•
Yoko Kanno — Von
Ожидание, которое по неведомой причине терзало Гробовщика с того самого момента, как Эвелин увезли в операционную, продолжалось уже больше шести часов. За это время Легенда уже успел сдать косы смерти — свою и напарницы — в отдел кос, сходить в перевязочную, чтобы обработать рану на лбу, и сейчас он стоял напротив окна, выходившего из медицинского отдела на тренировочное поле. Жнецу вспомнилось, как еще с утра Эвелин была обеспокоена заданием, данным ей и Гробовщику начальством, потом какой она была на тренировке. Расслабленная и совершенно не похожая на себя, но, казалось, ей шли любые состояния. И как была она рада, когда Гробовщик назвал ей свое имя. Она все-таки назвала его. Выкрикнула изо всех сил, голосом души и сердца. Этим отчаянным криком Эвелин сумела забраться в самые глубины очерствевшего сердца Легенды. От мыслей Гробовщика отвлек голос медсестры, раздавшийся во мраке ночного коридора Департамента Несущих Смерть. — Эвелин Джен Беррингтон. Семичасовая операция прошла успешно. Вот-вот должна очнуться, пройдете? С полными надежды глазами Легендарный жнец кивнул и направился за медсестрой. На его лицо периодически ложился тусклый свет из проплывающих мимо палат, где находились пациенты, за которыми требовался круглосуточный уход. Наконец показалась палата, свет из которой освещал полы коридора гораздо ярче, нежели все остальные. На секунду у Гробовщика перехватило дыхание, и он поймал себя на мысли о том, что ему явно несвойственно чувствовать себя так. Когда медсестра открыла перед ним дверь, Легенда увидел лежащую на постели Эвелин, от руки которой тянулись пара трубочек к капельнице, стоящей рядом с кроватью. Веки ее были приоткрыты и едва дрожали. Когда он вошел, Эвелин чуть повернула голову в сторону и, полностью открыв глаза, слабо улыбнулась. Гробовщик взял стул, что стоял у входа в палату, поставил его у изголовья кровати Эвелин и присел. Жница молчала, внимательно наблюдая за всеми его действиями, а затем перевела взгляд на обеспокоенное лицо склонившегося над ней Легендарного. — Черт, — девушка улыбнулась, — коленки содрала. — А то, что у тебя дыра в груди, нипочем, — с жалостью растянул губы в улыбке Гробовщик, потом стал вдруг удивительно серьезным и почти шепотом произнес слова, сказанные Эвелин: «А что, если Легендарный жнец не успеет?» — Я просто приду тебе на помощь, и все, — шепотом повторила жница слова Гробовщика, сказанные в тот же день в том же разговоре, что и те ее слова, которые повторил он. — Легендарная жница успела. — Как я вообще мог посмеяться над твоими словами, когда ты заявилась ко мне в лавку в тот самый день, — начал рассуждать Гробовщик, приняв вновь свое излюбленное состояние ухмыляющегося ироничного истерика, — когда она спасает лучшего шинигами в истории, а потом еще и заявляет «коленки содрала», как будто бы никаких серьезных ран и нет. Я поражен! Захихикав, Легендарный откинулся на спинку стула. — Вам пора идти, — сказала так невовремя зашедшая медсестра. Легенда надеялся еще хоть немного посидеть с Эвелин, но ему не позволили — видите ли, больная слишком слаба после операции. Хотя тут просто сыграло чувство собственности и эгоизм Гробовщика, который все-таки признавал, что девушке еще нельзя сильно тревожиться. И жнец вышел, не попрощавшись с Эвелин.Три недели спустя
J.S. Bach: Aria With 30 Variations, BWV 988 «Goldberg Variations» — Aria da capo
Легендарный жнец шел по коридору от отдела диспетчерского управления в сторону медицинского отдела, уставший после плодотворного дня и вечных приставаний Грелля Сатклиффа (липнувшего, в принципе, ко всем), когда до его ушей вдруг донеслись звуки пианино. Мелодия была тихой, размеренной, не резала слуха, а наоборот, вызывала умиротворение в душе и приводила мысли в порядок. Однако Гробовщик ни за что не припоминал, чтобы в Департаменте было пианино. Пойдя на звуки музыки, жнец вышел к отделу жнецов, где обычно отдыхали после работы или наоборот, ждали своих списков душ работники. Фортепиано стояло в углу небольшого холла, где находились белые диваны и кресла. Наверху на нем стояла свечка, в тусклом свете которой можно было немного разглядеть, что происходило в холле. За инструментом сидела светловолосая девушка с прямой осанкой, которую поддерживал послеоперационный бандаж. Ее руки медленными нежными движениями опускались на клавиши, слабо нажимая их и выдавая прелестную тихую мелодию. По тому, как она чуть повернула голову, а затем мгновенно вернулась к игре, было понятно, что она заметила Легендарного. Странно было видеть Эвелин здесь. Казалось, ее должны были выписать из медицинского отдела не раньше следующего месяца. Видимо, регенерация шинигами все же сыграла большую роль. — Что это за мелодия? — в полголоса спросил Гробовщик, взяв табурет, что до этого стоял у стены, и присел рядом со жницей. — Ария из вариаций Гольдберга, — так же тихо ответила Эвелин, не отрывая рук от клавиш, — моя любимая мелодия. Когда я была беспокойной в детстве, мама несла меня в гостиную и садилась играть эту композицию. А я сидела и слушала завороженная. Молчание, снова красивая мелодия не нарушается никакими словами. — Эвелин, — начал Гробовщик, подловив себя на мысли о том, что и он назвал ее по имени впервые, — тогда, несколько недель назад… ты назвала меня по имени. Девушка на секунду перестала играть, но потом продолжила. — Оно… красивое, — минутное молчание. — И мне показалось, что если я не назову его, я не успею спасти тебя. Композиция стихла, руки девушки замерли на клавишах, а взгляд устремился к Гробовщику, который сидел с искренней полуулыбкой, которую едва было видно в темноте. Впервые за много лет жнец почувствовал, как сильно начинает биться его сердце. Этот момент нельзя было портить. — Я успела… поэтому, спасибо, Адриан. В ее исполнении его имя звучит особенно красиво. Приятно, тепло и желанно, и хочется, чтобы она повторяла его снова и снова, возвращая в очерствевшее сердце эмоции и чувства. Но она не скажет, поскольку Гробовщик медленно, чтобы не спугнуть девушку, наклоняется к ней, кладя левую руку на дальний край ее стула, а правой аккуратно обхватывает предплечье руки Эвелин, и так кротко, но уверенно прикасается своими губами к ее.