнулся каким-то своим мыслям. – Там еще обещались всякие дурацкие предзнаменования. К примеру, что по Кингсберри с воем промчится белоснежная карета на пяти колесах. Тебе хоть раз попадались пятиколесные кареты?       – Нет, – ответила Софи не слишком обнадеженно.       – Вот видишь – это все ерунда, – заключил Хаул. – Пойдем лучше купим сосисок к ужину.       Только Хаул мог так быстро и легко переключиться от надвигающегося конца света на ужин с сосисками.       – Не надо, – возразила Софи. – У меня уже все подготовлено для ужина.       – Сосиски?       – Нет.       – Тогда идем за сосисками.       – Будет цыпленок, я его уже разрезала и замариновала.       – Сосиски, – сказал Хаул.       – И овощи, – продолжила Софи. – Два молодых кабачка, перцы и...       – Сосиски       – ... и отличная стручковая фасоль. Думаю потушить. Они очень быстро приготовятся.       – Соси-и-иски, – протянул Хаул грустно.       – Только попробуй еще раз сказать со...       – Сосиски! – выпалил Хаул, не дав ей договорить       – Я тебя когда-нибудь точно придушу.       – Сосиски, – выдохнул Хаул с философской обреченностью.       Вместо того, чтобы свернуть в Королевский переулок, он посильнее прижал руку Софи и направился к лавке, над дверью в которую деревянная свинка что-то выплясывала с деревянным барашком.       – Куда ты меня тащишь? – пропыхтела Софи, пытаясь вырваться.       – Сосиски, – объяснил Хаул.       – Гномы тебя забери! – не выдержала Софи. – Ты что, вообще меня не слушаешь? Я хозяйка в доме, и я решаю, что у нас будет на ужин, ясно?! И я говорю тебе, что мы будем есть… – она хотела сказать «цыпленка», она абсолютно точно знала, что она хотела сказать, но слово «сосиски», столько раз повторенное Хаулом, звенело в ее голове. Оно заполнило весь окружающий мир, оно вытеснило все остальные слова у нее во рту и само вырвалось наружу.       – Сосиски! – выкрикнула Софи на всю улицу.       Это получилось так громко, что прохожие оглянулись на нее, а несколько людей даже высунулись из окон. Всем было интересно посмотреть, что происходит, потому что за всю историю Кингсберри на степенной добропорядочной улице Толстых Кошек ни одна молодая леди еще ни разу не кричала слово «сосиски».       Софи мечтала провалиться сквозь землю. Или ухватиться за порыв ветра и улететь на окраину Дальнии. Или стать невидимой на ближайшие несколько лет. В общем, сделать хоть что-нибудь из богатого арсенала средств, которыми располагал чародей Пендрагон для бегства от неприятностей. Но, к несчастью, ни одно из них Хаул не догадался применить. Он только стоял и смеялся. Благо хоть, не гоготал, а скорее давился от смеха.       – На такой эффект я даже не рассчитывал, – признался он вытирая слезы. – Спасибо тебе, Софи.       – Я не это хотела сказать, – процедила она.       – Я понял.       Вся красная и злая, Софи потянула Хаула в мясную лавку, чтобы укрыться в ней от свидетелей ее позора, и выйти оттуда без сосисок ей, разумеется, не удалось.       Вечером, когда заклинание «Мойся, посуда, мойся» прозвенело, извещая об окончании работы, Софи расставила по местам чистые тарелки, разложила вилки и ложки в предназначенные для них ящички и вдруг вспомнила, что скоро будет конец света. Она попыталась расстроиться, но у нее ничего не вышло. Тогда она решила хорошенько пострадать, мучаясь чувством вины, но и тут потерпела фиаско. Оказалось, что чувствовать себя виноватой и одновременно злиться на Хаула почти невозможно. Из-за этого Софи разозлилась на него еще сильнее.       Чтобы успокоиться, она открыла один из шкафчиков и принялась вытаскивать из него всякие баночки и мешочки. Услышав грохот, Хаул осторожно сунулся в кухню.       – Что творишь? – поинтересовался он.       – Я с тобой не разговариваю, – заявила в ответ Софи.       Хаул сразу понял, что ей очень хочется с ним поговорить. Он вошел, взял стул, уселся на него верхом и сложил локти на спинке.       – А о чем конкретно ты со мной не разговариваешь?       – Обо всем, – Софи громко поставила на стол банку пшена и с тряпкой в руках скрылась в недрах шкафа, тщательно протирая полки. – А особенно о сосисках!       – Ага, понятно, – сказал Хаул и замолчал.       Софи надеялась на какой-то более развернутый ответ. Ну и что ему понятно, спрашивается? Ей вот было совершенно непонятно, что там ему понятно! Она прополоскала тряпку и стала протирать банки и составлять их обратно. Строго по убыванию размера слева направо.       – Зачем ты вообще это начал? – спросила она наконец, не дождавшись больше ни слова.       – Хотел узнать, взорвешься ли ты и набросишься ли на меня прямо на улице. Надеялся, что набросишься.       