Не потерять

Мерлин спит тревожно. Волшебник ворочается во сне, постоянно просыпаясь в холодном поту. Его сны мрачные и тоскливые, так же, как и у него сейчас на сердце. Что-то невыносимо и жутко тягучее расползается внутри него, обволакивая тело и душу. Мерлин никак не может понять, что это, и как от него избавиться. В лекарской темно и душно. Гаюс спит спокойно, тихонечко бормоча что-то во сне, и сейчас волшебник завидует ему. Все, чего он сейчас так желает — спасительный сон, который не сжалится над ним и не придет. Чародей чувствует жажду и тянется к жестяной кружке, чтобы налить воды, заботливо припасенной с вечера. Мерлин жадно делает глоток в надежде, что это спасет его, но гложущее и пожирающее чувство не проходит. Тогда в бессилии он брызгает в лицо холодной водой, пытаясь освежиться. Но легче от этого ему не становится. Эмрис наскоро одевается и, бросив быстрый взгляд в крохотное окошко и убедившись, что за окном льет дождь, хватает со спинки стула коричневую куртку. Медленно и тихо, на цыпочках, пробирается великий маг по комнате к выходу, чтобы не разбудить старого лекаря, погруженного в объятия ласкового Морфея. Волшебник бредет по коридору огромного замка, заблудиться в котором проще простого. Но Мерлин уже знает наизусть все ходы и выходы, ведь цитадель стала для него родным домом. Неподалеку от главного входа есть сад с прекрасными благоухающими цветами. Здесь есть, казалось бы, все цветы, которые только существуют в мире: розы, хризантемы, пионы... И пусть на дворе гуляет дождь, и холодные капли, падающие с неба, заставляют ежиться, Мерлин идет туда. Ему всегда нравилось быть там и вдыхать нежный и такой приятный цветочный запах. Он часто приходил в это место, чтобы побыть одному и привести мысли в порядок. Он открывает калитку и издает удивленный вздох. В десяти метрах от него стоит человек, повернутый к нему спиной. На нем большой плащ, но Мерлин без труда узнает непрошенного гостя. — Моргана... Как давно он не произносил ее имени! Сейчас все говорят о ней, как о первом враге королевства, произнося лишь грубое и злое "ведьма". Но как же прекрасно и сладостно ее нежное имя! Колдунья резко оборачивается и бежит к нему. Совсем близко она останавливается, не решаясь сделать еще один такой трудный, но такой нужный шаг. Она лишь смотрит в глаза Мерлина, а потом опускает взгляд. — Я пришла к тебе, потому что больше так не могу. Слезы градом катятся из ее глаз, орошая ладони волшебника, которые так крепко держит в своих руках Моргана. Она склоняется к ним и целует его руки, пальцы, вдыхая аромат свежескошенной травы. Ведьма плачет, и ее рыдания, кажется, проливаются вместе с дождем на землю. — Я не могу так больше, Мерлин, не могу! Я натворила столько ужасных вещей. Я погубила твоих друзей, чуть не убила Гаюса, пыталась уничтожить Артура и Гвен. Все ненавидят меня, и ты... Ты, наверняка, тоже меня ненавидишь, — шепчет она, утыкаясь лицом в раскрытые ладони чародея. Мерлин пытается успокоить колдунью и легонько отталкивает ее от себя, но Моргана понимает это по-другому. — Да что там! Я сама себя ненавижу, Мерлин... Так больше не может продолжаться, и я заслуживаю...смерти. — Моргана... — Ничего не говори, я знаю, что я права, — с этими словами она достает из рукава плаща острый клинок, подаренный когда-то Артуром. Девушка впихивает его в руки Эмриса. — Я заслуживаю этого. Убей меня, потому что сама я не смогу. Я закалила его дыханием Эйсузы. Мерлин, опешив, хватает колдунью за плечи и трясет, желая привести ее в чувство, но Моргана настойчиво вкладывает в его руки клинок. Она уже не может остановить рыданий, сотрясающих ее грудь, и уже становится больно плакать. Тогда Эмрис берет ее за запястья и сильно сжимает их, до боли. Колдунья выбивается, но ничего поделать не может — когда-то худой и хилый паренек оказывается очень сильным, и против него Моргана словно муха, бьющаяся о непробиваемую стену. Клинок выскальзывает из ее хрупких ладоней и падает на каменную вымощенную дорожку сада. Мерлин крепко, чтобы не сбежала, прижимает Пендрагон к себе. Спустя некоторое время она перестает сопротивляться и брыкаться и затихает, но рубашка мага наскозь пропитывается ее слезами. — Мы обязательно выберемся из всего этого.