Глава 7, в которой чародеям на голову сваливаются всякие неожиданности
10 января 2016 г. в 08:52
– Ты не слышал вчера, есть ли здесь поблизости пещеры? – спросил Хаул.
Перед выходом из дома он долго разглядывал рисунок Моргана то прямо, то боком, то вверх ногами и что-то выспрашивал у ребенка, тыкая в листок пальцем. Морган уверенно и громко отвечал, что знать не знает ни о каких «сталгитах», а по краям нарисованы обычные деревья.
– Нет, – ответил Майкл.
Он, морщась, отцеплял от себя гроздья колючих шариков. На этот раз чародею взбрело в голову незаметно подобраться к Косточкам со стороны оврага, но деревенские собаки быстро их учуяли и облаяли без всякого пиетета. Так что когда они вынырнули из кустов, Хаул лишь слегка растрепанный, а Майкл покрытый колючками с головы до ног, их уже поджидала хмурая и жиденькая делегация.
Весел был один только староста. Поняв, что колдуны ничего не могут найти, он заметно расслабился и смотрел на них даже с сочувствием.
– Ну что, – начал он, подрагивая своей гусеницей. – Может, сначала перекусим, да поправим здоровье, а?
Желудок Майкла сжался при мысли о знаменитой настойке, а Хаул откровенно содрогнулся.
– Благодарю. – Он прижал руку к груди, и Майкл понял, что внутренности чародея тоже болезненно отреагировали на вероятность повторения вчерашнего издевательства. – Моё здоровье недостаточно крепко, чтобы испытывать его так жестко и изощренно, но в то же время не настолько слабо, чтобы риск применения столь отчаянных мер для его поправления оценивался бы величиной меньшей, чем риск применения мер каких-либо иных или же угрозы неприменения никаких мер вовсе, – выдал он на одном дыхании.
Майкл, уже привычный к подобным оборотам, потихоньку складывал в голове слова чародея в более удобоваримую конструкцию, а бедный староста в ответ только моргнул. Потом помолчал, подумал и моргнул снова.
– Так это да или нет? – уточнил он, наконец.
– Это – нет, – сказал Хаул. Он не любил, когда его не понимали с первого раза, тем более, когда он так понятно выражается.
– Ну, как знаете, – гусеница недовольно выгнула спинку.
Не успел Майкл вздохнуть с облегчением, как почувствовал, что кто-то клещом вцепился в его рукав. Обычно он сам проделывал это с рукавами Хаула и теперь понял, как это, оказывается, неприятно.
– Господин колдун, – к нему тянулось бледное женское лицо. Зрачки в центре светло-серых глаз сжались до величины булавочных головок и кололи, так что в них было больно смотреть. – Господин колдун, я все утро вас ждала, господин колдун.
– Слушаю вас. – К Майклу пока не часто обращались «господин колдун», и это ему очень льстило.
– Пойдемте со мной, господин колдун, – женщина потянула его за собой. – Только вы мне поможете, если, конечно, согласитесь, господин колдун. Пойдемте со мной.
Майкл взглянул на Хаула, тот кивнул ему, отпуская, и он позволил увлечь себя в одну из улочек с зелеными заборами и рядочками бархатцев вдоль тротуара. Вдали затихало ворчание Кальцифера, обиженного, что ему не предложили поправить здоровье явно горючей жидкостью, и голос Хаула, выспрашивающего, нет ли здесь поблизости пещер. Сдались ему эти пещеры.
– Господин колдун, – женщина торопливо шагала, не выпуская черный суконный рукав. Время от времени она обращала лицо к Майклу, колола иглами зрачков и повторяла на манер музыкальной шкатулки с короткой записью. – Пойдемте со мной, господин колдун.
Вскоре они оказались почти на противоположном конце деревни.
– Подождите здесь, господин колдун.
Женщина оставила его под окном дома с высоким каменным фундаментом, а сама поспешила к калитке. В паре шагов цвел куст жимолости, Майкл шагнул к нему, понюхал, но почти не почувствовал аромата – чародей Пендрагон сегодня благоухал как полторы дюжины кустов жасмина, и во время их совместного блуждания по оврагу обоняние Майкла милосердно отключилось.
Заметив, что молодой человек сдвинулся, женщина тут же подскочила к нему, ухватила теперь уже за другой рукав и потянула назад.
