Сердце преисподней

      Израненная уставшая девушка прислонилась спиной к серой стене здания, пытаясь отдышаться и зажимая ладонью глубокий порез на плече. В слишком долгой, бесконечной, кажется, битве наступила короткая пауза, и Гуми пряталась в белесом густом тумане, нависшем над городом, молясь о том, чтобы ей хватило сил продержаться до конца. Гакупо был настроен решительно, потому что знал, что тянуть и дальше права уже не имеет. Все должно решиться здесь и сейчас, ведь он не может оставить ей жизнь. Не должен...       Гуми чертыхнулась, сползая на землю, и тихо застонала от боли, не в силах сдержаться, хоть и знала, что так враг найдет ее еще быстрее. Это сражение оказалось самым изматывающим из всех, в которых ей приходилось участвовать, и она уже не знала, по силам ли ей выжить в такой схватке.       Дождь незаметно начинался снова, сначала лишь мелко накрапывая, а затем все обильнее поливая землю. Холодная вода, стекающая по разорванной одежде и уставшему напряженному телу, размывала рваные следы крови и зализывала раны, обжигая и причиняя еще большую боль.       – Нашел... – вдруг послышался едва различимый в шуме ливня короткий шепот, и девушка только чудом успела увернуться от рубящего удара ножом.       Гакупо разочарованно и немного безумно скривился, когда она стремительно подскочила и ринулась вглубь лабиринта серых старых домов, в котором пряталась уже несколько часов кряду. Это больше напоминало погоню или игру в прядки, нежели битву на равных, но служитель Бога непоколебимо следовал за своей жертвой, нанося все новые удары и неизбежно загоняя в угол. Он не проявлял больше эмоций, только лишь грубовато усмехался, когда удавалось в очередной раз задеть девушку, будто наклеил на лицо непроницаемую маску, становясь благодаря этому, наконец, тем, кем изначально должен был быть рядом с прислужницей Ада.       И сейчас он понесся за ней, не видя даже ее смутного силуэта, но словно чувствуя сердцем место, где она прячется, и безошибочно находя ее уже в который раз.       Гуми не могла бежать долго, и вскоре он загнал ее в тупик, так просто и играючи, будто в любую секунду мог забрать ее жизнь, но забавлялся, глядя на ее безуспешные попытки спастись. Вскинув вперед дрожащие от усталости руки, в которых был крепко зажат короткий черный нож, девушка вжалась в стену, словно ища у серого бездушного бетона поддержки, и с отчаянием и страхом, надежно скрытым в решительной изумрудной глубине, посмотрела прямо в лицо своему врагу.       Однако в его темных глазах не отразилось ничего, взор так и остался стеклянным, не выражающим совсем никаких эмоций. Это пугало и восхищало ее, и Гуми смотрела на слугу Рая снизу вверх, впервые признавая его превосходство. Сейчас ему, кажется, ничего не стоит убить ее. Тогда чего же он ждет?       Гакупо медленно занес кинжал, не замечая даже направленного в его сторону оружия Гуми. Он знал, что она уже не в силах сопротивляться.       А значит, самое время для смертельного удара.       Дождь неистово и беспощадно молотил по напряженным плечам, заглушая громкое взволнованное дыхание и размывая все перед глазами. Прозрачные капли стекали по щекам девушки, и парень, не отрываясь, смотрел на нее, медленно осознавая, что ее лицо мокрое вовсе не из-за ливня. Сердце стукнуло как-то по-особому, разбивая холодную решительную маску и причиняя боль, бешенную и мучительную. Захотелось согнуться пополам и жадно вдыхать ртом воздух, пока это режущее, пронзительное чувство не исчезнет, однако Гакупо не шелохнулся, и лишь в глазах его мелькнуло что-то неясное, едва заметное. Она впервые плакала перед ним, и ее слезы смешивались с каплями дождя, поэтому она безбоязненно смотрела прямо на него, не отводя взора, в котором, как и всегда, горела сила и твердость, отличающие ее от многих других. Гакупо знал эту девушку слишком хорошо и понимал, что она не хотела бы, чтобы хоть кто-то видел ее слабость. Тем более он. Парень сделал шаг вперед, приближаясь почти вплотную и готовясь вонзить клинок в ее сердце, трепещущее от страха и от иного, странного и такого неуместного сейчас чувства.       Она вдруг улыбнулась сквозь слезы. Открыто и искренне, так, как не улыбалась еще никому и никогда, и он замер, впервые видя ее такой. А она смотрела тепло и нежно, будто прощалась с жизнью и с любовью, на которую никогда не имела права.       – Не бойся... – прошептала тихо, почти беззвучно, – Мне не будет больно. Просто сделай то, что должен...       Она была готова к смерти. Разве умереть от его руки так плохо? Идеальный конец...       Парень выше поднял кинжал и только сейчас понял, что дрожит. Маска была сорвана, его истинные чувства опасно обнажены, и теперь уже он не знал слезы или капли дождя стекают по его лицу.       