Время не властно над нами

На следующее утро через пять минут после того, как за домочадцами Али Эль Адиба, ушедшими навестить и поздравить новобрачных, закрылись ворота, девушка, закутанная в черный хиджаб, скрывавший ее с головы до ног, выскочила из тех же ворот и устремилась в сторону развалин. В голове голос жениха кричал: 'Я страстью пламенной к ее шатру гоним... Я знаю, что любовь-безумие мое', а непослушные разуму ноги несли к возлюбленному. Вчера в свадебной сутолоке Жади удалось назначить Дьогу свидание. Она должна была объяснить. Он должен был понять. Жади ворочалась всю ночь без сна, мучаясь, что не рассказала Дьогу раньше о том, что сосватана за другого. Она не успевала, ведь каждый миг их встречи был бесценен, ей казалось грехом даже упомянуть имя другого мужчины в присутствии Дьогу. А после вчерашних событий ей в голову впервые пришла мысль о греховности встреч с Дьогу по отношению к Саиду. Она вконец запуталась в своих чувствах, и ей было физически необходимо увидеть Дьогу, чтобы вернуть уверенность в себе, в своем сердце и в своих чувствах, разлад в которые внес вчера проникновенный взгляд зеленых миндалевидных глаз. В это время Дьогу зашел в лавку Саида попрощаться перед отъездом. Он попросил приятеля выбрать лучший в его лавке ковер, который Дьогу хотел преподнести в подарок 'одному славному парню', в итоге оказавшемуся самим Саидом. В ответ Саид отвел Дьогу в свою любимую ювелирную лавку и купил ему в подарок неброскую, но дорогую серебряную печатку. Потом он проводил друга до гостиницы и, сердечно обнявшись на прощание, молодые люди направились каждый по своим делам. Уложив сумку у себя в номере, Дьогу посмотрел на часы. Сейчас Жади наверняка уже ждет его в развалинах. Пусть ждет! Так ей и надо, взбалмошная девчонка. Она еще и оказалась чужой невестой. Даже хуже, чем чужой. Она оказалась невестой Саида. Дьогу бы не было так противно, если бы он наставлял рога какому-нибудь гипотетическому местному болвану, но оттого, что он знал этого человека и хорошо к нему относился, на душе было мерзко. Он даже поставил себя на место Саида, вообразив, что Маиза сейчас, пока его, Дьогу, 'лихорадит' в чужой стране, распивает на пляже кокос с каким-нибудь не в меру загорелым качком. Его даже передёрнуло от этой мысли. Он до того разозлился, что изменил свое первоначальное решение и устремился таки в развалины, чтобы преподать этой Жади хороший урок и высказать все, что у него накипело в душе под этим горячим марокканским солнцем. Войдя в развалины, Дьогу не увидел Жади на их обычном месте. Он обрадовался, решив, что девушка его не дождалась, но тут, откуда ни возьмись, зазвучали восточные ритмы. Из-за перегородки сначала появилась рука, потом ножка, а потом и вся Жади выплыла к нему и предстала во всей красе в соблазнительном полупрозрачном костюме для танцев красного цвета. Ее голова была украшена золотой подвеской, а лицо девушка кокетливо прикрывала легкой тканью. Дьогу залюбовался. Все-таки, хороша чертовка! А может? Нет! Он не поступит так с Саидом. Дьогу облокотился о ближайший столб и дал себе слово испытать в этих развалинах сугубо эстетическое удовольствие. Так и быть, ругать такую красотку он не стает, но ясно даст ей понять, что между ними все кончено, не успев, по мнению Дьогу, начаться. Она танцевала так живо и с таким чувством, что он даже стал хлопать ей в такт, как внезапно чьи-то сильные руки развернули его на сто восемьдесят градусов, и он получил удар в скулу такой силы, что, грохнувшись на землю, не сразу вспомнил свое имя. Не успев прийти в себя, он почувствовал, как те же руки схватили его за рубашку и готовятся нанести новый удар. До его ушей, наконец, дошел истошный крик Жади, и он увидел перед собой искаженное болью, будто его самого только что избили, лицо Саида. Замахнувшись для второго удара, Саид вдруг передумал и оттолкнул Дьогу от себя, будто прикасался к чему-то грязному и боялся испачкаться в этом сам. Дьогу с трудом встал и, выставив вперед ладонь в оборонительном и одновременно успокаивающем жесте произнес, с трудом двигая ноющей челюстью: - Саид, я все объясню. Я не трогал твою невесту, даже пальцем не... Саид замотал головой, как бы разгоняя слова Дьогу и запрещая ему говорить дальше. Жади он даже не удостоил взглядом. Сама девушка, забившись в угол, с ужасом наблюдала за происходящим. Она посмотрела на Саида и испугалась за него гораздо больше, чем за себя или за Дьогу. Его лицо стало каким-то серым, руки беспомощно болтались вдоль его длинного тела, как будто удар, нанесенный