– Стойте здесь, господин колдун, – она отвела его под окно и снова направилась ко входу, но внезапно оглянулась, вернулась и пододвинула его еще на шаг левее и ближе к стене.
Если бы Майкл когда-нибудь задавался вопросом, что чувствуют картины, когда хозяйки вот так же смещают их на дюйм-другой в разные стороны, пока не найдут идеальное место, то сегодня ему открылась бы истина.
– А в чем, собственно… – начал он, но женщина скрылась за дверью.
Молодой волшебник ничего не понял, но готов был помочь, что бы это ни было, поэтому послушно стоял на месте, дышал свежим воздухом и ждал. Прямо над его головой неслышно развевались легкие занавески, но вскоре тишину сменили звуки какой-то возни и невнятные возгласы. И только он решил вопреки указаниям все-таки отойти на шаг, чтобы заглянуть в окно, как сверху на него с грацией куля картошки свалилась полураздетая девушка.
Такого с ним еще не случалось. На ногах он не удержался и упал назад, стараясь придержать девушку, чтобы она не ударилась, а потому ударился сам, да так, что из него вышибло дух. Дом и забор сорвались и ушли куда-то вниз, солнце вместе со всем небосводом скакнуло следом за ними и оказалось прямо перед его глазами – весь мир словно кувыркнулся вокруг Майкла, а затем и вовсе погас.
Когда он очнулся, над ним не было ничего, кроме неба. Ясного и бесконечно высокого, с торжественно плывущими по нему облаками. Бывает так, что если хорошенько приложиться головой, то все суетное вылетает из нее, оставляя лишь мысли о вечном. Но как бы ни тянуло Майкла предаться философским размышлениям, обстоятельства к этому никак не располагали – на нем кто-то лежал.
Он прислушался к своим ощущениям: скула ныла – в нее с силой ударилась голова с гладко зачесанными черными волосами; затылок гудел от излишне резкой встречи с землей; а в живот больно упиралось что-то твердое. Придя к выводу, что он скорее жив, чем мертв, Майкл провел ревизию конечностей. Ноги были целы и более-менее адекватно реагировали на команды разума, локоть правой руки, похоже, был разбит вдрызг, а обе ладони что-то держали: одна – тонкое хрупкое плечо, а другая – какую-то непонятную мягкую и шелковистую часть тела.
Не задумываясь, Майкл перехватил ее покрепче, чтобы сдвинуть придавивший его груз, и в следующее мгновенье произошло сразу два события: молодого колдуна обожгло понимание того, за что он держался, а лежавшая на нем девушка вдруг взвилась вверх, оттолкнувшись от него парой десятков острых локтей, пяток и кулаков. По крайней мере, именно так Майклу показалось в тот момент, и количество синяков, которых он насчитал впоследствии, вполне соответствовало этому предположению.
Девушка хотела отскочить подальше, но край ее длинной широкой юбки оказался придавлен немалым весом «господина колдуна», поэтому ее словно дернуло назад, и она с размаху рухнула на него снова. Майклу показалось, что все внутренности у него в животе расплющились и уже никогда не примут свою обычную форму.
– Тихо ты... – взвыл он. – Да не дрыгайся ты так.
Девушка слеза с него и села спиной, почти касаясь бедрами, потому что дальше отодвинуться не могла.
– А ну отпусти! – потребовала она.
– Да не держу я, – Майкл со стоном откатился в сторону, чтобы высвободить подол. – Сидеть! – рявкнул он, заметив, что смертоносный локоть вновь замахивается, дабы нанести ему какую-нибудь очередную травму, несовместимую с жизнью.
Девушка замерла. На ней была только юбка, и она собралась в комочек, подтянула колени и руки к груди и даже перекинула вперед две толстые блестящие косы.
Майкл во второй раз перестал дышать. Он никогда прежде не видел обнаженную девичью спину, освещенную солнцем, и оказалось, что зрелище это ослепляет. Словно весь свет мира притягивался к гладкой белой коже, а потом отражался от нее и бил в глаза. Бедный парень даже зажмурился. Он торопливо стянул с себя камзол, так, что несколько нижних пуговиц разлетелось в разные стороны, и набросил его девушке на плечи.
– Не бойся, – подбодрил он. – Только умоляю, не дерись больше, ладно?
– А я и не боюсь, еще чего.
