Не сотвори себе кумира

Когда я поступил в Лаик, мне казалось, что полгода – огромный срок. А теперь позади экзамены. Завтра – Фабианов день. Прощай, старое аббатство, здравствуй, новая жизнь. То, каким трудом далось мне первое место в выпуске, знаю только я. Так лучше – не годится наследнику Колиньяров жаловаться на то, что пришлось день и ночь корпеть над учебниками. Да, все решил фехтовальный поединок – спасибо учителю-кэналлийцу. А кому – не этому борову, носящему гордое имя капитана Арамоны. Как он вообще может учить нас держать шпагу? Зато по остальным предметам экзамены велись строго. Словесность, астрономия, математика… Один раз, когда я готовился, вдруг закружилась голова, перед глазами все поплыло. Привела меня в чувство сильная пощечина. Я открыл глаза – рядом стоял… Паоло. - Идем со мной, - позвал он, глядя на меня черными провалами глаз. Я не мог произнести ни слова. Не от страха – как раз страшно не было, просто почему-то пропал голос, время застыло, подобно мухе в янтаре. Пришел в себя я, лежа на полу, а вокруг столпились перепуганные однокорытники. - Паоло, - прошептал я, - он приходил за мной. - Врача надо, - сказал Валентин, протягивая мне руку. Вдвоем с Северином они помогли подняться. Врач сказал, что ничего страшного, просто надо отдохнуть. Но какой может быть отдых, если впереди – первое место в выпуске? Капитан был на редкость трезвым, нарядным и со своей капитанской перевязью выглядел почти полковником. Он явно чувствовал себя героем – забыл и про Сузу-Музу и про нечищеный вертел. Нас вывели на плац, построили в ряд, и началось действо. Трубы пели, как в Судный День. Герольд возвестил, что унары готовы принести присягу Лучшим Людям, не чьих плечах держится Талиг. Нам всем было велено стоять, не щуриться, не моргать, не дергать головой и еще полдюжины всяческих «не». За этим следил генерал-церемониймейстер – отец моего друга. Поэтому виконту Манро было хуже всех. Даже веснушки ярче проступили на побледневшем лице. Многие из нас знали, кто выберет их в Фабианов День. Северин говорил, что его возьмет друг отца, Константин Манро был выбран вассалом графа Манрика. А вот со мной была неясность. Нам запретили вертеть головой и пялиться на галерею, но я сумел посмотреть туда, где возле Их Величеств сидел мой кумир. Сердце снова забилось невпопад. Да, я знал, что Алва не берет оруженосцев, но может быть, сделает исключение… Может, его попросил герцог Колиньяр? Хотя – нет, если Ворона попросить, то он сделает наоборот. Оставалось только ждать. И попытаться не думать ни о чем. Просто стоять, слушать, как маршал фок Варзов вызывает близнецов Катершванц в родовые земли. Как адмирал Талига Рамон Альмейда выбирает Альберто Салину. Сердце колотилось так, что стук отдавался в ушах барабанным боем. И вдруг… - Эстебан Сабве. Я, Людвиг, граф Килеан, комендант Олларии, прошу и выбираю Эстебана Колиньяра, лучшего из фабианцев. Нет, этого не может быть. Я легко взбегаю по лестнице, подхожу к креслу цивильного коменданта, встаю на одно колено. - Я, Эстебан Сабве из дома Колиньяров благодарю коменданта Олларии за оказанную мне честь. Я клянусь служить ему и в его лице служить Талигу. Затем прикасаюсь губами к морщинистой руке и встаю за креслом. На безымянном пальце Килеана сверкает изумруд. Мистерия продолжается. Вскоре на площади остались только Луитджи, Карл, Анатоль, да надорское недоразумение, носящее гордое имя Ричард Окделл. Еще торкские близнецы, но они не в счет. Еще во время последнего выходного отец рассказал мне, что Сильвестр на Совете Меча дал понять всем дворянам, что присутствие герцога Окделла в столице нежелательно. Я