Друзья или...

Простыни были горячими и влажными. Сквозь тонкие занавески ярко светило солнце. Где-то жужжала муха. Лео застонал, не разжимая пересохших губ. Во рту было как в пещере с летучими мышами. Он перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку. Снова это жужжание: не муха, а дверной звонок. Лео с трудом открыл опухший глаз и покосился на часы. Почти полдень. Он перевернулся и с трудом сел. Голова раскалывалась, и мозг заработал не сразу. Хемингуэй, вероятно, почти всегда чувствовал себя именно так, сказал себе Лео и, воодушевленный этой мыслью, натянул джинсы и относительно чистую белую футболку. Орудуя пятерней как расческой, пригладил волосы и поплелся открывать дверь. По дороге что-то впилось в его босую ступню. Ругаясь и прыгая на одной ноге, он отцепил от ступни железную пробку от пивной бутылки и швырнул на пол. Он вспомнил, что Хемингуэй в итоге застрелился. С порога ему улыбалась симпатичная молодая женщина. Лео тоже ей улыбнулся. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы признать в ней одну из студенток, посещающих его семинар по творчеству по вторникам. Кажется, ее звали Кьяра. На прошлой неделе после занятий они отправились вместе выпить. Он был под большим впечатлением от ее умения слушать. — Я думала, вы не будете на меня в обиде, если я забегу по дороге, — смущенно проговорила она. — Вы говорили на днях, что если я окажусь по соседству… Мы собирались немного поработать над моим черновиком, помните? После секундного замешательства Лео обнаружил, что она прижимает к груди стопку книг и бумаг. — Но если я не вовремя… — Нет-нет, — запротестовал Лео. Темные волосы сияющим каскадом рассыпались по ее плечам. Кожа была гладкой и глянцевой. — Время выбрано весьма удачно. Заходите. — Он отошел, пропуская ее в дом, вдыхая свежий запах мыла, который мгновенно унес его лет на пятнадцать — двадцать назад, в школьные годы. — Красивое стекло, — сказала она, любуясь витражом на двери. — Мне нравятся эти старые дома. Они полны такой… — Черт! — Лео скривился от отвращения, до того омерзительной вонью потянуло из комнаты. Картина, открывшаяся его глазам, способна была украсить самый «чернушный» фильм Квентина Тарантино. «А поутру они проснулись…» — Я забыл кое о чем. — Лео потер небритую щеку. — Подождите минутку, ладно? Девица остановилась на пороге. Лео, передвигаясь на удивление проворно, подскочил к окну и раздвинул шторы, после чего обыскал пол на предмет пустых бутылок и окурков и, добавив найденные к уже валявшимся на столе, свернул привычным жестом скатерть узлом за четыре конца и отнес самодельный мешок с мусором на кухню. Вернувшись, он открыл окно, по дороге смахнув с дивана на пол оставшийся мусор, и, взбив одну из диванных подушек, приветливо сказал: — Проходите. Садитесь. Я сварю кофе. Кьяра наблюдала за его действиями, стоя в дверях. На лице ее застыло выражение искреннего, но приятного удивления. Кончик розового языка касался верхней губы. — Что вас так рассмешило? — спросил он. Она улыбнулась шире, открыв ровные жемчужные зубы: — Вы. Лео решил, что сейчас самое время заправить футболку в джинсы. — Вчерашняя вечеринка, — буркнул он. — Я догадалась. Кьяра непринужденно плюхнулась на диван и села по-турецки, скрестив босые ноги. После чего издала мечтательный вздох: — Я люблю вечеринки. — Но не такие, — возразил Лео. — У нас был мальчишник. Карты, пьянка, все такое. Вы слишком молоды и невинны для подобного времяпрепровождения. — Мне двадцать два! — запротестовала Кьяра. — Вот именно. Франц Леопольд удалился на кухню, усмехаясь себе под нос: молоденькие девчонки такие милашки. Он пытался вспомнить, над каким рассказом она работает. Был ли то монолог подростка, собирающегося совершить самоубийство, или рассказ про волка-оборотня? Надо бросать пить. Или хотя бы уменьшить дозу. Пока варился кофе, он нырнул в ванную, нашел таблетки от головной боли и бросил несколько штук в рот, запив стаканом воды из-под