Одеяние волшебника вполне способно было вместить двух, а то и трех таких же девиц, поэтому развернулось к Майклу нечто наподобие огромной бесформенной черной кочки с симпатичной мордашкой сверху. Выглядело это не слишком соблазнительно, но Майкл все не мог прийти в себя. От воспоминаний, за что он только что держался, ладонь его пульсировала, а лицо пылало огнем. Он понимал, что все, располагающееся выше воротничка рубашки, у него сейчас краснее красного, а что с ушами творится, даже представить страшно, и от смущения сказал гораздо грубее, чем собирался:
– Ты чего творишь? Что это за манера у тебя падать вот так на мужчин?
– Ничего это не манера! – обиделась девушка. – И не падала я вовсе, а я… а меня сбросили.
– Кто это? – не поверил Майкл.
Девушка замолчала. Она уткнулась носом в складку черной ткани, бугром поднимающуюся перед ее лицом, так, что видны были только сузившиеся настороженные глаза.
– Не скажу, – ответила она наконец.
Майкл вспомнил странную женщину со зрачками-точечками, и как она тащила его, а потом заставила встать точно под окошком. У нее была точно такая же тонкая переносица с легкой горбинкой и прямые брови, словно две нарисованные по линейке черточки.
– Это твоя мама? – высказал он свою догадку.
Глаза над камзолом из узких тут же сделались круглыми.
– Откуда ты знаешь?
Предположение действительно было смелым.
– Да так, подумалось…
– Она не всегда такая, – вступилась девушка. – Сегодня в первый раз. Она с утра сама не своя.
– Верю, – спокойно сказал Майкл, и девушка тоже начала расслабляться и успокаиваться. – Ну что, не пора ли нам познакомиться?
На дворе был 1026 год. По сравнению со старыми добрыми временами мораль претерпела существенную деградацию, и уже мало кто считал, что руку, неправомерно потрогавшую кое-какие женские прелести, следует поскорее отделить от тела. Но молодой колдун принадлежал к числу тех редких ныне людей, которые все еще были уверены, что между физическим контактом и знакомством должно пройти как можно меньше времени. Если только вещи эти происходят именно в такой последовательности, разумеется.
– Меня зовут Майкл, – представился он.
– А я – Анна.
Формальности были соблюдены, и теперь ничто не мешало продолжить светскую беседу.
– Ну, рассказывай, Анна, что с тобой приключилось?
Черная кочка заёрзала, устраиваясь поудобнее.
– Я была в летней кухне, она у нас во дворе с другой стороны дома, – из одежды высунулась тонкая белая рука и неопределенно махнула куда-то влево. – Редиску мыла. И тут пришла мама, схватила меня и повела в дом. Я ничего не поняла, чего она хочет, а она привела меня в нашу с сестрой спальню и стала стаскивать с меня блузку, а потом и сорочку. Тянет и все время повторяет: «Снимай, снимай, снимай, снимай…» Ты не представляешь, как это жутко.
– Представляю.
Майкл вспомнил, как эта женщина снова и снова повторяла «Пойдемте со мной, господин колдун», пока тащила его к себе.
– Я ее спрашиваю: «Зачем?», а она вздрогнула и говорит, монотонно так, как будто читает: «Там молодой колдун, – говорит, – А молодые парни так устроены, что когда им на голову сваливается голая девица, то они сразу забывают кто они, где они, и что они вообще здесь делают». Вот. А потом подтащила меня к окну и стала выталкивать в него. Ты не подумай, что я такая слабая и беззащитная, если бы это кто другой был, я бы ему по носу дала или еще чего. Но не могла же я драться с мамой. В общем, она меня вытолкнула.
Анна горестно вздохнула, и Майкл решил ее подбодрить:
– Ох, ни слабой, ни беззащитной я тебя точно не считаю, – он с улыбкой потер бок, более всего пострадавший от всяких острых и твердых частей ее тела. Анна тоже улыбнулась и слегка порозовела, от чего стала еще симпатичнее. – И не знаю, что в таких случаях происходит с другими молодыми людьми, но я точно помню, кто я, где… – Майкл осекся.
До него вдруг дошло, что все это время они сидели на вытоптанном пятачке травы под окошком, и он напрочь забыл и о коровах, и о Хауле с Кальцифером, и вообще обо всем на свете.
Он поднялся и протянул руку Анне.
– Встать можешь?
