***
Мои шаги отдаются от стен старинного замка гулким эхом, проникают в черепную коробку и оставляют после себя неприятно зудящий звон. Твоё тело прижимается ко мне, словно ты и правда боишься темноты. Я не использую Люмос, за множество проведенных здесь лет мы смогли выучить все закоулки. Однако на очередном повороте приходится остановиться. Ты врезаешься в мою спину, как несколько дней назад, но сейчас я не чувствую той ненависти. Неужели, я и правда разучился тебя ненавидеть? Мои мысли нарушили шаркающие шаги, едва доносящиеся из другого конца коридора. Ты вытягиваешь шею из-за моего плеча и вновь вздрагиваешь, замечая далеко впереди свет свечи. Звон в голове усиливается, а глаза ощупывают каждый уголок стен, способный укрыть хотя бы одного из нас. Ты дергаешь меня за кофту, а в следующее мгновенье твоё присутствие растворяется в пространстве. И я слепо бегу за тобой, полагаясь на твоё чутьё. Ты скрываешься за поворотом раньше, чем я успеваю это заметить, и впервые за этот вечер я вновь чувствую, как нуждаюсь в твоём присутствии. Твой голос, произносящий заклинание выводит меня из ступора и я срываюсь с места за несколько мгновений до того, как мог быть обнаружен.***
С некоторых пор я уже ничему не удивляюсь. Ты затащила меня в пустой класс, чтобы укрыться от Филча, но без прежних выпадов. Если быть честным: я запутался не только в своих чувствах. Понять, что испытывает несносная Гриффиндорка стало намного сложнее, чем казалось раньше. Она больше меня не ненавидит. Она больше меня не боится. Но она и не любит меня. Что бы она не говорила. — Раз уж мы здесь.. Может, поговорим? Твой голос разрывает тишину, в которой я так нуждался, потому что вопрос слишком внезапен. Неуместный для моего нынешнего состояния. Я разучился говорить ни о чем. — Если не хочешь, я не буду настаивать... Я вижу, как ты мнёшься. Знаю, что ты хочешь говорить со мной именно сейчас. Плевать о чём. И это желание взаимно. — О чём именно? Слишком быстро. Без лишних пауз. Выдаю себя с головой. И едва ли не чувствую, как ты улыбаешься. — Я хотела... Кое-что понять. Точнее, кое-кого. Твой язык заплетается, а голос достаточно громок, чтобы заглушить шаркающие шаги. Я успеваю закрыть твой рот ладонью раньше, чем ты продолжаешь говорить. Рывок, затянувшийся на секунду, отделяющий нас от краха. — Что такое, миссис Норрис? Хриплый голос, сопровождаемый скрипом открываемой двери, заполнил заброшенный класс, выбивая из него воздух для последнего вдоха. Свет свечи не дотягивается до парт, между которыми мы укрылись, но его достаточно, чтобы разглядеть твоё лицо. Во взгляде пляшут завораживающие искры, и желание узнать их значение становится непреодолимым. Дверь захлопнулась так же внезапно, как и раскрылась. Шарканье и противное мяуканье постепенно разлетаются по длине коридора, растворяясь в нём, а я по-прежнему не отпускаю тебя. Я смотрю в темноту, точно зная, где находится твоё лицо, а в следующую секунду я не понимаю абсолютно ничего. Я хочу отпустить тебя и продолжить не начавшийся разговор, но ты подаешься вперед намного раньше, чем я успел сделать хоть что-то. Я чувствую, как рука прижимается к моим губам, невесомое теплое прикосновение и обжигающее дыхание и отказываюсь что-либо понимать. Я ощущаю ладонью твою улыбку и не нахожу в себе сил убрать треклятую руку, разделяющую нас. Слишком близко. Слишком неправильно. Необъяснимо. — Я хотела разговорить тебя, но никак не появлялось возможности. Когда мы были на квиддичном поле и я спросила тебя, нравится ли тебе кто-нибудь.. Ты разозлился и начал кричать, что это не моё дело и я не имею права спрашивать подобное. А потом прибежали ребята и... Это моя вина. Они не должны были тебя трогать. В тот день... Я хотела узнать тебя лучше, чем я предполагала. Я думала, что смогу понять тебя... И мне казалось: что я смогла это сделать. Ведь тогда ты кричал, потому что боялся того, что это я тебе нравлюсь. Ты, должно быть, думал, что я не замечала этого, но ведь ты сам сказал, что я умная так что... Я не могла не догадаться. Я даже не понял, в какой момент ты перестала говорить. Твой голос прочно засел в моей голове, не позволяя до конца уловить суть сказанного. Но взгляд, прожигающий в моём лице дыру явно намекал, что не ответить мне не позволят. — В прошлый раз я сказал, что ты нравишься мне. Нужно было быть решительнее и сказать, что я люблю тебя. Это бы ответило на многие вопросы и мы бы не поругались на целый месяц... Ты улыбаешься и смеёшься, а я понимаю, какая гора свалилась с моих плеч. Мне стоило признаться раньше. Тебе, самому себе, да всем, дракл нас задери. Я не должен был это скрывать. Но и признаваться уже было бессмысленно. В один из самых лучших моментов моей жизни, когда любимая девушка сидит в моих объятиях и смеётся, я вспоминаю лицо отца и его слова о помолвке. И весь мир замирает, сужается до размеров заброшенного класса, наполненного смехом и рассыпается на мелкие кусочки.***