крана. Затем выдавил прямо в рот немного пасты из тюбика и растер ее во рту языком. Вот так-то лучше. Очистишь тело — очистишь мозги. Память благодарно откликнулась на заботу. Наконец-то он вспомнил, что Кьяра подошла к нему, когда он выходил из аудитории, спросив что-то про «Шум и ярость». Он хотел узнать о ней побольше. Но и после трех пинт пива продолжал говорить о литературе вообще и о своей роли в ней, затем просто о себе, польщенный ее вниманием, умело избегая опасных вопросов о модальности и семиотике. Это было совсем не просто со студентками самоучками и недоучками. Порой они оказывались знакомы с окололитературным жаргоном лучше, чем он сам. Настала полночь. Как-то так получилось, что они не добрались до самой Кьяры, хотя Лео смутно припоминал, что она говорила, будто работает секретарем и родилась и выросла в одном из этих унылых промышленных городов, то ли в Питсбурге, то ли в Нью-Лондоне. Он, должно быть, дал ей свой адрес и полупрозрачно намекнул, что она может зайти, когда они расставались, но об этом Лео напрочь забыл. В самом деле, пора завязывать с алкоголем. Вернувшись с кофе, Лео застал Кьяру за изучением его книжных полок. — Сколько книг! — воскликнула она. — Просто не верится, что вы все их прочли. Ему тоже не верилось. — Издатели присылают мне книги на рецензии, — сказал он, скромно пожав плечами и пролив при этом кофе. — Позвольте мне. — Кьяра взяла поднос, наполнила чашки, добавила молока из пакета, и все это — экономными и продуманными движениями. Лео тем временем развалился в кресле. — Наконец-то я увидела, как живет Франц Леопольд Дракас, настоящий писатель, — сказала Кьяра, усаживаясь на диван. — Вы и не представляете, что это для меня значит! Лео мельком окинул взглядом комнату. Кипы старых журналов на полу. Плафон торшера соскочил с металлической стойки, когда кто-то наткнулся на него вчера вечером. Запах травки все еще витал в воздухе. — Вы уж простите за беспорядок… — Творчество и порядок несовместимы. Писательский труд требует полной отдачи. Когда соседка по комнате упрекает меня за беспорядок, я выхожу из себя. Иногда хочется поразмышлять в одиночестве. Записать свои мысли. — Она сделала паузу. — У вас такое бывает? — Именно. — Лео ощутил знакомое беспокойство, смешанное со страхом. У него не было привычки записывать собственные мысли. Замысел рождался и зрел лишь в его воображении. — Но у вас, наверное, нет соседа по комнате, который бы вам досаждал? — Кьяра, склонив голову набок, вопросительно посмотрела на Лео. — Что? О нет. Терпеть не могу делить свою жизнь с другими. — Даже… с женщинами? — Особенно с женщинами. Все эти войны насчет того, кому выносить мусор или кто виноват, что молоко прокисло. Зачем это мне? Я хочу делать то, что мне нравится. Кьяра кивнула: — Одиночество — удел настоящего художника. — Это верно. Для двадцатидвухлетней американки у нее был очень неплохо подвешен язык. — Лео, а вы кто? Джек и глазом не моргнул. — Как кто? Писатель, наверное. — Нет, какой у вас знак Зодиака? — Кьяра рассмеялась. — Подождите, попробую угадать. — Она нахмурила брови, словно оценивала альтернативы. — Так, подумаем… Вы — творческая личность, чувствительный, умный… — Продолжайте. — …Немного эгоистичный. Так… Водолей? — Понятия не имею. Я родился первого февраля, если это вам о чем-нибудь говорит. — Я знала! — Кьяра захлопала в ладоши. Ее карие глаза округлились. — Иногда мне даже страшно бывает от своего дара. Наверное, это потому, что я Стрелец в противостоянии со Скорпионом. Лео не имел представления, о чем она говорит, но она была такая ладная и бойкая, что он улыбнулся. — Я хотела бы вас кое о чем попросить, — сказала Кьяра, вытащив из сумочки ручку и потянувшись к стопке принесенных с собой бумаг. У Лео упало сердце. Он не хотел убивать субботу на анализ чужой отвратительной прозы. Она протянула ему книгу: — Я знаю, это избито, но не могли бы вы… Лео узнал сборник своих рассказов, самый первый, положивший