Nightcall

      В бараке номер десять уже была подготовлена койка для новобранца. На ней – стопка вещей, которую новенькая тут же тащит с собой в душевую.       Соблазн велик, но, кажется, каждый из нас понимает, что не стоит этого делать. Я вижу, как ерзает на своей койке Кремень, поглядывая на дверь душевой, и как Танк заламывает пальцы. Не сказать, что и мне абсолютно безразлично появление ровесницы в группе.       – Я... Я сейчас туда войду, – неуверенно говорит Кремень. – Сколько можно там сидеть?       – Может, она стала Дороти и вскрылась, – хихикает Чашка, но тут же затыкается, поймав недовольный взгляд Кремня.       – А что значит "вскрылась"? – Наггетс дергает меня за рукав.       – Ничего.       Ему не нужно знать.       Я строго смотрю на Чашку, а она фыркает и отворачивается.       Девчонка выходит из душевой: ее волосы мокрые, на свободной майке темные пятна от воды, левая рука в кожаной перевязке, видимо, доктор Пэм об этом позаботилась, а широкие армейские штаны новенькая закатила до колена. Думаю, что Резник устроил бы ей выволочку за такое. Она бросает оставшиеся вещи на свою койку и тихо садится.       В бараке воцаряется неловкое напряженное молчание. Никаких подколок. Никаких грязных шуточек. Никто не строит из себя крутого. Мы просто не представляем, как нужно себя вести. Я, кажется, боюсь лишний раз вдохнуть.       Она не смотрит в нашу сторону – стесняется или ей все равно? А может, она ждет, что кто-то из нас заговорит первым? Но никто не собирается говорить: Кремень уткнулся в какой-то журнал и лишь исподлобья поглядывает на девчонку, Танк краснеет, Дамбо лег, будто бы собирается спать, интерес Умпы спал еще на ужине, Кекс чистит свое оружие, Чашка показательно отвернулась от новенькой, и только Наггетс с интересом разглядывает ее, думая о чем-то своем. А я не говорил с девчонками уже очень давно. Бену Пэришу это было легко, но не Зомби.       Вот она оглядывает нас, но останавливает взгляд лишь на Наггетсе и затем быстро отводит глаза. Я вижу, что ей хочется заговорить, но по какой-то причине девчонка этого не делает. Новенькая поправляет мокрые волосы, и темные пятна проявляются на новых участках майки. Она поджимает губы и тихо ложится, хотя койка все равно скрипит под тяжестью ее тела. А со спины она кажется еще меньше – такая хрупкая, что страшно дотронуться, не то что швырнуть на землю, как это сделал Резник.       И снова тишина.       А я ловлю себя на том, что слежу за тем, как она дышит, как поднимается и опускается ее левое плечо. Я отвожу взгляд.       Наггетс вдруг вскакивает со своей койки и уверенными шажками идет к новенькой. Когда он садится рядом с ней, девчонка вздрагивает и оборачивается.       – Я Наггетс, – он уверенно протягивает ей свою маленькую ладошку.       Новенькая удивленно оглядывает малыша, садится и только затем берет его ручку в свою.       – Очень приятно, – она улыбается, и мне это кажется странным – то, как преображается ее лицо. Оно кажется мне смутно знакомым... Неважно. – А я...       – Никаких имен! – встревает Кремень, отложив журнал. Думаю, ему просто хочется привлечь внимание. – Резник еще не дал тебе кличку, поэтому пока ты никто.       Наггетс хмурится и надувает губы. А лицо девчонки мгновенно становится таким же бесстрастным, как и в строю. Кажется, ее совершенно не колышет замечание Кремня. И как только малыш оборачивается к ней, улыбка вновь играет на ее губах.       – Значит, я Никто, – она улыбается и живо трясет их с Наггетсом рукопожатие.       Наггетс хихикает. Мне не нравится взгляд, которым он смотрит на новенькую – наивно счастливый, будто бы этого момента он ждал с тех пор, как попал сюда.       – Ты похожа на Кэсси, – говорит вдруг Наггетс.       Опять завел свою шарманку.       Новенькая чуть сжимает ладошку мальчика и серьезно смотрит на него. Однако не так, как это делает кто-то еще, в этом взгляде есть что-то такое, чего нет у других здесь. Будто она знает, чего хочет Наггетс и что ему нужно дать.       И она знает. Знает, потому что у нее был свой Наггетс, как у меня была Сисси.       – Кто такая Кэсси? Расскажешь? – она словно играет с ним.       – Она моя сестра, и она обещала забрать меня отсюда, – доверительно сообщает мальчик.       Чашка демонстративно громко фыркает, а Танк цыкает. Девчонка бросает осуждающий взгляд в их сторону, но тут же возвращает свое внимание к Наггетсу.       – Вы с Кэсси похожи, – продолжает малыш. – Только она красивее.       Новенькая смеется, а Наггетс недоуменно глядит на нее.       Странное зрелище, нехарактерное для барака номер десять.       Я улыбаюсь, но стараюсь спрятать улыбку, потому что ситуация глупая.       – Я тебе верю, – девчонка ерошит пареньку волосы, а он отмахивается и старательно сдерживает смех. Наконец-то кто-то говорит, что верит ему, а не ставит под сомнения его слова. Но стоит ли ее ложь того?       – Что с рукой? – спрашивает Дамбо.       – Что с ушами? – передразнивает его Чашка.       Дамбо краснеет и отворачивается от нее, а новенькая как-то странно смотрит на мелкую.       – Глушитель, – говорит она, и Чашка напрягается, будто услышала что-то запретное. – Как тебя зовут?       – Не твое дело, суч...       – Чашка! Заткнись! – собственный голос доносится до меня будто из другого измерения.       Все смотрят на меня: парни удивленно, Наггетс испуганно, у Чашки дрожит нижняя губа, а новенькая... с интересом?       Поздравляю, Зомби! Этого ты добивался?       Свет внезапно гаснет, сообщая об общем отбое.       Наггетс, как по команде, вскакивает с койки девчонки и, шлепая ногами по полу, бежит до меня, готовый читать молитву перед сном. Чашка бубнит про себя что-то про новенькую, душ и меня. Плевать.       Когда мы с Наггетсом молимся, в бараке стоит тишина. Но сегодня все как-то по-особенному, – у нас новый слушатель.       После молитвы все ложатся по своим местам.       Изобретать новый изощренный способ избавиться от сержанта Резника нет настроения, хотя то, как он обращался с новенькой, мне совсем не понравилось. Бен Пэриш не терпел, когда обижали девчонок. А Зомби пришлось молчать, потому что ругательства, свалившиеся на голову новенькой, не были вне закона здесь. И я ловлю себя на том, что думаю о девчонках, с которыми встречался. Но не как обычно располагаю их в разном порядке, а сравниваю с той другой, на койке неподалеку от меня. Я знал много красивых девчонок, но в этой было то, чего я, кажется, сознательно ищу, – уязвимость и потребность в защите. Моей защите. Я достаю из тайника под койкой медальон Сисси и прижимаю к сердцу.