был прав, никому не нужен Повелитель скал. Его отправят в Надор, конечно если кто-нибудь сердобольный не пристроит его в Торку. Вот он, сын мятежника. Стоит – мне с галереи его прекрасно видно. В серых глазах сверкают невыплаканные слезинки, кулаки сжимаются. Пробила пушка. Полдень. Сейчас труба сыграет в последний раз – и все, прощай, надорский герцог, езжай ловить моль в обветшавший замок да Эсператию читать. И вдруг: - Ричард, герцог Окделл. Я, Рокэ. герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу. Всё! Вот так и рушится мир. Я зажмуриваюсь, чтобы понять, что я не сплю и все это – не отголоски болезни. А тем временем вепреныш поднимается на галерею и произносит клятву. Он говорит чётко и громко, но почему-то я улавливаю лишь последние слова. - Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору, если я предам своего господина. В душе черной волной подымается обида и злость. «Почему? Почему – он, а не я? Себастьян Колиньяр и Алонсо Алва были друзьями, а Рокэ и Эгмонт – злейшими врагами, иначе не стал бы Ворон убивать мятежного Окделла на дуэли». Теперь ненавистный Ричард будет носить черно-синий колет, сопровождать герцога Алву во дворец, ездить на дорогом мориске. Хотя, насчет последнего – неясно, но не потерпит же Ворон, чтобы его оруженосец разъезжал по столице на неказистой лошаденке. Теперь все будет для него, Окделленыша. А мне останется дом Человека Чести, скучный и унылый, как сам цивильный комендант. И проторчу я в столице все время. Три года – закатному коту под хвост. Хочется закричать в безумно яркое и высокое небо: - Почему? Зачем вы выбрали его? Но я должен держаться. Никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не умею «держать лицо». Вот только на душе – пустота. Тем временем все начинают расходиться. Я следую за моим эром, и вскоре мы останавливаемся у ворот особняка Килеанов. - Проходите, Эстебан, - говорит мне эр Людвиг, - вот мой кабинет. После нашего разговора слуга покажет вашу комнату. - Хорошо, эр. Невольно думаю, что сейчас Ричард сидит в кабинете Рокэ Алвы, а Ворон угощает его вином. От досады кулаки сжимаются так, что от ногтей остаются на ладонях темные полоски. - Итак, вы должны будете ездить с корреспонденцией в казармы и туда, куда я прикажу вам доставить ее. В свободное время ваша обязанность – читать книги, большей частью по управлению, и военные трактаты. Потом будете пересказывать мне содержание. - Хорошо. Какие еще будут обязанности? - Фехтовальные тренировки будут с утра. Но думаю, вы фехтуете неплохо, раз уж стали первым в выпуске. Это «первым в выпуске» режет слух. Разве я старался для того, чтобы три года служить немолодому скучному человеку? - Меня учил кэналлиец. - Вот, думаю, ваш учитель будет заниматься с вами и впредь. - Об этом я должен спросить у отца. Но, полагаю, он не будет против. - Вы можете провести вечер в кругу семьи. «Вот этого мне сейчас меньше всего хочется», - думаю я. Но ничего не остается, кроме как кивнуть. - Заодно, возьмете из дома свои вещи. - Благодарю, эр Людвиг. Дома ничего не изменилось. Зато изменился я сам. Отражение показывает мне бледное лицо и круги под глазами. Да-а, вид у меня – Изначальных Тварей пугать. В честь дня святого Фабиана дома праздник. Отец и дядя наливают вино, которое кажется, горчит похуже тинктуры. Мне говорят, что семья гордится мной, что граф Килеан – достойнейший человек, хоть и из старой знати. И прочие слова, которые полагается говорить в таких случаях. Улучив момент, дядя выходит со мной во двор: - Ты на выходца похож, Эстебан. Прекрати! Всем понятно, что Алва взял себе мальчишку, как утеху на замену Придду.