Дьогу, отнял у него все силы. Глаза были воспалены и сверкали такой ненавистью, отчаянием и безысходностью, что до Жади, наконец, стало доходить, какое оскорбление она нанесла этому красивому, гордому человеку, считавшему себя ее мужем и готовящемуся положить весь мир к ее ногам. Немного успокоившись, Саид вынул из кармана брюк бумажник Дьогу и бросил ему. - Ты забыл у меня в лавке, наверное, когда за ковер расплачивался, я шел за тобой, чтобы отдать. Я вернулся к твоей гостинице и увидел тебя, выходящим оттуда, никак не мог догнать, а потом ты зашел сюда и..., - Саид как будто оправдывался перед самим собой, будто не эти двое, а он сейчас совершил греховный поступок. Неожиданно слух всех троих привлекли крики мужчин, раздававшиеся у самого входа в развалины. - Они нас увидели, - машинально констатировал Саид, - сейчас приведут сюда толпу народа, - и, первым придя в себя, осознав весь ужас их положения, повелительно прикрикнул на своего друга и свою невесту, - что встали, бежим! Жади проворно схватила свою паранджу, натягивая ее на ходу. Саид, наоборот, не останавливаясь, стянул с себя повседневную джеллабу и кинул ее Дьогу со словами: - Надень, они запомнят человека в европейской одежде. Дальше они бежали молча, вслед за Саидом, гонимые чужими злобными криками, которые не приближались, но и не утихали. Выбежав с территории этой заброшенной старой крепости, Саид потянул парочку вслед за собой в сторону Медины. 'Там легче смешаться с толпой', - лихорадочно соображал Саид. Влившись в бурлящий поток Медины, на одном из переулков Саид резко развернулся к Дьогу, и на какой-то сумасшедший миг тому показалось, что Саид вновь начнет его бить, так тряхнул он его за плечи. - Первый поворот налево, третий поворот направо. Там будет твоя гостиница. Они преследуют троих, а не двоих, пора прощаться. Не удостоив больше Дьогу ни единым взглядом или словом, Саид нашел ткань хиджаба Жади и потянул ее за собой. 'Брезгует взять меня за руку',- поняла Жади и обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на Дьогу, но тот уже скрылся, и его было не различить в толпе местных жителей в традиционной одежде. Саид недооценил ретивости своих преследователей. Они разделились и растеклись по улочкам Медины, на ходу набирая союзников, окружая беглецов и загоняя их в угол. Саид остановился и понял, что их дикие крики слышны уже со всех сторон, вот-вот они нагонят женщину в черном хиджабе и ее спутника, и одному Аллаху известно, что за этим последует. Саид вообще заметил эту особенность их 'кодекса моральных правонарушений' - чем более суровое наказание предусмотрено за проступок, тем более рьяно готовы этот проступок изобличить местные поборники нравственности. Он понял, что есть только один способ спасти Жади, и только три секунды, чтобы им воспользоваться. Он прошептал: - Отсюда до дома твоего дяди рукой подать. Иди, медленно, как ни в чем не бывало, - и оттолкнул девушку от себя. - Нет, я не оставлю тебя здесь одного. - Ты что, совсем дура? Тебя они не пожалеют, а я с ними договорюсь. - Нет, Саид, я... - А ну пошла отсюда, пошла! - зашипел Саид и развернулся навстречу своим преследователям. Когда с трех сторон к нему двинулись с плетками, немедленно найденными в толпе, он бросил взгляд в ту сторону, куда скрылась девушка, и с облегчением не увидел в толпе ни одной черной паранджи. Вернувшись домой, Жади не находила себе места от беспокойства. Зораиде уже вернулась, но она была так занята на кухне, что даже не заметила отсутствия Жади. Однако настроение девушки не укрылось от бдительного ока мудрой женщины. - Да что с тобой? Ты будто сама не своя. На вот, лучше почисти эти овощи. Жади была рада занять себя хоть чем-то, однако воображение угодливо подсовывало страшные картины. Вот Саид, весь окровавленный, еле держась на ногах, входит в ворота. Боль сковала ему язык, но дядя Абдул и лара Назира и рады прокричать историю позора Жади на весь дом. Дядя Али, Зораиде, даже Карима в ужасе отшатываются от нее. Саид хрипит одно слово: «Дьогу», взгляд дяди Али озаряет внезапная догадка, и вот уже Дьогу ведут, чтобы подвергнуть страшному наказанию. А вот ее сердце сжимается в приступе жалости к Саиду. Стыд и раскаяние мучают девушку. Будь дядя Али дома, она бы бросилась ему в ноги, но умолила спасти Саида, который примет это страшное наказание плетьми, хотя единственная его вина – любопытство! - Жади, отдай, ты все пальцы себе изрежешь вместо овощей. Что тебя мучает? На один миг Жади захотелось во всем признаться Зораиде, но желание быстро прошло, и она