Тетрадь мыслей

С первого курса обучения в Хогвартсе Гермиона поняла для себя одну простую истину: она боится летать на метле. Возможно, это было даже взаимно. Сколько бы она не пыталась, сколько бы часов не проводила в попытках призвать метлу пресловутой командой «Вверх!», та явно насмехалась над волшебницей, едва шевелясь на земле. Тогда Рон сказал что-то в своём духе. Она уже и не помнила дословно, но это не могло её не задеть. Лучшая ученица не способна поднять обыкновенную метлу. Древко упорно не оказывалось в руке, проявляя небывалое безразличие ко всем потугам колдуньи. Потому предложение Малфоя пугало в разы сильнее. Гермиона не была уверена в его намерениях. Если быть до конца честной с собой, она вообще мало что понимала и едва ли отдавала отчёт в собственных действиях, не говоря уже о непредсказуемом юноше. Но что-то внутри неё трепыхалось от надежды и нетерпения, читая простые слова, выведенные аккуратным почерком на маленьком клочке пергамента. Она придумала совершенно нелепое оправдание, покидая ставших родными друзей и ловя на себе странные взгляды, направилась к выходу из общей гостиной. Девушка не догадалась даже сменить школьную униформу на что-то более практичное. Всё же тяга к неизведанному порой была гораздо сильнее здравого смысла. Когда Гриффиндорка подходила к квиддичному полю, где всегда была лишь наблюдателем, её на мгновение словно парализовало. Внезапно накатившая волна страха не давала приблизиться, а рациональный мозг пусть и запоздало, но пытался найти хоть мало похожий на правду, но всё же мотив. Она стояла в тени трибуны, наблюдая за парящим над полем юношей в зелёной форме и не могла сдвинуться с места. Девушка знала, что он её не видел, а потому ещё сильнее было желание забыть обо всём и сбежать, пока не поздно. Наверное, этот исход был бы самым верным, если не сказать ожидаемым. Храбрая Гриффиндорка должна была впервые струсить и сдаться. И эта мысль едва ли не рывком вытянула её из раздумий. Если Малфой и правда хотел её унизить или сделать что похуже, она решила встретить это, как подобает её Дому. Шляпа не могла ошибиться и отправить её не на тот факультет, да и причин сомневаться раньше не было. Так почему же сделать шаг из тени на встречу собственному страху было настолько тяжело? — Почему именно полёт? Она была уверена, что этот голос принадлежит не ей. Кто-то другой заговорил с приземлившимся Слизеринцем, а храбрая Гермиона Грейнджер по-прежнему прислонялась боком к обшарпанной стене трибуны где-то там, позади. — Потому что я ни разу не видел, как ты летаешь. Его ответ заставил задуматься всего на мгновенье. Породил в голове множество вопросов, на которые не было ответов. И понимания по-прежнему не обнаруживалось. Но в чём Гермионе точно не пришлось сомневаться, так это в его желании помочь. Она не могла сказать, зачем ему вдруг понадобилось выбить её из колеи подобными заявлениями, но и отступать уже было поздно. — Я боюсь летать. Слова на грани шёпота, но он услышал. Показалось, что эти три простых слова для него прозвучали громче, чем признание в любви. И это было не так уж далеко от истины, ведь она впервые открыла свои страхи перед врагом. — Я хотел, чтобы ты знала. Мы больше не враги. Голос Забини прозвучал в голове настолько чётко, что на секунду Гермиона забыла, как дышать. Неужели, он говорил не о себе? Неужели она верно поняла его посыл и теперь Слизерин и правда не считает её своим врагом? Это было слишком утрировано, но весь факультет сжался едва ли не до одного-единственного человека, который сейчас стоял в нескольких шагах от неё, крепко сжимая в руке древко метлы. — Не знал, что существует хоть что-то, чего ты боишься. Но ведь ты и не пробовала, верно? Она чувствовала кожей его любопытство и слишком сильно удивилась спокойному, немного повеселевшему тону. Неужели его совершенно не интересует использование подобного факта для очередной издёвки? Неужели они действительно спокойно говорят о том, что ей ни разу не представился шанс полетать на метле? — Мне хватило полёта на гиппогрифе, а затем и на драконе… Может это и прозвучит несколько заносчиво, но на фоне их метла кажется чем-то несущественным. Малфой несколько мгновений не реагировал, словно переваривал услышанное, и Гермиона была готова поклясться, что она видела разгорающийся огонёк любопытства и веселья, постепенно съедающий радужку стальных глаз. — Но ты по-прежнему боишься метлы. Он не спрашивал, не выдвигал теорий и тем более не собирался смеяться. Это было констатацией факта, озвученного ей же несколькими минутами раньше. Но Гермиона по-прежнему не хотела признавать его правоту. — И поэтому ты предложил мне столь сомнительное развлечение? Она не хотела его обидеть. Как бы странно это не