– Вроде, да.
– Домой лучше пока не ходи. Мне нужно проверить одну вещь, а потом я вернусь. Тебе есть где побыть?
– Я могу к тетке пойти, здесь недалеко, – девушка поплотнее запахнула черный камзол.
По небу плыли те же самые облачка, что навевали на Майкла философский настрой, пока он лежал оглушенный, держа в руках всякие женские части тела. Деревня жила обычной жизнью, и все вокруг было спокойно, но он чувствовал, что какие-то подозрения, какое-то беспокойство, темное и холодное, нарастает у него в душе. Что-то во всем этом было неспроста. И не успели они с Анной дойти до ближайшего перекрестка, как вдали раздался хлопок, а затем где-то на северной окраине деревни до небес взвился столб ослепительного голубого пламени.
***
Кальцифер выплыл навстречу бегущему Майклу неторопливо и даже вальяжно. Он сыто облизывал фиолетовые клыки, а в самом его центре, там, где у людей располагается живот, поблескивало что-то оранжевое. Увидев Майкла, он обрадовался и бросился к нему. – Ты представляешь, этот глупый крестьянин сказал, что я не смогу разом съесть целый сарай, – сообщил он и засмеялся, чуть не опалив молодому колдуну брови. – И что, он позвал тебя к какому-то сараю в отделении? – подозрения у Майкла в душе не то что зашевелились, а вскочили и начали отплясывать джигу. – Ха! – возмутился Кальцифер. – Да я сам потребовал, чтобы он немедленно указал мне на любой сарай и отошел в сторонку, потому что я проглочу его в одно мгновенье. Не могу съесть сарай… Вот бестолковые люди! Да я такое могу, такое… – демон на секундочку задумался, пытаясь мысленно дотянуться до скрывающихся где-то в туманной дали пределов своего могущества, но Майкл не стал его дожидаться. – К гномам твой сарай, – перебил он его и закричал: – Где Хаул?***
Хаул шел по мягкой подстилке из опавших листьев. Он старался наступать аккуратно, чтобы какой-нибудь торчащей веткой не поцарапать новые модные туфли. Время от времени он хватался за влажные и гладкие стволы молодых осинок и поглядывал наверх, где сквозь мелко дрожащие листочки проскальзывали лучи солнца. Время было раннее (по меркам Хаула), не более одиннадцати часов утра, солнце располагалось сзади и чуть справа, а значит, двигались они на запад. – Здесь где-то начинается отрог Драконьего хребта? – уточнил он. Пастух шагал впереди. Тропинки никакой не было, но местность явно была ему хорошо знакома, и он уверенно вел чародея вперед, обходя упавшие стволы и осторожно придерживая ветки. – Вон, видите, – он указал рукой на небольшой поросший осинами холм с голой каменистой вершиной. – Этот пригорок у нас называют Драконьим зубом. Ближайший вход как раз у его подножья. Уж мне эти пещеры хорошо знакомы, – пастух отвел ветку и ждал, пока Хаул подойдет поближе. – Меня однажды в детстве завели туда, отобрали лампу и оставили там. А сами пошли домой и договорились делать вид, что не знают, где я. – Зачем? – Посмеяться, конечно, – пастух невесело усмехнулся. – Дети – очень злой маленький народец. Они и так друг друга вечно задирают, а представляете, каково ребенку, у которого не две руки, как у всех, а одна. – Так это у вас… эээ… с детства? – Да, я родился таким. Пуповина обвилась, перетянула и… пришлось «отнять», как они сказали. Странное слово «отнять», как будто потом можно отдать обратно. Так бы и говорили – отрезать. – Мне очень жаль, – Хаул чувствовал себя крайне неловко и не знал, что сказать. – Младший сынок старосты особенно старался. Он был заводилой и считал своим долгом придумать издевательство поизощреннее. Ровная часть закончилась. Дальше начинался ощутимый подъем, но пастух свернул направо и направился к месту, где Драконий Зуб раскалывался едва ли не до середины, а лес вливался в эту трещину, заполняя ее ветками, облетевшими листьями и редкой порослью жиденьких от недостатка света осинок. – Сюда, господин чародей, – Пирс вошел в расщелину, зигзагами пробрался вглубь и позвал Хаула за собой. Слева и справа довольно круто уходили вверх каменные стены. Наверное, когда неведомая сила расколола этот пригорок, они были полны острых граней, но дожди и ветра