***
Над барханами вставала луна, в холодном воздухе далеко разносились ночные звуки пустыни. Тонко свистел ветер в жестких ветвях кустарника, шелестел песок на чешуях выползшей на охоту змеи, попискивали тушканчики, трещали сверчки, гудели сами песчаные горы. В прочий шум, совершенно не нарушая его, вливалась мерная и мягкая поступь человека. Идущий так давно странствовал по пустыне, что свыкся с ней, понял ее, а потому не тревожил ее обитателей своим появлением. Животные не избегали его, от одного его шага дышащая жизнью пустыня не превращалась в мертвые пески, какими их видят люди. Сколько раз он видел в этих песках смерть, знакомых и незнакомых, врагов, друзей, скольких видел людей живущих одним днем, порывистых и гордых. Чтож, если ты не знаешь будет оазис твоим завтра или нет, то почему бы не пить сегодня воду так жадно? Но, в отличие от родившихся здесь, он помнил, помнил всегда, другой мир. Тот, в котором текут широкие полноводные реки, зеленеют бескрайние леса, ждет жена, которой он каждый день отправляет мысленные письма. Посему он не может в бессмысленной ярости рубить врагов или упиваться вином у костров, весело красть и, смеясь, грабить. Да и кровь его не умеет так кипеть. Он спокоен и внимателен ко всему и ко всем, он идет по прямой, не выдумывая ярких кодексов чести и всегда поступая по совести.***
Сухов неторопливо и целенаправленно шел по пескам, сочиняя послание дорогой Катерине Матвеевне, когда заметил над гребнем соседней дюны темные очертания, извивающиеся и полощущиеся, точно рваные края ткани. Если днем воздух извивается, преломляя лучи, от жара солнца, то ночью источником тепла может быть только огонь. Приблизившись к тому месту, откуда виднелся мираж, Сухов увидел вдалеке довольно высокие для пустыни деревца, блестящие в лунном свете. Он посмотрел вверх и увидел прямо над собой границу двух небес темно синего, усыпанного множеством звезд, с молодым месяцем, и чернильно-черным, без единого пятнышка, с сияющей полной луной. Усмехнувшись в усы путник сделал шаг вперед. Все также скрипел под ногами песок, но не выглядел также. Федор Иванович зачерпнул немного и пропустил меж, мозолистыми от климата и рукоятки пистолета, пальцами. Песок был совершенно белым, как отборная мука, из которой Катерина наверняка сейчас месит тесто для хлеба. Похоже на то, будто бы он перенесся в другую часть пустыни. Тут Сухов почувствовал насколько он устал, на спину давила необъяснимая тяжесть, свежий и какой-то живительный, непривычный воздух будто упирался при каждом вдохе. Бывалый боец и странник превозмог себя, расправляя плечи и вдыхая полной грудью. Посмотрел вокруг внимательным взглядом. Оглянувшись, он увидел сжимающиеся рваные края разрыва в черном небе, которые стягивались вокруг кажущегося отсюда таким светлым и тусклым кусочка звездного неба. Вскоре они срослись окончательно и стало тише, но все равно, даже в этом странном месте давали знать о себе невидимые обитатели, от чуткого слуха не скрывались осторожные шорохи и скрипы. Где-то вдалеке раздался тоскливый вой...