звучало, насколько комично бы не выглядело со стороны, Гермиона и правда не хотела начинать их первый диалог, в котором не было и проблеска вражды в таком тоне. Но что-то словно толкало её защищаться. Малфой лишь приподнял бровь, изучая её лицо. Он не мог не заметить складку между нахмуренных бровей и настороженный взгляд. В этот миг отчаянно хотелось верить, что начало хрупкого перемирия разобьётся о стену непонимания причины и следствия. — Я хочу тебе показать полёт таким, каким его вижу я. И буду рад, если мои усилия окупятся твоей улыбкой. – Он замолк всего на мгновенье, а Гермиона почти забыла, как дышать. — Не могу сказать, что до конца понимаю твои чувства, ведь я сижу на метле с самого детства и уж тем более никогда не испытывал перед ней столь сильного страха. Но я хочу попытаться. Грейнджер могла лишь кивнуть, позволяя надежде, живущей в его душе обрести шанс на выживание в пучине, населённой жестокими демонами. — Для начала, тебе нужно привыкнуть к ощущениям. Одежда у тебя не самая удачная, но я даже не против. – Он улыбнулся, заметив, как на её щеках появился неяркий румянец. Всё же нельзя до конца приготовиться к тому, что наблюдал лишь издалека. — Начнём с простого. Ты ведь ещё не забыла, как поднять её в воздух? Юноша опустил метлу на землю между ними, сделав приглашающий жест. Гермиона перевела гневный взгляд на древко, упёршееся в припорошенный снегом песок, словно хотела испепелить. Драко решил не мешать ей, медленно обходя метлу, подкрадываясь к девушке. Грейнджер сделала неуверенный шаг к своему извечному врагу, с опаской выставляя над ним дрожащую руку. — Вверх! Гермиона даже не удивилась, когда метла откатилась от неё на несколько оборотов и замерла на том месте, где до этого стоял Малфой. Драко нахмурился, приближаясь к девушке почти вплотную, не спуская изучающего взгляда. — И что это было? – Едва ли он ожидал от неё ответа. — Ты точно знаешь, как работает эта команда? В его голосе была всё та же порция веселья, а Гермиона хотела провалиться в мягкий песок, покрывший квиддичное поле. Юноша приблизился вплотную, аккуратно подталкивая девушку вслед за метлой. Два шага, и он сократил расстояние между их телами до ничтожного. А Гриффиндорка лишь молча повиновалась его негласной команде. — Вверх! И вновь попытка, оставившая после себя горький привкус разочарования на кончике языка. Грейнджер всегда считала себя устойчивой и сильной, но в такие моменты была готова расплакаться, как первокурсница, которую отругали за недостаточное старание. — Хорошо, кажется, я понял, - его голос раздался где-то позади, вызывая стайку мелких мурашек где-то в районе затылка, — давай попробуем иначе. Юноша обхватил тонкое предплечье, придавая ему устойчивое состояние, и несильно его сжал. Словно заставляя обратить на себя внимание. — Скажи мне честно, чего ты боишься больше: полёта или неудачи в командовании метлой? Он ведь сказал, что хочет понять её чувства, а потому и удивляться столь правильному и обнажающему вопросу было не обязательно. Раньше ей казалось, что она знает ответ на этот вопрос: — Если я не могу даже призвать метлу, то как я буду её направлять, когда окажусь в воздухе? Секунды молчания казались вечностью. Каждое новое мгновенье внутри боролись дикое желание добиться успеха и боязнь неудачи. Особенно угнетало то, что всё это происходило у него на глазах. Словно что-то постыдное, о чём она когда-нибудь обязательно пожалеет. — Пожалуйста, закрой глаза, - тепло, коснувшееся затылка, было неожиданно приятным, наверное, поэтому она подчинилась, — сосредоточься на ощущениях. Почувствуй мою руку, - он мог и не просить её об этом, ведь кроме его прохладной ладони она почти ничего не чувствовала. — А теперь попробуй ещё раз… Просьба, прозвучавшая, как вежливый приказ всколыхнула что-то дремавшее глубоко внутри. Как-то некстати Гермиона вспомнила, что полёты – единственный предмет, на котором она не была конкурентоспособна. Негодование и ущемлённая гордость всколыхнулись в грудной клетке с удвоенной силой и вылились в громкий крик: — Вверх! Только сейчас Гермиона заметила, что он уже не держит её руку, а на затылке нет скопления мурашек, вызванных его дыханием. Девушка открыла глаза, на секунду даже растерявшись от накрывших её чувств. За противоположной им трибуной скрывалось ярко-красное солнце, стремительно окрасившее небо в множество оттенков оранжевого и розового. Но даже это зрелище отходило на второй план, уступая новым ощущениям. Малфой стоял позади, не имея ни малейшего желания скрывать искреннюю улыбку. Внутри теплилась гордость вперемешку с детской радостью и чем-то ещё, упорно ускользающим от чёткой идентификации. Гермиона, залитая светом закатного солнца, крепко сжимала в руке древко метлы.