Они застыли, каждый в преддверии смерти, слишком одинаковые, чтобы ненавидеть, но сражающиеся на разных сторонах, хоть их сердца и бились в едином ритме. Так глупо, ведь это же просто случайность, благодаря которой когда-то именно эта невинная девушка оказалась рядом с грешником. Случайность, благодаря которой порядочный молодой человек был избран служить Богу.       Жестокая шутка судьбы...       Взгляд рассказывал слишком многое. Открывал то, чего никогда не должно было произойти в их душах. И этой бесполезной борьбе за сохранение уже раненных однажды сердец, наконец, пришел конец...       Они сделали лишь один синхронный рывок, навсегда решивший все. Быстро, чтобы не иметь возможности осмыслить, резко, чтобы оборвать сопротивление, которого все равно не было. Последний шаг – и их губы встретились в едином порыве, таком жарком и неистовом, будто это были последние секунды их жизней. Ее короткий темный клинок замер у его горла, а серебряный кинжал, принадлежащий ему, остановился в сантиметре от ее нежной шеи, но поцелуй от этого не прервался, становясь все безумнее, отчаяннее.       Глубже, жарче, чтобы все запреты и правила растворились, оставляя их, наконец, наедине, в том хрупком дрожащем мире, где такая страсть была бы позволена. Сливаясь в этой яркой вспышке желания, забывая обо всех приказах и о высших силах, руководящих мыслями и эмоциями, они в каждое движение, в каждый вздох вкладывали все то невозможное, что связало их сердца с первой же встречи. Как и тогда, они сгорали в пламени сумасшедшего влечения, цепляясь за каждый миг преступной близости.       Прикосновения грубые, ожесточенные, почти звериные. Это недопустимо в Раю, но служитель света продолжает, потому что так необходимо. Потому что она слишком мягкая, слишком нежная, слишком красивая... Такая манящая и притягательная, что сдерживаться уже подобно смерти, и он прикусывает губу до крови, уже не понимая, свою или ее...       И она отвечает так же неистово, жаляще, причиняя боль каждым нежным, но таким болезненным касанием, сжимая и комкая пальцами его мокрую одежду, будто ища спасение. Ей также больно, потому что она задыхается в его объятиях, но отпустить не может, ведь тогда этот миг растворится в нескончаемой жестокой реальности, где им нельзя жить. Где кто-то один непременно умрет.       Но прежде...       Она стонет от наслаждения или от агонии, в которой сгорает и тело, и душа, но скорее от счастья, впервые так яростно обрушившегося на нее.       Жарко. Смертельно, будто в преисподней, и кожа горит от прикосновений, хоть ледяной дождь до сих пор хлещет по плечам.       Если еще чуть ближе... То не останется ничего, что помогло бы сдержаться, и с его губ сорвется рваный выдох, который заводит только сильнее. И она, такая непокорная и сильная, поддастся, позволяя сминать свои губы, и будет впиваться ногтями в его плечо, причиняя боль, которая почему-то кажется слишком приятной, непереносимо сладостной. Это властное, вяжущее чувство плюет на протесты разума и связывает узлом все внутренности, принуждая подчиняться. Оно всегда было сильнее. Сильнее Бога и дьявола, сильнее Рая и Ада...       Ее рука дрогнула, и нож оставил на его шее длинный неглубокий порез, но он не заметил – не до того.       Сбившееся дыхание, обжигающее губы и секундный зрительный контакт свели с ума окончательно. Потому что у нее слишком красивые глаза, такие яркие и порочные...       Выбора не было с самого начала. Бежать и прятаться бесконечно бы не удалось, но сейчас этот жалящий огненный поцелуй казался преступлением.       Хотя какая разница? Лучше умереть, чем отстраниться теперь.       Однако они по-прежнему с силой сжимали в руках оружие, в любую секунду готовые вонзить клинок в горло любимого врага. Насквозь промокшие, они не чувствовали холода, потому что каждое прикосновение обжигало, и пальцы тряслись от напряжения, и холодный металл, сверкающий в свете далекого желтого фонаря, ходил ходуном в опасной близости от шеи противника.       Гакупо на секунду чуть крепче сжал ее плечо, такое тонкое, но ощутимо сильное, и позволил ей чуть отодвинуться, чтобы вдохнуть. Их глаза встретились снова, и он подавил горькую усмешку, осознавая, что жажда ее тела нисколько не уменьшилась от этого поцелуя. Хотя это и не так важно... Гораздо важнее, что сейчас она смотрит так доверчиво и ласково, будто видит перед собой спасителя, героя. И он счастлив. Впервые в жизни настолько, что уже все равно, жить или умереть, лишь бы она улыбалась вот так, искренне и наивно.       – Давай убежим? – он выдыхает тихо, прямо ей в губы, ведь она все еще так близко, – Прошу, Гуми... Только ты и я...       Безрассудно, глупо. Будто от Рая и Ада можно скрыться... Но разве нельзя хотя бы попытаться?       