Nightcall

      Мы безнадежны. Худшая группа в лагере. Так говорит Резник. Поэтому к нам присоединяют еще одного новобранца.       – Девка, – фыркает Чашка и морщит нос, словно та заражена "красной смертью" и уже разлагается.       Ее задело появление Наггетса, ведь теперь он самый младший в группе. А сейчас она вообще ничем не будет выделяться среди нас; она больше не особенная.       Кремень ухмыляется.       Новенькая, примерно моя ровесница, появляется на вечерней перекличке и просто встает в строй между Кремнем и Танком; она кажется какой-то неуместной здесь: грязного цвета волосы, затянутые в высокий хвост на затылке, неестественно белое лицо, будто ее сейчас вырвет, и в таком же белом комбинезоне, который ей явно велик. Она смотрит только вперед, поддерживая за локоть свою левую руку. Слишком спокойная и задумчивая для новичка. Даже Резник не производит на нее никакого впечатления. Но это ненадолго.       – Так-так, что-то новенькое?       Начиная с Кремня, мы мигом встаем по стойке "смирно", а новенькая продолжает поддерживать руку. Она совершает свою первую ошибку.       Резник оглядывает ее сальными свинячьими глазками с ног до головы и в один шаг оказывается с ней нос к носу. Девчонка не дергается, лишь на секунду зажмуривает глаза.       – Боже, какое чудесное создание! Так бы и зацеловал эти нежные щечки! Вы только посмотрите на эту милашку! Знаешь, рядовой Зомби, я рад, что мать все же родила мальчишку.       Мягко стелет сволочь.       – Уверен, уже в роддоме было ясно, что из малютки вырастет кокетка. Вы только посмотрите на эту позу! Грация молодой лани, которую я застрелил в детстве. Кейт Мосс сраного Апокалипсиса!       Рябая морда Резника краснеет, а слюна изо рта брызжет в лицо новенькой. А она смотрит прямо перед собой, сжав зубы. Ничего, не маленькая – потерпит. Сама нарвалась.       – Красавица моя, здесь тебе не бордель, где ты можешь изгаляться, как захочешь. Сотня!.. Нет, две!.. Три сотни отжиманий! Чтоб твои руки раз и навсегда отсохли и висели по швам! Приступай!       Я чувствую, как дергается рядом Кремень. Он понимает, что она вряд ли отожмется и тридцатую часть того, что хочет Резник. Я тоже это понимаю. А для новенькой сама цифра становится шоком: ее глаза, неестественно бледные, широко распахиваются, и она едва шевелит губами, как рыба, выброшенная на берег.       – Что? Хочешь к мамочке? Отжимайся, рядовой! – рявкает сержант.       – Сэр! Не могу, сэр!       У девчонки дрожащий и хриплый голос, хотя она пытается придать ему уверенности и громкости. Получается паршиво. Но пусть получит звездочку за попытку и за умение отвечать на вопросы сержанта.       – Где твоя семья, рядовой?       Резник серьезен, но будто бы смягчается, по крайней мере, новенькой должно так показаться, потому что именно этого он хочет.       – Сэр, семья рядового умерла от чумы, сэр.       Она продолжает стоять как прежде, а Резник неотрывно смотрит на ее пальцы, сжимающие левую руку чуть ниже локтя.       – У тебя были братья или сестры, рядовой?       – Сэр, младший брат, сэр.       Девчонка немного расслабилась, я слышу это в ее голосе. А он только того и ждал.       Резник хватает новенькую за грудки, сокращая расстояние между их лицами до минимума, так, что девчонка чуть ли не отрывается от земли.       – Так вот, слушай меня сюда, бесполезная дрянь! Тебе стоило сдохнуть вместе с ними и сделать нам всем большое одолжение. Ясно, рядовой?       – Сэр! Да! Сэр!       Ее голос срывается, будто девчонка вот-вот заплачет.       Я слышу, как довольно хмыкает Чашка, и как сглатывает Танк, потому что все происходит прямо у него под носом.       Резник грубо швыряет новенькую на землю и приказывает ей отжиматься. А она продолжает держаться за руку, будто бы та отвалится, если этого не делать.       – Сэр! Я не могу, сэр...       Она не плачет, старается держаться сильной, но я, как и Резник, понимаю, что эта стена дала трещину.       – В чем дело? Боишься сломать ноготок?       – Сэр, нет, сэр!       Собственное бессилие, должно быть, выводит ее из себя. Я не могу посмотреть на нее, но я слышу надрывные нотки в ее голосе.       – Вот именно, что нет, рядовой! Ты сотрешь свои прелестные ручки до кровавых мозолей и будешь жалеть о том, что не сдохла от сраной чумы вместе со своими гребаными родителями!       Резник ставит ей на спину ногу и прижимает к земле.       – Рука, сэр! Она не работает! – яростно выкрикивает девчонка после того, как ее спина хрустит под тяжестью сапога.       – Что ты сказала?       Тишина.       Сержант убирает ногу со спины новенькой и опускается возле нее на корточки, пропадая из моего поля зрения.       – Что ты только что сказала, рядовой?       От голоса Резника тебя начинает знобить, и холодные, скользкие пальцы ужаса царапают спину.       – Сэр, последствия разрыва плечевых сухожилий, сэр!       Тишина.       Сержант встает и смотрит на девчонку, лежащую у его ног.       – Что ж... у тебя есть вторая рука, рядовой.       Она не справляется, только воет и шлепается на мерзлый асфальт, когда Резник насильно заводит нездоровую руку ей за спину. Она не отжалась ни разу.       – Ты позор рода человеческого, рядовой, – сержант рывком поднимает девчонку с земли и ставит на ноги.       Она, крепко вцепившись пальцами в больную руку ниже локтя, кусает губы; ее нос красный, как и глаза, но, тем не менее, она не плачет. Еще нет.       – И поверь мне, лучше тебе оказаться темной лошадкой, чем очередным недоразумением. А-то в пятьдесят третьей группе новобранец неожиданно станет Дороти и будет ликвидирован.