давно смягчили их, и сейчас они потихоньку крошились и осыпались, а попавшие в щели семена прорастали и еще больше разрушали камень, позволяя лесу зализать эту рану и снова сделать землю живой. Хаул огляделся. Нигде не было ничего, напоминающего вход в пещеру: ни норы, ни какого-нибудь лаза. Только треугольником сходящиеся края. – И где же вход? – Он здесь, господин чародей, уж можете мне поверить, – спокойно сказал пастух. Он не врал, это Хаул видел четко, но все-таки не решался идти. Здесь могла быть какая-то ловушка, хоть магии в этом месте совсем не чувствовалось. Только камни, только листья и ветки, только человек в нескольких шагах перед ним – не волшебник, но со следами примененного к нему волшебства. В прочем, на ком их нет в наше-то время. – Вам только нужно подойти поближе, господин чародей. Хаул помедлил еще мгновенье, а потом сделал шаг. Один, второй, третий, а на четвертом обломки веток хрустнули под ним, мягкая опревшая лесная подстилка ушла вниз, и его нога провалилась по колено в трещину, уходящую в землю фута на два, а может быть и на две тысячи. Чародей упал на четвереньки – на колено второй ноги и на ладони, и замер в таком положении, не зная, где начинается, а где заканчивается этот провал. Сначала он даже не испугался, а лишь с досадой подумал, что туфель и штанина обязательно запачкаются, а то и изорвутся. Да и чего бояться – ловушка была глупейшая, хоть и правильно подстроенная без всякого волшебства – любое заклятье он учуял бы сразу. Но все равно непонятно, как пастух собирался сбросить в яму могущественного чародея, когда тот может выбраться откуда угодно. И не только выбраться: он может спуститься по воздуху, как по лестнице, а может и подняться, может перенестись через много миль, подгоняемый ветерком. В конце концов, он молод, здоров, полон сил и вполне способен даже без всякой магии справиться с обычным человеком, безоружным и одноруким. – Простите меня, господин чародей, – сказал пастух. – Но дело нужно закончить срочно, а вы мешаете. Хаул не ответил. Он был не большим сторонником разговоров на краю пропасти. Стараясь не дергаться и равномерно распределять вес на три точки опоры, он попытался осторожно вытянуть ногу. Но, потеряв целостность, покров из принесенного ветром мусора начал рушиться от малейшего движения, поэтому, едва пошевелившись, чародей ухнул вниз по грудь. Но и тогда он не слишком заволновался: одна нога удачно уперлась в каменный выступ где-то в глубине, под локтями оказался прочный край трещины, а совсем рядом росло деревце, крепко вцепившееся корнями в скалу. Хаул потянулся к нему, ухватился за стволик у самой земли и попытался вылезти. Пастух подскочил к нему, и стал методично и безжалостно отцеплять его пальцы. – Отпустите, а то хуже будет, – процедил он. Тут уже Хаул разозлился. Он вскинул левую руку, поймал пастуха за запястье и резко дернул, чтобы свалить его с ног, а заодно подтянуться на нем вверх. Задача представлялась предельно простой, и ему бы, безусловно, удалось выбраться, если бы в этот момент не случилось нечто совершенно неожиданное – одежда на правом боку пастуха зашевелилась. Что-то дернулось у него под курткой, расправилось, а затем с невероятной силой рванулось наружу. Прочная ткань, по которой можно было хоть копытами топтаться без всякого для нее вреда, с треском лопнула, волокна материи разошлись, и оттуда, из образовавшейся дыры, раздирая ее еще больше, вырвалась рука. Какая угодно, но только не человеческая. Тонкая и длинная, почти до колен, покрытая коричневой коровьей шерстью, она сгибалась в двух местах, как паучья лапа, а заканчивалась черным блестящим крюком размером с ладонь. Подобное зрелище кого угодно повергло бы в ступор. Хаул опешил. Он замер, уставившись на эту чудовищную конечность, буквально на мгновенье, но этого времени вполне хватило, чтобы пастух замахнулся и ударил ею Хаула по голове, словно стальной кочергой. В глазах у чародея потемнело, пальцы, стискивавшие деревце, разжались, тело обмякло, соскользнуло в трещину, и Хаул полетел вниз, вниз и вниз в бездонную непроглядную черноту.