конец написанию бредовых рецензий в периодические издания. И к тому же в твердой обложке. — О, не надо было тратиться. — Я купила его на распродаже, за полцены. Ну разве не удача? Лео нахмурился. Авторам не очень-то нравятся подобные откровения. Он открыл книгу на титульной странице, взял ручку у Кьяры, подумал и написал: «Кьяри от денди», размашисто расписался и вернул книгу девушке. Кьяра благоговейно погладила пыльный переплет: — Если увижу свое имя на изданной книге, умру от счастья. — У вас будет на редкость короткая карьера. Кьяра рассмеялась и прижала книгу к себе крепко. — Послушайте, — сказал он непринужденно, — что вы делаете сегодня вечером? — Я? — У Кьяры брови поползли вверх. — Ничего особенного. А почему вы спрашиваете? — Вы могли бы оставить мне свою рукопись почитать, с тем чтобы за ужином мы ее обсудили. — Только вы и я? — Только вы и я. — Но сегодня суббота, — кокетливо улыбаясь, протянула Кьяра. — У вас, должно быть, есть свои планы. Разве нет никого… — Никого, — твердо ответил Лео. — И ничего. Ни планов, ни обязательств, ни… Лео замолчал. Из коридора донесся вопль, затем грохот, потом гневная тирада, и на пороге возникло нечто с белым лицом, одетое в знакомую полосатую рубашку, которую Лео не сразу опознал как свою собственную. А женщина в его рубашке — Алиса. Он совсем о ней забыл. — Простите, — пробормотала женщина-привидение. — Ох! — Она поморщилась от солнечного света и закрыла лицо рукой, после чего, шатаясь, побрела через комнату в ванную, по пути запустив в Франца Леопольда металлической пробкой. Лео смотрел на нее, лишившись дара речи. Затем хлопнула дверь в ванную. Затем оттуда донесся звук изрыгаемой из желудка пищи. Беднягу рвало. — Мне пора. — Кьяра поднялась. Искорка интереса потухла. — Но вы только что пришли! — Лео вскочил с кресла, загораживая дверь. Он готов был задушить Алису. — Послушайте, вы даже и кофе не допили. Сядьте. Кьяра покачала головой: — Мне надо сделать кое-какие покупки. Да и вы заняты. — Я не занят. Вы ее имеете в виду? Да она просто забежала поиграть в карты и напилась. Не обращайте внимания. — Вы сказали, что у вас был мальчишник. — Пусть бросит в меня камень тот, кто скажет, что она девочка. — Лео нашел собственную шутку весьма забавной и даже рассмеялся. — Она мой старый друг. Старый-старый. В буквальном смысле этого слова. — Он сглотнул. — Ей почти сорок. Кьяра нехотя подняла глаза на Лео. В них он прочел ужас. — Лично мне, — понизив голос, поведал Лео, — становится грустно, когда кто-то в таком возрасте теряет самоконтроль настолько, что его приходится укладывать спать в комнату для гостей. Вы со мной не согласны? Кьяра пожала плечами. — Комната для гостей одновременно служит мне рабочим кабинетом. Из-за этого я не мог работать все утро. Чем скорее я от нее избавлюсь, тем лучше. — Вам решать. — Кьяра взбила волосы. — Это меня не касается. — Хорошо. Так мы сегодня встречаемся? — Не знаю, что и сказать. — Ну давайте же, — уговаривал ее Лео. — Я просто не смогу закончить роман, если вы не расскажете мне о семантике. — Семиотике. — Знаете, я всегда путаю эти слова. Почему бы вам не дать мне свой телефон? Я вам позвоню, как только выпровожу Алису. — Не знаю, — поигрывая локоном, протянула Кьяра. — Может, у меня будут дела. — Все равно. Оставьте на всякий случай ваш телефон. Несколькими минутами позже Лео стоял на тротуаре, глядя вслед Кьяри, которая шла, покачивая бедрами, по улице. Если б только Алиса все не испортила. Лео засунул руки в карманы, набычился. Спасибо, Алиса, что ты свой парень. Вернувшись в дом, Лео огляделся. Хоть бы помогла ему убрать после вчерашнего. Но похоже, она вернулась в кровать нянчить свое похмелье. Мысль о ней, спящей в его квартире, почему-то вселяла беспокойство. Лео в раздумье почесал грудь. Жаль, конечно, ей сейчас плохо, но все имеет свои пределы, даже христианское человеколюбие! Будь он ей мужем или любовником, тут сам Бог велел терпеть, но Алиса даже