Я раньше и не подозревал, что любить Грейнджер — настолько больно. Не знал, что смотреть в карие омуты и отрицать желание тонуть в них — на грани преступления. Раньше я не знал, что значит "утонуть в человеке". Однако теперь, сидя в Большом зале, не спуская с неё глаз, я осознаю: мне нужна лишь она. И её невыносимые глаза, смотрящие на меня с прежней ненавистью. — Драко? — Забини увлечённо рассказывал что-то про поход в Хогсмид, когда я отрешённо наблюдал за падающими снежинками. Не уверен, что это была первая попытка окликнуть меня, но добавить во взгляд хоть толику осмысленности и заинтересованности я уже был не способен. — Мне начинает казаться, что она сошла с ума... — Задумчивый голос Паркинсон раздаётся где-то позади, но на него реагировать намного проще. Разум постепенно заполняет злость за столь непозволительное поведение. Как Панси смеет говорить о ней? — Мы все уже давно съехали с катушек, — мой голос звучит совершенно иначе. Не так, как задумывалось до этого. Без нужной доли сарказма и злости. Словно все силы пошли лишь на издаваемые звуки. — Я серьезно, сам подумай: ты скоро женишься, а она делает вид, что ей наплевать. И знаешь, что в этом не так, — Панси почти смогла выдать нужную порцию гнева, но на последних словах её голос выдает тревогу..за двоих, увязших в собственном дерьме, — она лишь делает вид. Ей не стоило этого говорить. Я и сам это прекрасно понимаю. Я сам это знаю лучше, чем любой из них. И даже догадываюсь, почему она всё это делает. — Послевоенный синдром, — озвучивает мои мысли Забини, и всё встаёт на свои места. Почему-то сейчас кажется наилучшим решением свалить всё необъяснимое на подобное бредовое предположение, чем... — Даже если так. Мне плевать, — и это, в отличие от поведения Грейнджер, правда. Потому что на идущую позади младшую Гринграсс, действительно, хочется забить. И получается. Не у замерших рядом сокурсников, которые активно пытаются переубедить её. Сказать что-то вроде: — Забей, он так шутит... — Эти потуги вызывают искреннюю улыбку. И прежде, чем они возымеют успех: — Нет, я серьезно. Я не желаю подтверждать договор. Его подписал отец, вот пусть сам и исполняет. Я слышу, как выругался Блейз. Чувствую прожигающий взгляд Панси. Не отрываю взгляда от пробежавшей по гладкой поверхности озера ряби. Почти физически ощущаю, как глаза Астории наполняются слезами. Бесполезными. Не вызывающими ничего, кроме...ненависти. Демоны, уютно занявшие добрую часть грудной клетки, скалились, поджигая изнутри. Я видел её, идущую вдоль каменистого берега и больше не замечал ничего вокруг. Даже закрыв глаза, она по-прежнему вышагивала вдоль стремящихся намочить ботинки волн и что-то шептала про себя. И сердце почему-то замерло, стоило мне прочесть по губам соскользнувшую с них некогда фразу.***
— Что с тобой не так, Грейнджер? — Я боюсь называть её по имени. Боюсь сорваться, впустив слишком глубоко, пока ещё есть шанс всплыть. Она перестает шевелить мои волосы своими тонкими пальцами, зарываясь между прядей. Больше не вздрагивает от звука моего голоса, а это уже что-то... — А что со мной так Малфой? — В голосе нет ничего, что бы выдало прежнюю Грейнджер. Она почти смеется, или лучше сказать — насмехается? Я ловлю выскользнувшую из волос руку и подношу к своим губам. Опаляю её кожу дыханием, замечаю, как она едва уловимо напрягается и вздрагивает. — Я не знаю правильного ответа на этот вопрос... И в который раз ловлю себя на мысли, что не лгу ей. Мои мысли путаются, повторяя движения её пальцев, цепляясь за ускользающие нити. Хотя ответ у меня всё же имеется: я никогда не знал настоящую Грейнджер. И едва ли я могу сравнивать, но... Она замечает, как я медленно отстраняюсь с чётким намерением вернуться в свою спальню. — Драко? — Шёпот прилетает в мою спину слишком неуверенно. И прежде, чем она успевает сказать ещё хоть что-то: — Почему бы тебе не спросить у Поттера, что же в тебе изменилось? Её глаза удивлённо распахнулись, я знаю это наверняка. И это знание почти заставляет развернуться, словно подталкивает заглянуть в карие омуты. — Или лучше узнать это у семейства Уизли? А почему бы и нет? Составлю анкету на всех и... Мимо моей головы пролетала подушка, призывая к молчанию. Я резко разворачиваюсь, встретившись с ней взглядом. — Что-то не так, Гермиона? — Мой сарказм почти ощутимо оттолкнул её. Тело вздрогнуло, поддаваясь непонятному порыву. Она делает шаг, а дрожь не прекращается. На языке появился привкус форменного безумия. Я боюсь близости, Грейнджер. — Мне не важно, — её голос звенит в черепной коробке, — что думают они, — на секунду он приобрёл до боли знакомые интонации: я плохо на неё влияю. — Мне важно, что думаешь ты, — на выдохе, непозволительно близко, сплетая дыхание. Мой взгляд невольно скользит по лицу, стекает на пространство комнаты, и только сейчас накрывает осознание. — У тебя есть прекрасная возможность исполнить своё желание, — я чувствую её учащенное дыхание, и прежде, чем она хоть что-то понимает — разворачиваюсь, прерывая зрительный контакт. Я прижимаюсь лбом к прохладной поверхности двери и надеюсь, что она не пошла за мной. Тетрадь, которая без зазрений совести способна выдать Грейнджер всю мою подноготную, сейчас лежит на невысоком столике в общей гостиной. И остается лишь молить Мерлина о том, чтобы она не исчезла.