Друзья или...

«Серебряный луч, призрачный, полу-прозрачный, блуждал под луной, удерживая собой бездонный колодец ночи. И глядя на него, что-то темное и примитивное поднималось в нем, и застонал он от тоски. Ему казалось, что он, вращаясь, все быстрее и быстрее летит вниз, в бездну отчаяния. Неужели в этом мире нет для него любви лишь потому, что кожа его темна?» Лео выхватил карандаш из-за уха, но рука замерла над страницей. С чего начинать? Подумав, он исправил ошибку в правописании: «полу-прозрачный» на «полупрозрачный». Затем исправил смысловую ошибку, вставив после «И глядя на него» фразу «Уильям почувствовал, как», и, пару раз надкусив карандаш, убрал его на привычное место — за ухо. День клонился к вечеру. За два последних часа он успел вымыть посуду, убрать в гостиной, оставить чашку с чаем возле кровати коматозной Алисе и вынести мусор. Сейчас он лежал на диване у большого окна, закинув обутые в кроссовки ноги на подлокотник, со стопкой бумаг на груди. Он пролистал оставшиеся страницы и вздохнул. Насколько он мог судить, «Затерянный мир», написанный Кьяра Носферас, представлял собой тоскливый любовный роман времен Гражданской войны, феминистскую версию «Унесенных ветром», где Скарлетт О'Хара была белой, а ее возлюбленный — черным рабом, которому не чужд экзистенциализм. Но опыт подсказывал Францу Леопольду, что Кьяра писала не пародию. Что он ей скажет? Только не правду. Кое-что в ее рукописи было не так уж и плохо, но в целом — форменный мусор. Иногда Лео спрашивал себя, можно ли вообще научить творчеству. Он ненавидел слово «творчество», почему-то оно ассоциировалось у него с женщиной, танцующей босиком с неким артефактом из морских раковин на груди. Хорошее писательство — мастерство, очень хорошее — искусство, но творческое писательство зачастую не являлось ни тем, ни другим. Однако Лео нуждался в деньгах и потому не имел права на выбор. Из-за денег он преподавал, из-за денег писал рецензии в толстые журналы. Содержания, которое выплачивал ему отец, хватало лишь на оплату квартиры. Лео с раздражением подумал об отце, о его коттедже на море, о его доме в горах, о фамильном особняке, о его дорогих сигарах и еще более дорогостоящих женах. Отец и понятия не имел, сколько стоит жизнь в Нью-Йорке, на Манхэттене. Но стоило Францу Леопольду завести разговор о деньгах, как отец, насмешливо усмехаясь, предлагал поискать «настоящую работу», ту, за которую платят. Неудивительно, что роман так и не был закончен. Писатель должен вдыхать чистый воздух божественного вдохновения, не загрязненный земной суетой. Писатель не вправе распыляться по мелочам и осквернять свой талант халтурой. Хотя и эта халтура имела свои преимущества. Кьяра злоупотребляла метафорами, однако это не портит всей картины, ее произведения. Он положил голову на подлокотник дивана и закрыл глаза, пытаясь мысленно очертить контуры сегодняшнего свидания. Вначале он отведет Кьяру в бар «Z». Там они могли бы выпить по паре коктейлей в открытом кафе, устроенном прямо на крыше, и полюбоваться на знаменитостей — девушкам всегда это нравится. Важно покончить с деловой частью как можно скорее, так что он начнет с того, что вернет ей рукопись и выскажет свое мнение. Лео про себя попрактиковался в произнесении нужных слов: оригинальная концепция… тонкая наблюдательность… интересная — нет, тут надо улыбнуться — отличная пунктуация. За вторым коктейлем он предложит безжалостную купюру — убрать сюжет в сюжете про ампутацию, например, — так, чтобы ее слегка завести. Они поспорят, она даже может всплакнуть, он извинится, они помирятся, после отправятся в какое-нибудь уютный маленький ресторанчик, а потом может быть к ней домой. Удовлетворенный, Лео вложил рукопись «Затерянного» в папку — недешевую броскую папку, в которой принесла свой опус Кьяра. После трудов праведных Лео здорово проголодался: он бы не прочь сделать себе бутерброд и освежить интеллект чтением «Нью-Йорк тайме бук ревю» или же посмотреть телевизор, если будут играть «Янки». Он встал с дивана, потянулся и зевнул, с шумом втягивая в себя воздух. Получился странный звук. Может, это клич одинокого гуся? Лео в виде эксперимента развернул плечи и приподнял локти, одновременно сводя лопатки, — вот бы взлететь! — Куда летим? — раздался голос. Лео резко обернулся: — О, привет, Алиса! — Он попытался сделать вид, что у него зачесалась спина. — Ну как тебе, получше? — Мне замечательно. — Алиса была уже одета, на плече сумочка — она собралась уходить. — Я просто зашла сказать до свидания и поблагодарить. Извини за назойливость. — Ничего. — Ее официальность сбила Лео с толку. Он вгляделся в нее попристальнее. Она была очень бледна. — Дать тебе аспирин? — Нет, спасибо. Мне пора. — Ладно. — Лео колебался, не зная, имеет ли право задавать вопросы. Алиса всегда давала понять, что ее личная жизнь — закрытая территория. — Пора куда? — все же осмелился он спросить. — Домой, конечно. Это «конечно» решило его сомнения. Оно было произнесено таким тоном, что Франц Леопольд не удержался и спросил: — Почему бы тебе не позвонить Филу? Он, должно быть, волнуется. Лео тут же пожалел о своей жестокости. Она вся сжалась, словно медуза, в которую ткнули палкой. — Знаешь… пусть потомится. Я не его собственность. — Алиса посмотрела на Лео так, как умела смотреть только она. — «Свистни, и я прибегу. Ты ведь умеешь свистеть, не так ли?» — «Это просто — складываешь губы вот так и дуешь». — Он автоматически закончил цитату из Сэлинджера. Они когда-то любили эту игру. Алиса расстегнула молнию на сумке. — Уверена, что всем задолжала. — Боюсь, что так. Но я заплатил за тебя, поскольку ты… — Заснула, — закончила она и вытащила кошелек. — Пусть будет так. Всего двести сорок семь долларов. Рука ее застыла в воздухе. — Боюсь, у меня нет с собой чековой книжки. Ты не против, если я расплачусь с тобой на следующей неделе? — Разумеется, не против! — Что это с ней? — Отдашь, когда сможешь. Не торопись. — Спасибо, Лео. — Она оттаяла, но только на мгновение. — Извини за мое появление утром. Надеюсь, что не особенно помешала. И кому там сорок? Ему показалось, что брови ее приподнялись, — эдакий все понимающий взгляд. Но ему было плевать на инсинуации. — Она моя студентка, — с укоризной сообщил он, - а это небольшая месть была. — В самом деле? И чему ты ее учишь? Азбуке? А за сороковник я тебе ещё припомню. Лео насупился: — Я выйду, помогу тебе поймать такси. — Нет! Я хотела сказать спасибо, но думаю, что обойдусь автобусом. — Она уже собралась уходить, потом нерешительно обернулась и вдруг подошла к нему своей твердой длинноногой походкой и поцеловала в щеку. Он ответил тем же. — Спасибо за игру и за ночлег. Увидимся. — Увидимся, — эхом откликнулся Лео, провожая ее в коридор. Он открыл дверь и стал смотреть ей вслед. Куда же она пойдет? К подруге? К другому мужчине? Она не сказала, не хотела говорить, а он предпочел не спрашивать. Прекрасно. Франц Леопольд закрыл дверь.