Луна белой пустыни

***

      Сухов продолжил свой путь через пески, привычно вообразив красную, будто по линейке на карте вычерченную, линию. Сквозь бури и войны, миражи дня и звёздные холода пустынной ночи вёл его этот путь. Всегда прямо. Конечно, Восток, оно дело тонкое, и останавливаться или крюка давать приходилось, не без этого. Но всей душой он стремился в родные земли, рвался свидеться с дорогой женой, хоть словом перемолвиться. Потому и писал в уме письма. Без бумаги и чернил. Знал: всё равно дойдут. То же и путь, не отмеченный нигде, но вечно зримый.       Вой, походящий на скулёж оголодавшей и побитой собаки, песню колючего ветра и скрежет прошедшейся по броне пули единовременно, ясно давал понять, что неподалёку был источник. Также как и весьма бойко разросшиеся деревца. Следовало оставаться начеку и постараться наполнить фляги и видавший виды медный чайник. Сухов огляделся, примечая малейшие детали. Вот неровные полосы пролегли под барханом. Это сползли тонкие струйки песка из-под лап. Вот лёгкую пыль у левого края гряды сносит вбок - ветер натыкается на камни и сворачивает в сторону. Не из тверди ли бьют подземные ключи?       Сухов лёг на песок и бесшумно подполз к кромке дюны, за которой, по его мнению были скалы, укрывающие источник, и осторожно выглянул. Однако на пути несущих пыль воздушных потоков вставала вовсе не горная порода. Покуда Фёдор Иванович не без удивления рассматривал насыпь из огромных скелетов, серебристые ручейки песка медленно, но верно собирались в своего рода лужицы в складках одежды, в такое он впал оцепенение. Однако, вскоре Сухов приподнялся на локте и усмехнулся, от чего задорно вздыбился пшеничного цвета ус, в глазах заплескалось веселье.        – Ишь, кости чудные.       Встав, он продолжал посмеиваться, желая как можно скорее уйти подальше от гиблого места и возможных живых сородичей несуразных чудовищ, чьи останки красноречиво указывали на их странности. Впрочем, рано или поздно он их повстречает.       Сухов мысленно пересчитал патроны. Мало. Ещё есть верёвка, фляги, лопатка сапёрная, нож. Поправил лямку и зашагал вперёд, отряхивая песок с одежды. Из-под пальцев поднялась красная пыль. Фёдор Иванович оглядел песок на ладонях. Каждая крупичка имела цвет достославного Знамени. И ровная полоса, уходящая вдаль, тоже. Слева и справа, сколько хватало глаз, простиралась белая насборенная ткань пустыни. За спиной также к горизонту тянулась линия цветного песка. Сухов поддел песок, на котором стоял, носком ботинка отбросил в сторону. Преодолев границу между краем "дорожки" и прочей пустыней, песчинки поменяли цвет. Очистились.       Хмыкнув, Фёдор Иванович сел, скрестив ноги, и занялся вопросом вплотную. Как оказалось, вглубь песка неведомая краска проникала всего на локоть, локоть же в ширину, и длины неимоверной. Даже пересыпаемая в ладонях горстка песка, пусть и с опозданием, принимала прежний белый оттенок. Однако все, заносимые ветром на полосу пути песчинки красными становились мгновенно. Образ, созданный душой и выдуманный для удобства, обрёл плоть, так сказать, материю. Есть над чем поразмыслить. Но сперва следовало сменить дислокацию на более пригодную для ведения боя, по возможности тихую.

***

      Гриммджоу подкарауливал одного низшего адьюкаса, недавно бывшего гиллианом, достаточно сильного, однако, чтобы продержаться на краю зоны поражения губительной реацу великого васто-лорда, столько, сколько понадобилось на то, чтобы успеть понять, развернуться и убежать. Достаточно сильного, чтобы насытить и избавить от риска регресса достаточно надолго. Гриммджоу Джаггерджак, самопровозглашённый Король-пантера, не имел, пока что, никакой свиты и охотился один. Он улёгся на белом песке в неизменной тени рощицы кристаллических деревьев – верхних веточек особенно раскидистого и толстого древа, растущего в Лесу Меносов. Полосы на стыках щитков костяной брони маскировали его от глаз, спокойствие выжидания без отдельных усилий маскировало его духовную энергию.       Ожидание охотника было прервано внезапно разнесшимся всплеском реацу средней силы. Сбоку мелькнуло что-то алое. Серо? Нет. Осталось и лежит, тянется от дюны к дюне. Вскоре Джагерджак стоял поперёк неведомой красной линии, разделившей бескрайнюю даль Уэко-Мундо неведомо зачем на две части. Прямо на него шёл очень маленький пустой. Не похож, другой. Шинигами? Нет у них запах особый, вкусный. Уровень силы тоже не понятен, вроде не велика, но ясно, что большая часть скрыта.       Неизвестный всё приближался. У него не было дыры пустого, как не было и меча. Впрочем, почти весь покров был белым, а та жёсткая штука на голове всё же напоминала маску. В лунном свете на верхнюю часть лица странного путника ложилась глубокая тень, имелся и символ. "Какой же всё-таки он маленький. Осторожнее." Невнятный пустой остановился и скользнул по его костяному хребту взглядом. Произнёс не громко, но отчетливо, с какими-то странными интонациями:       – Я тебе не враг, иди своей дорогой. А я ищу место для защиты благоприятствующее, как с преследователями разделаюсь, так и дальше вперёд двинусь, тебя не потревожу.       "Что это? Говорит о перемирии. Считает нас равными, или настолько опасен и отчаян, что способен нанести непоправимый урон перед поражением? Вызвал слабым всплеском духовной силы сразу нескольких сильных пустых, но опасается открытого боя. Неужели он настолько голоден и близок к регрессу, что так рискует? И так спокоен." По следам его уже шло двое адьюкасов. Они недавно покинули Лес Меносов и тащили за собой каждый по гиллиану, как огневую поддержку и как закуску. Но больше всего Гриммджоу заинтересовала и ввела в ступор последняя фраза. Не желая искать долгих путей к ответам на свои вопросы, Джагерджак приблизился к незнакомцу на расстояние броска в сонидо и сказал:       – Я позволю тебе устроить засаду вместе со мной, но взамен ты скажешь мне, что означает твоё "вперёд"? Ты говоришь о нём, как о месте. Объясни.