Она почти неощутимо дрожит в его руках от холода или от страха, и распахивает глаза шире, словно не верит, боится.       Гакупо резко выдыхает, готовясь совершить необратимое, то, что, пусть и кажется мелочью, на самом деле имеет слишком большое значение. То, за что ждет суровое наказание. Он улыбается ей, чтобы хоть немного успокоить, ведь ее сердце стучит так быстро, и опускает руку, сжимающую кинжал, не сводя с нее любящего нежного взгляда. Все равно ведь не сможет убить. Только не ее.       Он уже сделал выбор. Теперь ее черед...       Небеса нахмурились, становясь все темнее, пугающе гремя, и сам воздух будто бы стал гуще, напряженней. В каждом рваном порыве ветра чувствовалась угроза, и дождь казался совсем ледяным, резким, словно этот черный, такой опасный сейчас купол гневался и готовился мстить. Вот сорвалась с грязно-серой тучи яркая молния, ослепляющая и смертоносная, но Гакупо будто и не заметил ничего, ожидая ее ответа. Она подняла глаза, и разразился гром, оглушающий и жуткий, заполняющий собой все пространство, пытающийся помешать.       Все решила секунда. Просто счастье с самого начало было недоступно...       Она медленно, будто хотела сделать еще больней, шагнула назад и решительной твердой рукой направила нож ему в сердце:       – Я нужна моему Господину. Я не смогу уйти...       Небо разрезала еще одна молния, осветив на секунду страдание, исказившее его лицо.       – Гакупо... – тихий шепот. Всего лишь имя, но от ее голоса оно наполняется чем-то невообразимым, чем-то смертельно важным. Ее губы едва шевелятся: – Прости...       Ее резкий рывок был предсказуемым, но и от него парень увернулся с трудом, двигаясь механически, не осознавая ничего вокруг и лишь пытаясь выжить в круговороте мыслей и острой боли, которая засела в груди ломаной ядовитой иглой.       Она продолжала нападать, все еще обессиленная и уставшая, но решительная. Потому что выбора не оставалось, и ей, наверное, хотелось умереть, однако она не могла позволить себе такое малодушие, ведь власть Ада была сильнее. Сможет ли она вонзить нож в его сердце? В сердце человека, которого сумела полюбить так сильно...       Она все еще пыталась убедить себя, что сможет.       Ее выпады и атаки походили на танец, отчаянный и изящный, будто она сражалась с самой смертью и с безжалостной судьбой, теперь она не сдерживала слезы и из последних сил нападала, зная, что он в любую секунду может убить ее. Оборона была слишком слаба, однако Гакупо лишь уклонялся, потому что в каждом ее движении он видел боль, и это было невыносимо, но так неизбежно, что бороться уже не стоило. Просто проще умереть, чем убить ее.       Она вдруг резко вдохнула и развернулась неожиданно стремительно, так, что он не успел уклониться и через секунду коротко вскрикнул, прижав ладонь к глубокому порезу под ребрами. Гуми не остановилась, увидев хлынувшую из его раны кровь, и со стальным блеском в глазах кинулась вперед, целясь в сердце. Гакупо пошатнулся, и только это спасло его от смертельного удара, а затем как-то криво, но с силой взмахнул кинжалом, рассекая скользящим быстрым ударом ее руку, держащую нож. Девушка сдавлено застонала, и осела на грязный, перепачканный кровью асфальт. Усталость и затянувшаяся борьба, наконец, дали о себе знать, и больше Гуми сражаться уже не могла. Холодный темный металл со звоном упал на землю.       Дождь стал затихать, и небо немного посветлело, озаряя слабым серым светом поверженную прислужницу Ада и раба Господа, который подошел ближе и опустился на колени рядом с ней, заглядывая любимой в глаза.       Это был последний миг, когда он мог смотреть на нее вот так.       Смерть уже подступала ближе, готовясь забрать одну из этих душ, и хрипло дышала в спину своей жертве... Однако они не догадывались об этом. Сейчас они хотели лишь сохранить жизнь друг другу, и поэтому ни один из их смертоносных ударов не попал в цель. Эта битва должна была все решить, но ясным стало только то, что они никогда не смогут погубить друг друга.       Наказание будет страшнее смерти. Но они оба стерпят все, что бы ни послали им высшие сила этого мира, потому что лучше мучиться всю оставшуюся жизнь, чем сейчас упустить этот нестерпимо важный стук такого дорогого сердца.       – Я люблю тебя.       Его тихий голос разорвал тишину, которая была слишком резкой, абсолютной, дарованной им лишь на секунду, чтобы эти слова все же прозвучали в невесомой беспощадной реальности.       – Я тоже люблю тебя.       Она ответила с улыбкой, которая была так ему дорога, и солнце неожиданно выглянуло из-за серых туч, осветив сцену их прощания. Будто сама природа благословляла их любовь, дарила надежду на счастье... Надежду, которую вскоре отнимет смерть.