Софи взяла стул и, задрав юбки, тоже уселась на него верхом напротив Хаула.       – Я тебя когда-нибудь прикончу, – доверительно сообщила она.       – Нисколько в этом не сомневаюсь, – вид у Хаула был скорее довольный, чем обеспокоенный. – Но, Софи, ты не представляешь, как смешно получилось, – он засмеялся. – Это было что-то! Сосиски! – выкрикнул он, копируя высокий звонкий голос Софи.       – Я не так кричала! – Софи показалось, что его «сосиски» прозвучали как-то издевательски.       – Так, так, – хохотнул Хаул. – Сосиски!       – Ничего подобного. Сосиски! – выкрикнула она. – Вот так примерно.       – Сосиски! – Хаул старательно попытался повторить.       – Сосиски! – без протяжного «и» на конце.       – Сосиски!       – Сосиски!       – Сосиски!       – Со…       Софи умолкла на полуслове, услышав приглушенный смешок. Она обернулась и обнаружила, что на пороге столпились остальные домочадцы. Усмехался Майкл, Морган смотрел на них с большим интересом, а Кальцифер недовольно кривился позади.       – Это что, игра такая? – спросил ребенок.       – Ага, игра... – проворчал Кальцифер с отвращением. – Как же. Воркуют они так. Голубки.       – Пойдем, – Майкл взял Моргана за руку. – Поиграем во что-нибудь поинтереснее.       Дверь за ними закрылась, и Хаул пододвинулся ближе, прижавшись коленом к колену Софи. Ее левая рука лежала поверх спинки стула, и на среднем пальце видна была едва заметная светлая полоска. Хаул коротко взглянул на нее, а потом посмотрел Софи прямо в глаза.       От его взгляда сердце Софи сладко сжалось и провалилось куда-то, а к коже прилила волна тепла.       «О, боги! – подумала Софи, судорожно вздохнув. – И когда он перестанет это со мной делать?»       Серебряный ободок с тремя крохотными аметистовыми звездочками – кольцо с заклинанием, предотвращающим зачатие, – уже две недели лежало на комоде в их спальне. Сняв его впервые за несколько лет, Софи почувствовала себя такой открытой и обнаженной, что чуть было не начала краснеть при виде раздевающегося мужа. Ей уже казалось, что она совсем привыкла, и вот на тебе – опять чуть не покраснела.       Хаул легонько провел кончиком указательного пальца по светлой полоске, и это прикосновение отозвалось у Софи где-то в затылке.       – Ну что, Софи, поцелуемся или еще поговорим о сосисках?       – Поцелуемся, – обрадовалась Софи.       Она с таким энтузиазмом потянулась к Хаулу, что ему пришлось ловить ее покачнувшийся стул. Сосиски были забыты.       – Хаул, – вдруг встрепенулась она, – когда я забеременею, не вздумай мне об этом сообщать, как в прошлый раз, ладно?       – Ладно, – согласился Хаул. – А почему?       – Как почему?! Это я должна тебе сообщить, это мое священное право. А ты на всякое незримое даже одним глазком не смотри, хорошо?       – Хорошо, – Хаул почему-то ужасно развеселился. – А ты уверена, Софи, что у тебя хватит терпения дождаться, пока ты сама догадаешься? С Морганом ты очень туго соображала.       Софи слегка обиделась. Она ведь не Леттина кошка Буся и не приносила котят по два раза в год – для нее все это было впервые. Конечно, она не сразу поняла, что происходит.       С досады она потыкала кулаком бедро Хаула, на которое опиралась. Бедро было худым и таким же жестким, как деревянное сиденье.       – Кормлю тебя, кормлю... Хватит! – заявила она решительно. – Я вообще самый терпеливый человек…       В этот момент Софи снова бросило в жар, правда, сердце на этот раз осталось на месте, но принялось колотиться, как ненормальное. Она положила руку на свой живот. Две недели... Для каких-то красноречивых ощущений в теле было еще слишком рано, но, возможно, самое главное волшебство в мире – крохотная новая жизнь уже зародилась в ней.       – Хаул, – сбивчиво зашептала она, – а сейчас… Сейчас ты что-нибудь видишь? Может быть, уже?       Хаул тихо засмеялся.       – Софи, ты минуту назад велела мне молчать.       – Ну и что? – она искренне не понимала, какое это имеет значение. – О, боги, значит, да?       – Нет, – признался Хаул, – пока нет.       Чувства Софи смешались. С одной стороны, она все-таки не могла отделаться от некоторого разочарования, а с другой – была рада, что все не случилось так быстро. Хоть они вроде как и решили завести ребенка в срочном порядке, ей хотелось, чтобы этот период продлился у них подольше. Они с Хаулом словно играли в какую-то волнующую интимную игру, известную только им двоим, а занятия любовью, обретя новый смысл, доставляли еще больше удовольствия.       Несколько секунд Хаул вглядывался в посерьезневшее лицо Софи, а потом крепко ухватился за спинку ее стула, притянул ее к себе и поцеловал.       – Не переживай, Софи, – сказал он. – Я знаю, что нам с тобой надо делать!