ответила: - Ах, Зораиде, все так зыбко в моей жизни, я не понимаю себя. - Я видела, как вы вчера переглядывались с Саидом, признайся, Жади, он начинает тебе нравиться? – весело подмигнула ей зоркая служанка. - Не знаю, не знаю, все как в тумане! - Хочешь, я погадаю тебе на кофейной гуще? Сид Али как раз нет дома, посмотрим, что уготовила тебе судьба, а, Жади? – Жади открыла было рот, чтобы согласиться, как вдруг со двора послышался дикий крик сид Али: - Жади!!! Жади!!! Где ты?! Немедленно иди сюда! Дрожа от страха, девушка спряталась за спину ничего не понимающей Зораиде. Сид Али вбежал на кухню, сразу заметил девушку, выдернул ее за руку из-за спины женщины и отвесил звонкую пощечину. - Что ты натворила? Как ты посмела? Я прокляну тебя, Жади! Ты обрушила стены этого дома мне на голову! Как ты могла?! Я принял тебя как родную дочь! Аллах! Зачем я пригрел эту змею на своей груди! - Сид Али, вам нельзя так волноваться! Вы весь белый! Пойдемте, я дам вам лекарство, заварю чаю. - Какой чай, Зораиде! Ты не знаешь, что сделала со мной эта девчонка! Она вываляла мое имя в грязи Медины! И имя Саида заодно! Мои дети не смогут создать семью, даже дети Латифы, которые еще не родились, никогда не найдут себе пару! А знаешь, почему? Потому что никто, ни одна семья в Фесе не захочет связать себя теперь с семьями Рашид и Эль Адиб! - сид Али прижал ладонь к сердцу, прикрыл глаза в приступе сильной боли, но, в очередной раз, оттолкнув руку Зораиде, двинулся на Жади. - Я знаю, что это ты. Саид не решился бы на такое, зная, что всего через две недели ваша свадьба. Что ты делала в этих развалинах? Для кого танцевала, одетая, как одалиска? И кто был третьим человеком, которого так и не нашли? Ведь Саид просто помог спастись вам обоим, приняв на себя удар. Ты знаешь, что ему грозило, ты знаешь, что бы ему пришлось вытерпеть, если бы мы с Абдулом не возвращались именно в это время и именно по этой дороге от Мохаммеда и Латифы? Даже то, что выпало на его долю – страшно! Его избили, плетьми, мы буквально вырвали его из лап разъяренной толпы, на его спине, Жади, нет живого места! Он был без сознания, когда его внесли в дом! Его сестра лара Назира с трудом привела его в чувство, и не известно еще, как это скажется дальше, что эти мучители могли ему повредить. Все это целиком и полностью твоя вина, Жади! Сегодня ты вымыла руки в крови своего жениха. Обдав Жади взглядом, полным презрения и разочарования, сид Али, наконец, позволил Зораиде увести себя и начать хлопотать над ним. Целую неделю Жади ходила по дому, словно призрак. Она не замечала никого, и никто не разговаривал с ней. Лишь Зораиде три раза в день оставляла для Жади на кухне что-нибудь поесть, но нередко блюдо так и оставалось нетронутым. Жади грызли муки совести. Она знала, что каждое слово дяди было правдой. Она опозорила его дом, дом человека, который принял ее с распростертыми объятиями в самый трудный момент ее жизни. Но, главное она стала причиной того, что невинного человека терзали и мучали, лишь потому, что ей захотелось танцевать перед молодым мужчиной и ловить его похотливый взгляд на себе. Одно утешало Жади – судя по всему, Дьогу благополучно скрылся. Наверняка он сидит сейчас в гостинице, возможно даже ходит вокруг ее дома, не решаясь войти, мучаясь неизвестностью и страшным предчувствием. Наконец однажды вечером в их дом явились Саид с ларой Назирой и Мохаммед с Латифой, которой, она слышала, строго настрого запретили являться в дом дяди и видеться с опальной кузиной. На столике у дивана ароматно дымился бахур, повсюду в этот вечерний час в доме горели свечи, фонтан привычно журчал, купая лепестки роз, однако в гостиной стояла тишина. Хозяин и гости хранили суровое молчание, боясь, что от любого слова, как от искры, возгорится пламя скандала. Даже ларе Назиры удавалось сдерживать себя. В течение всего визита она хлопотала о Саиде, то поправляя ему подушки, то поднося чай. Молодому человеку явно было еще рано ходить по гостям. Он с трудом сидел на краешке дивана, боясь облокотиться на спинку. На нем не было его привычной джеллабы, и даже соприкосновение израненной кожи спины с легкой тканью рубашки причиняло ему боль. Наконец, тишину нарушил сам Саид: - Дядя Али, я пришел, чтобы подтвердить свое желание жениться на вашей племяннице, Жади, и увезти ее с собой в Рио-де-Жанейро. Гости ахнули, хозяин выронил из рук кальян, Зораиде замерла с подносом, перешагнув через порог комнаты, а Жади испуганно прижала руку к губам, боясь выдать свое присутствие на верхних ступенях лестницы.