не его девушка. И вряд ли когда-нибудь станет ею. Фил мог бы о ней позаботиться, он это хорошо умеет. Направляясь к телефону, Лео невольно представил себе, как Фил несет Алисе чай на подносе или взбивает ей подушки. Но как сообщить Филу о том, что его подруга провела ночь в квартире другого мужчины и этот мужчина он сам? Обдумывая ситуацию, Лео подвинул стул к тумбочке с телефоном и принялся листать свою записную книжку. Страницы ее обтрепались и засалились, там и тут на полях были вписаны адреса и телефоны, потом вычеркнуты, над ними написаны новые, обведены, помечены таинственными звездами, некоторые имена читались как криптограммы. «Ирен, сестра Р.» — это кто? «Бар Ангелов — платный» — что это такое? Лео еще помнил те времена, когда страницы были белыми, хрустящими и чистыми, а кожаный переплет сверкал и лоснился и на нем золотым тиснением гордо сияли его, Лео, инициалы — прощальный подарок от Максимилиана, его отчима, «моему замечательному другу». Он частично заполнил первую страницу, предназначенную для информации о владельце. Имя: Франц Леопольд Дракас Третий. Адрес: город Нью-Йорк. Род занятий: писатель. Лео помнил, как его, зеленого юнца, распирало от гордости — еще бы, писатель, да еще с таким звездным именем. Но не прошло и трех недель, как Нью-Йорк сбил с него спесь. В припадке меланхолии Лео вырвал и сжег первую страницу. Сейчас его телефонная книга приобрела приличествующий возрасту солидно-потрепанный вид. Как и ее владелец. Но когда-то белые страницы ее заполнились телефонами и адресами нужных и не очень нужных людей и мест: издателей, кинотеатров, подружек, любимых баров, редакторов журналов, библиотек, спортивных клубов, ресторанов, книжных магазинов, мастерских фотокопирования и, конечно, друзей. Алиса занимала всю страницу: Алиса тут, Алиса там. Он не знал никого, кто переезжал бы с места на место так часто, как она. Вверху страницы красовался адрес того самого прогнившего старого пансиона в Бруклине, куда он приехал в поисках дешевой комнаты в первую неделю своего пребывания в Нью-Йорке. Тогда он увидел ее впервые — длинные белокурые волосы упали ей на лицо, когда, перегнувшись через перила балкона на верхнем этаже, она окликнула его. Алиса поразила его, как может поразить заурядного человека существо, многократно его превосходящее по всем параметрам. Они были одногодками, а он рядом с ней чувствовал себя — сопляком. Она знала, где можно наесться супом и булками на пять долларов, на каких блошиных рынках продается самая дешевая мебель. Как прошмыгнуть на презентацию «чего-то там» и полакомиться бесплатным шампанским. Она знала, в каких кинотеатрах можно просидеть два сеанса подряд, заплатив за один, — просто чтобы погреться. Она представила его своей команде — разнузданной компании «перспективных» художников, актеров и музыкантов, которые вместе дрожали от холода зимой, вытаскивали матрасы на крыши и пожарные выходы летом, сплетничали за кофе и рогаликами в дешевых кафе, одалживали деньги и одежду и заверяли друг друга в том, что они — гении. Алиса славилась своими «макаронными вечеринками», которые устраивала в ознаменование их микроскопических успехов, в конце которых неизменно подавался отвратительный английский десерт, называемый пудингом, который Лео научился делать почти съедобным, добавляя в него толстый слой американского мороженого. С самого начала Джек полюбил ее резкий и острый ум, независимость взглядов и мнений, даже ее насмешки, столь отличные от кокетливых поддразниваний знакомых девчонок там, дома, на Юге. Однажды вечером много лет назад… Джек нахмурился. Он не хотел вспоминать унижение, которое ему пришлось пережить. Он был тогда другим, и Алиса тоже. Он пробежал взглядом записную книжку. Адреса Алисы — на севере города, потом на юге, этот бойфренд, тот бойфренд, эта работа, та работа. Да, десять лет — срок немалый. Они все еще друзья, но у него своя жизнь, у нее — своя. Он нашел номер Фила и позвонил.